Университет - Литтл Бентли. Страница 64

С годами первое гнетущее впечатление сгладилось, у него появились друзья, люди кругом уже не казались такими буками. Однако количество недоброй энергии продолжало удивлять: сколько грызни в среде преподавателей, какие психованные студенты, как высок среди них процент неврастеников и ребят, страдающих разными формами депрессии!

Словом, Бакли с самого начала относился к университету как к месту странному и малоприятному. Он не чувствовал себя уютно в его стенах.

А уж в этом семестре все вообще пошло вразнос. Похоже, то скрытое отрицательное напряжение, которое он подмечал на протяжении нескольких лет, теперь выходило наружу. Злоба начинала перекипать через край. Так сказать, крысы вылезли из нор и перешли в открытое наступление.

И это многие замечали.

Скажем, такой прожженный типчик, как бармен Майк в заведении Бреннана, куда Бакли частенько захаживал, — даже Майк при последней встрече пожаловался ему, что в этом семестре студенты словно озверели: взаимное хамство и бессмысленная драчливость достигли запредельного уровня. По словам Майка, за последний месяц ему пришлось вышвырнуть из бара за отвратительное поведение столько же студентов, сколько за предыдущие три года. Он подумывает о том, чтобы нанять вышибалу, потому что в одиночку уже не справляется с такими агрессивными посетителями. "Храм науки, мать его! — сказал Майк. — На деле самый настоящий гадюшник!"

Да, странные дела творятся в университете.

Лифт остановился на первом этаже, Бакли пересек холл и вышел на улицу. Вечер был прохладный, но влажный, так что было душновато. В свете ламп замечалась оранжеватость воздуха — опять смог, черт бы его побрал!

Время только близилось к девяти, но университетская территория была почти пустынна. Парочка на скамейке, студент на дорожке, еще один — пьет кофе у киоска-пирожковой.

Бакли пошел через центральную площадь. Слева от него был ярко освещенный корпус ИВИ — исполнительских видов искусства. Судя по количеству огней, там не просто занятия, а какое-то большое событие. Концерт или спектакль? Странно, ни в газете, ни по радио никаких объявлений не было.

Бакли свернул к корпусу ИВИ. А ну как что-либо любопытное!

На стенде перед входом висел плакат: "ТРИО:

ФЛЕЙТА, РОЯЛЬ И ВИЗЖАЩИЙ ФЛАГЕЛЛАНТ. МАЛАЯ СЦЕНА. 20.00".

Бакли удивленно сдвинул брови, открыл дверь и вошел в холл. Со стороны зала доносились звуки флейты и рояля — в сопровождении истошных криков.

Что за хрень такая?

Какая-нибудь шутка, подумал профессор. Однако в глубине души он уже понял, что шуткой здесь и не пахнет. Его даже подташнивало от нехорошего предчувствия.

Бакли прошел через холл мимо входа в Большой зал и направился к Малому. Звуки флейты и рояля становились все слышнее.

Затем последовала новая серия воплей.

Бакли вошел внутрь.

Студенточка в аккуратном голубом костюмчике билетерши протянула ему программку, но он, не обращая внимания, пересек фойе и оказался в темном зале.

Похоже, там не было ни одного свободного места.

На сцене лысый пожилой мужчина во фраке играл на рояле, а молоденькая женщина в вечернем платье с открытыми плечами играла на флейте. Слева от этой пары устроился крупный мужчина, настоящий громила, одетый в плотно обтягивающий кожаный костюм. Перед ним на пюпитре стояли ноты. Глядя в них, он периодически поднимал плеть, которую держал в правой руке, и бил ею совершенно голого мужчину, привязанного к двум столбам.

Голый мужчина истекал кровью от многочисленных ран на всем теле. Он корчился от боли. В промежутках между ударами он жутко стонал, а когда плеть касалась его тела — истошно вопил и извивался.

Бакли невольно закрывал глаза при каждом ударе плети. Однако зрители в зале получали видимое удовольствие. Одни самозабвенно покачивали головой при каждом ударе, другие отбивали ритм сложенными в трубочку программками.

Мороз пробегал по спине Бакли. Чего только в жизни не бывает!.. Возможно, это действительно спектакль. Актеры — чудной народ, в наше время они на сцене всякое творят: и раздеваются, и трахаются. Стало быть, могут, потехи ради, и калечить себя, и делать на глазах у публики татуировки или ставить друг другу клизмы — Бакли слышал о таком. Быть может, то, что он сейчас видит, относится к разряду подобных маразматических представлений?

Да вот только зрители совсем не те, что посещают подобные мерзопакостные спектакли. Бакли обвел глазами зал. Сплошь люди за пятьдесят — очевидно, бывшие студенты К. У. Бреа и патроны университета. Все в строгих костюмах и платьях. Консервативнейшая публика. Не какая-нибудь богема, готовая скушать любое дерьмо и облизаться.

Несоответствие между происходящим на сцене и чинными пожилыми зрителями было ошеломляющим. У Бакли закружилась голова от ирреальности увиденного.

В ярком свете прожекторов плеть "удачно" опустилась на спину избиваемого мужчины — во все стороны полетели брызги крови. Следующий удар исторг особенно дикий крик из груди флагелланта — плеть полоснула его по гениталиям.

До Бакли дошло, что порка происходит помимо воли избиваемого. Несчастный был близок к агонии. Характер и количество ран говорили о том, что зрители присутствуют на самом обычном убийстве, а не на кровавом, но все же спектакле. Ни один мазохист не подвергает себя такой смертельной опасности. Значит, человек привязан к столбам неспроста и привязан по-настоящему — так, что он не может прервать действо, когда оно зайдет слишком далеко. А оно уже зашло слишком далеко...

Бакли вздрогнул всем телом — кто-то прикоснулся к его плечу.

Он резко обернулся и увидел билетершу в голубенькой форме.

— Извините, сэр, — сказала она. — Вам бы лучше сесть, я провожу вас на свободное место.

— Нет, нет, я ухожу, — торопливо сказал Бакли. Билетерша понимающе улыбнулась:

— Я так и думала, сэр.

Бакли выхватил программку из ее рук и быстрым шагом пошел прочь из театра. Он чувствовал, что лицо его искажено ужасом, и надеялся отдышаться в холле, прийти в себя и выйти на главную площадь в нормальном виде — чтобы люди не шарахались от него.

За спиной продолжало звучать изломанное арпеджио воплей флагелланта.

4

Наступила ее очередь участвовать в закрытии библиотеки, и Фейт добровольно вызвалась помогать на первом, третьем и пятом этаже.

Лишь бы ее не назначили на шестой этаж.

Уже не один раз она пыталась намеками выведать, как другие девушки относятся к шестому этажу. Но ни Тленна, ни Сью не испытывали ни малейшего дискомфорта на шестом этаже. Похоже, болезненная реакция наблюдалась только у Фейт. Другие вроде бы ничего странного на последнем этаже не замечали и работали там совершенно спокойно, не тревожась о какой-то неведомой неопределенной опасности.

Фейт пришла к выводу, что зря она так боится шестого этажа. Это все избыток воображения, преувеличенные и беспочвенные детские страхи.

Однако теперь ее вера в свою интуицию выросла — после разговора с Джимом, который предупреждал ее об опасности университета, а также после собственного жуткого опыта на аллейке, где из кустов на нее вылетело нечто страшное, крылатое. Возможно, следует больше доверять глубинным бессознательным страхам.

Инстинкт — штука надежная.

Джиму она ничего не рассказала про жутковатое приключение в аллее. Неизвестно почему. Она стыдилась этого своего молчания. Ей было совестно, что она не доверилась ему. Как будто этим предала его, обманула и переметнулась на сторону враждебных ему сил. Конечно, глупая мысль...

Действительно ли глупая?

Нет. Это была правильная мысль. Фейт была в курсе опасений Джима и его желания знать о всех необычных явлениях на университетской территории. Он сказал, что знания дают силу и ему нужно обладать всей полнотой информации о странных или сверхъестественных событиях.

Так почему же она промолчала о том, что случилось с ней в той аллее?

Возможно, просто хотела поберечь ему нервы, не пугать его. Ведь он тут же заведет прежний разговор о том, что ей надо незамедлительно бросить К. У. Бреа. Таким образом, в конечном счете она оберегала от волнений себя — не хотелось выслушивать очередную нудную проповедь.