Праздник - Вальдберг Геннадий. Страница 8
- Не может быть! - Лариса взяла сигарету, повертела перед глазами. - А еще говорили... - и вдруг рассмеялась. Сначала хотела расстроиться, но смех сквозь обиду прорвался. И так заразительно вышло, что Лешка тоже не удержался.
- На, другую возьми, - раздавила она окурок в консервной банке.
- Нет. Не хочу... Ха-ха-ха, - Лешку прямо трясло. - На экспорт дрова нам прислали!
- Напрасно. Бери!
- Хорошо, - и сунул сигарету за ухо. - Сначала с витриной покончу.
Теперь и витрина стала другой. Мазок и шлепок - кисточка летать по этой витрине хотела.
- Я тебе ее как витраж распишу! Пикассо от зависти лопнет!
Лариса снова села на стул, но ногу на ногу класть не стала. Сдавила колени, а потом и халатом укрыла.
- Ты не сердись, - уже не смеялся Лешка. - Со мной так бывает.
- Что бывает? - не поняла Лариса.
Но Лешка не ответил, намазал синим над Кремлевской стеной, наплел пучки облаков (амурчиков только б сюда!) и проткнул лучом солнца.
- Раскрыться всегда тяжело, - сказал он. - То есть, собою сделаться. Ведь здесь не поймешь, наобум тычешься - то ли сердце замрет, то ль от смеха подавятся.
Облака получились тяжелые, вот-вот край стены зацепят
- и он подмазал их синим, загнал чуть повыше.
- Ведь я тебя обидеть хотел.
- Зачем же обидеть? - ларисины глаза тоже вверх потянулись.
- А так. Чтоб свое при себе оставить. Мол, моя тайна - это моя. Пусть-ка другой сперва раскошелится.
- А ежели нет?
- Чего нет?
- Тайны никакой нет?
- Так не бывает. Она у каждого есть, - но на минуту перестал рисовать. - А ежели нет, то и жить не стоит.
- И какую ж ты тайну придумал?
- Э-э, так нельзя, - он взял тряпку и вообще смахнул облака. Без них как-то лучше. А на освободившемся месте нашлепал разноцветные точки. Думаешь, звезды? Салют сделаем. - Но Лариса продолжала смотреть, глаза ее были совсем рядом. Большие, лучистые. И зачем только синим намазала? - У Джека Лондона рассказ такой есть. Одна старая сводня невесту науськивает. Мол, мужчина - дурак, все ему сразу давай. А получит свое - на других женщин зарится. Потому ты ему не спеши уступать. Всегда что-то где-то припрячь. Чтоб загадка осталась. Только тупица та старуха была. Божий дар с яичницей путала. Потому что тайна - это как краска из тюбика: давишь, давишь - а всегда остается. А если припрятал - какая ж тут тайна? Обычный обман получается.
- Бросил он ее, значит?
- Нет. Просто без любви до смерти прожили.
- Страшно-то как.
- Страшно, - согласился Лешка. Лариса опустила глаза, и в магазине как будто темнее стало.
- И какую ж во мне ты тайну увидел?
- А тайну не видят. Ее только чувствуют... Что веришь во что-то. Из меня, вот, художника сделала. Не мазилку какого-нибудь... И Светке про то ж говорила. Светке - ей сапоги подавай. А тебе - не-ет... Я ведь думал вчера: развлеченье придумала...
- Витрину хотела украсить.
- Витрина-витриной...
Лешка, наверно, еще бы что-то сказал, но тут под самым окном остановилась машина.
- Тьфу, черт! Пс хватало еще и комендатуру попасть!
- Если патруль - не пушу, - сказала Лариса, застегнула халат и двинулась к двери.
За дверью послышались голоса. Лешка их сразу узнал: Желток со приятели. Лариса хотела их не пустить. Но таким откажи. В магазин ввалился Пашка Дзиворонюк, а за ним и сам Женька. Третьего, видно, на стреме оставили.
- Лариса Петровна!... Ну как же, Лариса Петровна?!...
Пашка - разнузданный хлыщ. Войти не успел, уже Ларису за все места щипнул и похлопал. Лариса хотела от него отстраниться, схватила за руку - и тогда Пашка рукопожатие разыгрывать начал.
Желток подхихикивал. Его узкие глазки с мороза слезились, и он их утирал, будто плакал.
- Такие друзья, и в такую минуту... - молол Пашка. Если бы Лариса взбрыкнула, сказала б: валите отсюда! - то Лешка бы сразу вмешался. А она тушевалась, не знала себя как вести - и он отвернулся к окну, как будто бы всех их не видит. Но они, в отличие от Лешки, его очень быстро заметили.
- А это тут кто? - вдруг перестал бормотать Пашка.
- Макин, что ты тут делаешь? - подошел к столу Женька.
- Ослеп что ль? Витрину малюю!
- Лариса Петровна... - впрочем, голос у Пашки стал неигривый. - Так вот почему нас пускать не хотели? Невовремя, значит? А в последний разок были, вроде бы, кстати?...
Но Лариса продолжала молчать. Нет, не даром, выходит, трепались и на Пашку пальцем показывали. Как домой ведь к себе заявился. И еще недовольного корчит.
- А подарки, подарки!... - не унимался Пашка. - Нет, приятель Желток, не в столицах живем, и не с нашим свиным, братец, рылом!...
Это становилось невыносимо. Лешка вытащил из-за уха сигарету, сломал пополам, еще раз... Пашку он всегда ненавидел. Как Желтка и всю его свору. Но сейчас Пашка последнюю точку ставил. К рубежу подводил, за которым уж все!
На самом деле, еще месяц назад Лешка думал, что рубеж уже пройден. Когда его в городе в самоволке накрыли. День был поганый. Оттепель. Снег. В такую погоду только бегом, в магазин и обратно. И надо было на батин "козел" посреди улицы налететь. Лешка - во двор, и тут просчитался. Если б в подъезд и на верхний этаж, может, в квартиру кто пустит? Или, если люк не закрыт, на чердак и на крышу. Но посреди двора малышня на коньках ковырялась, и Лешка подумал - пацанов-то давить не поедет. А Пашка поехал. Прямо по льду. Пацаны кто куда расшарахались. А Лешка упал...
- А в газетах вон пишут, москали лучше бегают! - сквозь зубы процедил Пашка. И это вот "москали" похлеще ножа полоснуло. Лешка в эту минуту, может впервые, Борьку Теплицкого понял. Когда всякая мразь "жидом" тебя тычет!...
- А мы твоего дружка, Кенжибая, на губу отвезли, - не придумал ничего лучшего как похвалиться Женька. - Минут двадцать назад. Прямо оттуда... Артачился, падла. Больным прикидывался. Но ничего. Там подлечат.
- Он и вправду больной, - не переставая рисовать, сказал Лешка.
- А я, что же, спорю?
На этот раз Лешка оставил кисти. Желток стоял рядом - ногой достать можно. Но Лариска? Все ее банки и склянки... Лешка порылся в кармане, достал сигарету.
- Говно ты. Желток, - вместе с дымом выдохнул Лешка. - И ты, Пашка, говно. И этот ваш третий холуй, что на улице топчется.
- А если рожу намылим?! - набычился Пашка.
- В штаны три раза наложите, - снова глотнул дыму Лека. - Если бы в темном углу... А тут, при свидетелях, в самовольной отлучке. Завтра же с холуйских должностей послетаете.
- А ну-ка! - двинулся было Пашка, но Женька его придержал.
- Не надо, Пашок! Не связывайся!
- Так-то, подонки, - бросил окурок Лешка.
- Может, пошли? - продолжал мельтишить Женька.
- А водку ты взял?
- В другой магазин заедем...
- Я в этом хочу!
Пашка вырвал рукав из женькиных пальцев и пошел за прилавок.
- Деньги - потом! - сказал он Ларисе.
И Лариса вдруг ожила - до этого как изваяние стояла, - оправила халатик на бедрах и тоже к прилавку шагнула... Но не так, не так! Лучше бы вовсе не двигалась!
- А с тобою еще потолкуем! - из дверей сказал Пашка. - И что видел нас здесь - только рот свой откроешь!
Заработал мотор и машина уехала.
Лешка вывел здоровенные цифры: "59" - а от точек, что натыкал по небу, протянул разноцветные полосы - салют обещанный.
- А ну ее! - бросил кисточку в банку. - Готово! Расплачивайся! Лариса все еще стояла за прилавком, где ее Пашка оставил.
- Только водку я не хочу. "Шампанское" и сухого бутылку.
Она сняла с полки "Рислинг", а за "Шампанским" сходила в подсобку.
- Это не для всех, - улыбнулась Лариса... Но улыбки не вышло, только губы чуть-чуть надломились.
Лешка сунул бутылки за пазуху и шагнул к двери...
- Постой! - позвала Лариса.