Фонтан мечты - Литтон Джози. Страница 39

Он приготовил чай для Амелии и кофе для себя, поджарил тосты на очаге, нашел масло и джем и все это уложил на поднос. Готовить завтрак для двоих – как это приятно, как по-домашнему. Тайная мечта. Он усмехнулся. Чего бы его враги – а их был легион – не отдали, лишь бы узнать, что неуловимый Волк втайне мечтает о жизни заурядного обывателя, имеющего жену и детей, любящего их и заботящегося о них, как испокон веку положено человеку.

Он даже себе не смел признаться в том, что действительно этого хочет, но такая мечта, по здравом размышлении, казалась совершенно несбыточной. Он был тем, кто есть, – охотником и убийцей, человеком, которому положено выполнять то, что не могут другие.

И все же чай заварить он умел.

Поставив все на поднос, он вернулся в спальню Шедоу. Запах чувствовался уже не так сильно. Он даже мог дышать без отвращения. Амелия благодарно посмотрела на него.

– Ты и тосты с джемом приготовил?

– Это было нетрудно. К тому же ты голодна.

– Вы с Малридж мыслите одинаково. Она тоже считает, что добрая еда все поправит.

Он смотрел на нее, пока она с удовольствием уплетала тосты с джемом, а потом спросил:

– Когда Андреас за тобой приедет?

Амелия отряхнула пальцы и, не глядя на него, сказала:

– Он думает, что я поехала в Босуик.

– С чего бы ему так думать?

Тогда она подняла глаза, и взгляд ее был твердый.

– Потому что я солгала. Разве не ты говорил мне, что бывает белая ложь – в силу необходимости?

Услышать это от женщины, для которой, он был уверен, честь превыше всего! Не надо было ему входить в ее жизнь. Слишком большую цену пришлось ей заплатить за привилегию быть с ним знакомой, и, похоже, цена эта будет еще расти.

– Скоро придут слуги, – сказал он, чтобы заполнить паузу. – Я собираюсь заплатить им за неделю вперед и отослать.

– Это, пожалуй, правильное решение. Чем меньше людей будут знать о том, что случилось с Шедоу, тем лучше.

– И о том, что ты здесь, тоже.

– Да, это верно. По крайней мере, до тех пор, пока все не кончится.

Как кончится? Когда кончится? Он решил сделать последнюю попытку.

– Еще не поздно тебе уйти.

– Да, это верно, – сказала она и рассеянно намазала джемом еще один тост.

К рассвету Амелия заснула. Она отключилась, сидя в кресле у постели раненого, продолжая держать его руку в своей. Нилс не сразу понял, что она уснула. А когда он понял это, то отставил свой кофе и стал смотреть на нее. Смотреть на нее, когда она не знает, что он на нее смотрит, – роскошь, которая доселе была ему недоступна. Ресницы ее отбрасывали тень на щеки, которые были сейчас слишком бледными. Тяжелая коса черных волос была переброшена через плечо. Он смотрел, как медленно и ровно вздымается ее грудь. Она устала донельзя, и неукротимый дух ее на время успокоился. Мудрый человек воспользовался бы этим.

К подбородку ее прилипла капелька джема. Он осторожно вытер ее. Она не шевельнулась. Подняв ее на руки, он постоял несколько секунд, завис между временем и пространством, где не существовало ни чувства долга, ни чувства чести. Он блаженно улыбался, впервые почувствовав себя по-настоящему счастливым – просто счастливым, и все.

Сегодня ему везло на удовольствия.

Быстро, не давая себе времени передумать, он перенес ее из одной комнаты в другую. Там он уложил ее на кровать и снял с нее ботинки. Преодолев искушение продолжить раздевание, он укрыл ее и вышел, прикрыв за собой дверь.

Спустя час или около того Шедоу зашевелился, что-то крикнул, но разобрать слова было невозможно. Нилс поспешил к нему, погладил по голове, начал нашептывать успокаивающие слова.

– Все в порядке, ты в безопасности, – повторял он до тех пор, пока Шедоу не успокоился. Брат его снова провалился в сон, в сон, который, как от всей души надеялся Нилс, был целительным.

Хорошим признаком было то, что температура не поднималась. Нилс был удивлен. Наверное, Амелия все-таки была права, и снадобье оказывало свое действие. Акоранцы слыли великими лекарями. Впрочем, о них много всего говорили. Например, что они отличные воины.

Если дело дойдет до войны...

Нилс не хотел об этом думать. Он устал. К тому же, сколько ни думай об этом, изменить ничего нельзя. Время замедлило ход. Скоро полдень, а Шедоу все не приходил в сознание. Дважды Нилс заходил проведать Амелию. Она крепко спала. Спала так, будто в жизни ее не произошло тех трагических перемен, виной которых был он, Нилс.

Он не имел права так с ней поступать. Вначале он думал, что имеет право на все, что ему выдан мандат, – того требует его страна. Увы, он просчитался. То, как он поступил с ней, было за гранью морали. Еще неизвестно, куда это все их приведет.

Но она была рядом, всегда готовая прийти на помощь вопреки всему.

Господи, как ему хотелось, чтобы все было так и впредь. Как он хотел быть с ней все время, начинать день с ней и с ней его заканчивать.

Что она сказала? Ты вошел в мою жизнь не случайно? Насколько она была информирована на самом деле? Она могла о многом догадаться и сама. Она была умна, и в роду ее было немало людей выдающихся. Весь ее народ состоял сплошь из выдающихся людей. Иначе как бы им удалось выжить в этом мире, сохранив независимость и достоинство?

Действительно ли она в полной мере осознала то, что он сделал, и при этом его не возненавидела?

Честная женщина, отличающаяся завидной прямотой и при этом остающаяся загадкой. Он внезапно увидел себя ребенком, ищущим тропинку в сделанном из дерева игрушечном лабиринте. Кто сделал для него эту игру? Отец? Он не знал. Игра была трудной. Он испытывал разочарование, досаду, азарт. Но выигрывать ему удавалось чаще, чем проигрывать. Во многом благодаря интуиции.

Он закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел что-то яркое, неожиданно яркое в неярком свете утра. Роза. На полу валялся бутон. Должно быть, он выпал из кармана Амелии. Туда она его впопыхах засунула. Он поднял цветок с пола и понюхал. Лепестки завяли, но запах все еще держался – сильный и завораживающий.

Ромео и Джульетта. Его зачерствевшая, чуждая романтике душа сжалась при мысли об этой паре. Да, он не солгал, строчки Шекспира он процитировал по наитию.

И она тоже была права – так он пытался сказать ей, да и себе, о том, что их ждет впереди.

Смерть и склеп.

Он смотрел «Ромео и Джульетту» в театре в Нью-Йорке два года назад. Шедоу тоже был тогда в городе и захотел пойти в театр. Они прихватили с собой двух дам – сестер-близнецов. Он думал, что не сможет высидеть пьесу от скуки, но ошибся. Кто-то может сказать, что Гамлет куда сильнее, но ведь принц датский на самом деле был рефлексирующим занудой, и пьеса тоже ни о чем – к чему ходить вокруг да около, когда дело-то, в общем, житейское. Убей дядю, женись на девице и запрети ей шататься туда-сюда. А вот Ромео – с ним все было в порядке. Хороший парень, умеющий владеть мечом и не боящийся любить. Но слишком порывистый и невезучий. Для сцены – нужно, но для настоящей жизни – совсем ни к чему.

Шедоу любил обе пьесы, он вообще обожал театр. Он и в жизни был актером. Совсем недавно, до несчастья с «Отважным», он мечтал купить долю акций Нью-Йоркского театра и спонсировать бродячие труппы. Господи, дай ему дожить до этого.

Нилс разнервничался и стал ходить по комнате. Подошел к окну. Дождь перестал, но небо было затянуто тучами. Там, за воротами сада, город продолжал жить как ни в чем не бывало. Повозки, кареты с грохотом катились по улице. Лондон вообще не спит.

В дом шум с улицы почти не проникал. Слуг не было, потому не было и суеты, шума, связанного с выполнением хозяйственных работ. Наверное, поэтому сегодня в доме можно было услышать городской шум. Чуть более отчетливо. И еще услышать, как трепещут листвой деревья сада. Нилс закрыл глаза, снова открыл их. Ничего особенного он не увидел.

Он очень устал. Устал до такой степени, что не мог отличить реальность от фантазии. Такое с ним бывало. Он знал, что крайнее утомление рождает галлюцинации. Надо заварить еще кофе. Он спустился на кухню, оставив Шедоу ровно настолько, чтобы заварить кружку крепкого кофе, вернулся в спальню брата, выпил горячий черный напиток и почувствовал себя чуть бодрее. Амелия проснулась уже за полдень.