Идущие - Литтл Бентли. Страница 52

Возможно, он сам способствовал вымиранию своего рода тем, что изолировал их, обеспечил безопасное существование в укромном месте. В них больше не было необходимости они больше не несли никакой полезной функции. Они просто существовали и, не имея перед собой большой цели, просто откололись от основного потока жизни на земле, превратились в тихое умирающее болото на берегу великой и могучей реки.

Он лежал в постели, глядя в темноту, испытывая потребность опорожнить кишечник, но не имея ни малейшего желания выходить в укромное место по такому холоду. Подобные сомнения всегда посещали его по ночам, но в последнее время они стали возникать все чаще и чаще.

Такого развития событий он не мог вообразить. Его намерения были благородны, помыслы – чисты, и в те давно минувшие дни, когда его изгнали из последнего города и он направился на Запад в тщетных поисках мира, которого не существовало, ему даже себя удалось убедить в том, что он – великий человек, которому пришла в голову великая идея, которая способна навсегда изменить жизнь его народа.

Однако время показало ложность этой идеи, и теперь он уже думал, что лучше бы ему было никогда не оказаться в этом месте и не предпринимать попытки основать город.

И никогда не встретить Изабеллу.

Да. Об этом он сожалел больше всего. Она оказалась источником всех его проблем, и если бы он никогда с ней не встретился, все могло бы пойти иначе.

Он повернулся на бок, потом сел и поморщился. Ныли и болели все мышцы. Он становился старым и дряхлым. Силами он был крепок как никогда. Более того, с годами они лишь возрастали. Но тело слабело. Он уже не мог ходить без боли, и если не наводил на себя подкрепляющее заклинание, руки тряслись даже тогда, когда он держал предмет не тяжелее ручки для письма.

Изабелла не изменялась.

Он посмотрел на нее, лежащую рядом на старой медной кровати. Она оставалась такой же юной, как всегда, кожа была гладкой, как алебастр, лицо сохраняло ту прежнюю дикую красоту, которая так покорила его на дороге в районе Шайенна много лет назад. Во сне она стянула с себя покрывало, подставив свежему ночному воздуху обнаженные груди – округлые, идеальной формы, с гордо торчащими сосками... Ему до сих пор не приходилось встречать столь удивительно выглядящей, женщины.

Он уже понял, что она не такая, как он. В ней было нечто отличное, нечто большее.

Нечто злое.

Ему потребовалось немало времени, чтобы признать это. Даже после того, как она избавилась от большинства его первой группы, даже после того, как умерли другие, он упорно не хотел возлагать на нее вину. Он любил ее. Или думал, что любит. А вместе с любовью возникало не только инстинктивное желание защитить ее, но и добровольная слепота к ее недостаткам, которая мешала ему увидеть то, что было очевидно для многих других.

И когда нормальные люди попадали в их регион, когда она начинала чистки и гонения, когда она начала устраивать сожжения на костре, он все еще отказывался признавать, что происходит, хотя в ночные часы, которые проводил в одиночестве, без нее, страшно мучился всем этим, теряясь в догадках, является ли та Изабелла, которую он видит, настоящей, или это просто идеализированный образ, который застит ему глаза и не дает признать правду.

Последние десять лет были просто сущим адом. Фермеров и поселенцев, прибывавших осваивать близлежащие территории, систематически убивали или изгоняли прочь, методично терроризировали, с помощью магии или без оной, а он лишь беспомощно стоял в стороне и наблюдал, как Изабелла по всей земле сеет смерть. Многие из колдунов способствовали ей в этом. По крайней мере на первых порах. Они одобряли действия Изабеллы и поддерживали ее. Они сами и их семьи сами подвергались гонениям большую часть жизни, поэтому с легкостью ухватились за возможность отомстить тем, кто в свое время поступал с ними аналогичным образом. Зуб за зуб. Некоторые, впрочем, относились к этому отрицательно, но эти инакомыслящие, кто остался, а не предпочел скрыться из города среди ночи, чтобы поискать счастья где-нибудь в другом месте, хранили молчание, запуганные растущим автократизмом правления Изабеллы.

Он тоже испытывал страх.

Изабелла открыла один глаз, поглядела на него и похотливо подмигнула, словно напоминая о том, чем они занимались вечером, перед сном – за что теперь расплачивалось его больное тело.

– Все в порядке, дорогой? – улыбнулась она.

– Все прекрасно, – заставил себя улыбнуться Уильям и опустил голову на подушку.

Его отношение менялось постепенно. Каждый новый акт насилия подтачивал его доверие к собственной жене, но лишь на другой день подлинная сущность Изабеллы предстала перед ним во всей полноте.

Все утро он провел один дома, как это часто бывало в последнее время, но когда Изабелла не появилась, чтобы приготовить ленч, и когда еще несколько часов прошло без малейших известий о ней, он решил отправиться на поиски. В душе уже возникло дурное предчувствие, и хотя за все прошедшие годы он так и не смог научиться читать Изабеллу, интуиция его никогда не подводила.

Ее не было ни в баре, ни в торговых рядах, ни в библиотеке, ни у галантерейщика. Ее не было в городе. Он не чувствовал ее присутствия ни в одном из домов, поэтому оседлал лошадь, укрепил усталое тело заклинанием и направился по северной дороге.

Он нашел ее в верховьях каньона, поблизости от первой шахты заброшенного рудника. Она весело потрошила длинным зазубренным ножом маленькую девочку. Девочка молчала – либо потеряв дар речи от ужаса происходящего, либо пораженная молчанием с помощью магии, и лишь дикие судороги и конвульсии ее расчлененного тела выдавали невыносимую боль, которую она испытывала. После последнего рейда, проведенного против поселенца, прошло немало времени, и старые шрамы на лице и ногах девочки убедили его, что Изабелла оставила ребенка в живых, чтобы использовать как игрушку.

Девочка.

Изабелла обернулась, посмотрела на него, улыбнулась, вырвала из груди девочки сердце и впилась в него зубами. Судороги прекратились.

До этого момента он всегда мог найти оправдания ее действиям. Но этот образ Изабеллы, забавляющейся с невинным ребенком, потряс его до глубины души. Она была не просто колдуньей, сверхревностно оберегающей себя и своих людей от возможной беды. Она была монстром.

Нечто злое.

Только сейчас он понял то, что следовало понять гораздо раньше: именно она убила Джеба и иссушила его тело.

Она была вампиром.

Только она была не совсем вампиром. После смерти друга он познакомился с кое-какой литературой на эту тему, и помимо того, что она не старела и, по всей видимости, обладала способностью извлекать флюиды из человеческого тела, она не обладала никакими характерными признаками вампира. Ей не требовалась кровь для поддержания собственного существования, она не была недееспособна днем и не воодушевлялась лишь по ночам. Она не боялась креста и любила чеснок.

Нет, Изабелла была чем-то иным, и самое большее беспокойство вызывало то, что за все эти годы совместной жизни она так и осталась для него полной загадкой.

Насколько он мог понять, она была единственной в своем роде. За всю совместную жизнь она ни разу не упомянула о каких-нибудь людях из своего прошлого – за исключением той истории о борделе в Канзас-Сити, в которую он никогда не верил. Она никогда не показывала, что скучает по семье или какому иному обществу, никогда не показывала, что ожидает появления кого-то другого.

Он вспомнил про монстра, на которого они с Джебом наткнулись в каньоне.

Он вспомнил про Плохие Земли.

Может, она была последней из вымирающей породы. Может, существа, которые населяли эти земли до появления здесь человека, вымерли, а она оказалась единственной, кому удалось выжить благодаря уму.

Опять Дарвин.

Кажется, все в эти дни сводится к Дарвину.

Если бы он обладал достаточной силой, он бы убил ее на месте. Он бы остановил ее сердце или расплавил его, или взорвал ее, но он не обладал ее силой, никогда не обладал ее силой, и она это знала. Она отбросила маленькое растерзанное тельце на камни. Он отвернулся от шахты, чувствуя приступ слабости, и пустил лошадь в галоп в обратную сторону. Вернувшись в город, он спрятался в собственном доме.