Дом - Литтл Бентли. Страница 30

- Ты правда решил, что я собралась подавать на развод?

- Угу.

Она ничего не сказала, только кивнула и с непроницаемым выражением лица двинулась в сторону кухни.

На следующий день он поехал в Альбукерк.

За ночь он уже почти отказался от мечты иметь свой собственный кинотеатр. Это была очень давняя мечта, появившаяся еще во время учебы в колледже в Лос-Анджелесе, когда подобные места пользовались огромной популярностью среди студентов. Однако времена изменились, кабельное телевидение и мультикомплексы благополучно задушили независимые частные кинозалы. Нынешние зрители просто не желают прилагать усилий, выбираться из дома и рисковать нарваться на странный неизвестный фильм, поскольку знают, что в ближайшие полгода смогут увидеть его по какому-нибудь каналу кабельного телевидения.

Сейчас гораздо больше людей смотрят художественные фильмы на видеокассетах, чем раньше ходило в кинотеатры.

Но это до сих пор расстраивает.

Он остановился перед зданием и вышел из машины окинуть его последним взглядом. Теперь, отказавшись от своего проекта, подав, так сказать, на развод с надеждами и мечтами, с ним связанными, он осознал, что сама идея была весьма сомнительной. Здание кинотеатра располагалось не в торговом, а в промышленном квартале; он стал таковым лет двадцать назад, когда розничный бизнес переместился отсюда в другой, более новый район города. Не самая привлекательная и в светлое время суток, эта территория к вечеру должна внушать непреодолимый страх каждому, живущему выше черты бедности.

Он посмотрел на покосившийся купол и облезлый, полинявший от непогоды фасад. Они приобрели здание, но к его реставрации даже не приступили. Не то чтобы пугали объемы работы. Постоянным посетителям таких кинотеатров нравилась тусклая, обветшалая, без технологических новшеств обстановка. Это отличало их от прочих любителей ходить в кино, создавало ощущение уникальности зрительных ощущений, давало основание считать себя интеллектуалами, потому что были готовы выносить тяготы ради любви к искусству.

Однако их кинотеатр не соответствовал даже этим требованиям, и его разболтанное состояние было слишком разболтанным даже для ярых поклонников искусства.

Сторми подошел к входной двери, отпер ее и шагнул внутрь. Ему полагалось отдать ключи в контору, занимающуюся недвижимостью, но ему захотелось в последний раз посмотреть свое детище перед тем, как отдавать его в чужие руки.

Он вошел в фойе. Волосы на затылке моментально встали дыбом. Это была физическая реакция, на биологическом уровне, а не на уровне сознания. Каким-то интуитивным, звериным чутьем организм почувствовал опасность, и хотя он в обычной обстановке попытался приписать свою реакцию стрессу или каким-то психологическим факторам и тут же отмахнулся бы от нее, на сей раз он оказался не совсем готов игнорировать ее проявление.

Он вспомнил, что говорил Кен про Тома Утчаку и его отца, про то, что происходит в резервации. Снова образ ходящей куклы подхлестнул память, но он опять не смог восстановить, что именно в прошлом могло ему соответствовать.

Может, кукла прячется где-то в кинотеатре?

Теперь он уже весь покрылся гусиной кожей, испытывая почти непреодолимый соблазн как можно быстрее вернуться туда, откуда пришел, сесть в машину, доехать до управления недвижимостью и избавиться от ключей. Даже при распахнутой входной двери в фойе было темно, в углах прятались мрачные тени, а лестница на балкон и дверь собственно в зрительный зал казались просто угольно-черными.

Он зашел в помещение билетной кассы и защелкал тумблерами, включая свет в помещении. Тусклые желтоватые лампы лишь в малой степени рассеяли общий мрак.

Разумеется, нелепо думать, что где-то здесь, в кинотеатре, может оказаться тряпичная кукла, живая тряпичная кукла, но он ничего не мог поделать с возникшим в сознании образом. Он уже начал представлять, как некая странная фигура прячется под проектором в кинобудке, ползает под креслами в зале, шастает за экраном в подсобных помещениях.

Впрочем, ему всегда хватало мужества бороться с собственными страхами. Любую, даже гипотетически пугающую ситуацию он предпочитал встречать с открытым забралом, вступать с ней в открытый бой и побеждать. Он боялся летать. Теперь у него лицензия пилота. Он боялся открытого моря. И сплавал в круиз до Аляски. Этот страх был помельче, конкретнее, но не становился от этого менее преодолимым, и Сторми отнюдь не собирался позволить страхам, сомнениям или предрассудкам выгнать его из его собственного здания средь бела дня. Он прошел мимо рекламного щита к двустворчатым дверям, ведущим в зрительный зал. Ряды красных кресел мерно уходили вперед и вниз. Ни между рядами, ни на узенькой сцене перед заплатанным экраном не было заметно никакого движения, но его все равно пробирал холодок. Некоторое время он постоял, присматриваясь, прислушиваясь.

Ничего.

В кинотеатре стояла полная тишина, за исключением звуков, доносившихся с улицы через открытую дверь. От тишины он немного пришел в себя. Ни стука когтей по цементному полу, ни приглушенного шарканья, ничего, что могло бы подтвердить, что кукла наблюдает за ним, выслеживает его.

Наблюдает ? Выслеживает ?

С чего он взял?

На это он ответить не мог.

Но эти звуки ему были знакомы.

Он слышал их раньше.

Тишина больше не успокаивала. Он торопливо подался назад, в фойе. Ему тут совершенно нечего делать. Следует принять к сведению информацию, вернуть ключи, подписать бумаги и побыстрее убраться обратно в Санта Фе, пока не начался дежурный послеобеденный ливень.

Но ему не хотелось чувствовать себя поверженным в бегство.

Он постоял, глядя на покрытую пылью поверхность машинки для изготовления поп-корна, потом развернулся и направился к лестнице, ведущей на балкон.

По всем правилам, тут должно было быть гораздо страшнее. Тут было темнее, теснее, возникала удушливая атмосфера замкнутого пространства, но то напряжение, которое охватило его внизу, внезапно рассеялось. Он ничего не почувствовал, глядя вниз, на экран. Старое, видавшее виды здание и ничего более. Ничего странного, ничего необычного.

С чего он взял, что кукла, даже будучи живой и преследующей его, должна издавать какие-то звуки?

С чего он взял, что уже слышал эти звуки?

Ему даже не хотелось об этом думать.

Он медленно спустился вниз по лестнице с намерением запереть здание и убраться восвояси. Он шел, глядя себе под ноги, и, поворачивая на лестничном пролете, краем глаза зафиксировал какое-то движение и поднял голову.

И увидел, как закрывается дверь в мужской туалет.

Десять минут назад он бы перепугался до смерти и ринулся спасаться бегством. Но страх, кажется, прошел. Сторми решил, что дело в незапертой им входной двери. Очевидно, какой-то бродяга забрел сюда, воспользовавшись ситуацией. Сторми решил, что необходимо его каким-то образом оттуда выкурить.

Вот и отлично.

Перемахнув оставшиеся ступеньки лестничного пролета, он резко вошел в туалет и громко окликнул пришельца.

Ответа не последовало. Он застыл на пороге. В помещении никого не было.

Как и все остальное здание, помещение туалета находилось в состоянии крайнего запущения. Ни кабинок, ни писсуаров, лишь одна раковина и один голый унитаз среди обломков цемента и кусков арматуры.

Однако туалетом недавно пользовались. Вокруг унитаза видны были следы брызг. Сторми подошел ближе. Тот, кто был здесь, не спустил за собой воду, но в унитазе остались отнюдь не отходы человеческой жизнедеятельности. То, что находилось там, скорее было похоже на фруктовый салат. Диссонанс между фруктовым салатом и местом его нахождения опять вызвал у Сторми чувство крайнего беспокойства.

Переведя взгляд, он увидел красную розу на длинном стебле. Стебель с нанизанным на него куском дырчатого сыра уходил вниз, в канализационную трубу.

Ну, это уже слишком. Это уже черт знает что. Он понятия не имел, что тут могло произойти и что все это должно значить. Он только четко понимал, что не желает иметь к этому ни малейшего отношения. Он больше не является даже частичным владельцем этого здания, и в этом смысле ему плевать, собирается кто его сносить начисто или превращать в завод по производству ядерного топлива. Он просто хочет убраться отсюда к чертовой матери.