Фонтан мечты - Литтон Джози. Страница 55
Не очень хорошо все складывалось.
Но он бывал в переделках и похуже и все же как-то умудрялся...
Нет, в таких переделках ему еще не приходилось бывать. Волны, швырявшие корабль как щепку, были такой высоты, что, как ни выгибай шею, вершину волны все равно не увидеть. Нилс набрал воздуха в легкие, опасаясь, как бы эта чудовищная волна не оказалась последней в его жизни, и вцепился обеими руками в штурвал.
Держать штурвал – вот все, что ему оставалось. Но малютка-кораблик, как ни храбрился, как ни старался, исчерпал свои возможности. Нилс напрягал последние силы, чтобы помочь своему другу-кораблю, но его усилий не хватало.
Еще один глубокий вздох, и он услышал предательский хруст.
Только раз, всего раз еще в своей жизни Нилс кричал, предчувствуя приближение смерти. Тогда, падая на дно колодца, он звал на помощь Шедоу, и Шедоу чудесным образом его услышал. На этот раз с губ его сорвалось имя Амелии. Нет, он не надеялся, что она придет ему на помощь. Хорошо, что ее не было с ним, ибо он не хотел, чтобы она разделила его судьбу. Он закричал от отчаяния, от безнадежного желания сообщить о том, что он пытался до нее добраться, что он сделал для этого все... и не смог.
Он так хотел, чтобы они были вместе. Имя ее подхватил ветер, и этот рев ветра был последним, что слышал Нилс до того, как ревущее море подхватило его.
Амелия проснулась перед рассветом. Она поспала, но спала она мало и плохо. Поднявшись в темноте, она накинула тунику и, даже не став переплетать косу, что всегда заплетала на ночь, пошла в конюшню.
Ее любимец – молодой жеребец, резвый и бойкий, вполне подходящий для хорошей пробежки, узнал ее по шагам.
Она помнила, как совсем маленькой девочкой сидела в седле вместе с отцом и визжала от радости. Любовь к лошадям и выездке осталась у нее с тех давних пор.
Ее память хранила, как среди ночи она пробралась в конюшню, оседлала полусонную лошадь и поскакала рысцой по двору дворца. И она хорошо помнила, как на эту ее выходку отреагировала дворцовая стража. Начальник стражи, не теряя времени, разбудил и привел ее испуганных родителей. Джоанна закричала от ужаса и все обнимала ее, не хотела отпускать, когда ее чуть лине силой стащили с лошади. И тогда Алекс заявил, что пора ей учиться верховой езде по всем правилам науки.
Вот и сейчас, пробравшись тайком в конюшню, она оседлала своего любимца и галопом помчалась через дворцовый двор. Дворец был велик. Говорили, он достаточно просторен для того, чтобы вместить все население Акоры, составлявшее триста тысяч человек. Она выехала за ворота, украшенные по обеим сторонам колоннами со львицами, стоящими на задних лапах. На востоке занималась заря. Первые лучи солнца осветили кромку моря.
Ветры и приливы имели такую особенность, что в Акоре оставалось совсем немного мест, куда море могло выбросить потерпевших крушение – или их останки. Эти места были хорошо известны и регулярно патрулировались. После шторма туда всегда высылали наряд солдат.
Амелия направилась к одному из таких мест, к небольшому заливу к северу от порта Илиуса. Несколько десятилетий назад недалеко отсюда ее акоранская бабушка отыскала человека, которому предстояло стать английским дедушкой Амелии. Эту историю любили рассказывать в семье – незнакомец, отвоеванный у моря принцессой, в которой он нашел свою любовь. Федра и Эндрю до сих пор об этом событии время от времени вспоминают.
Отчего-то у нее защемило сердце, когда она приблизилась к той бухте, проезжая мимо дюн, поросших осотом. Шиповник, надломленный ветром и нещадно политый морем и дождем, как будто начинал отходить от полученного стресса. Там она спешилась, перекинула поводья вокруг куста, рядом с которым было достаточно травы, чтобы конь мог попастись, и повернулась лицом к морю.
Волны с белыми барашками все еще набегали на пляж, но море было куда спокойнее, чем ночью. Там, за пределами внутреннего моря, был крохотный пролив между двумя скалами, и за ним, за этими естественными воротами, продолжал бушевать океан.
Сбросив сандалии, она пошла вдоль кромки волн. Она успела пройти примерно четверть мили, когда заметила что-то на берегу. Прикрыв глаза козырьком, чтобы не слепило восходящее солнце, она смотрела туда, где на песке темнело что-то крупное.
Что это? Игра света? Морской котик?
Она побежала, и из-под ног ее вихрем полетел песок. Туника прилипала к ногам. Приблизившись, она едва не вскрикнула.
Тело. Господи, сделай так, чтобы он оказался жив. Она слышала истории о тех, кто находил чужаков, выброшенных морем на берег, знала, что эти люди всегда чувствовали личную ответственность за тех, кого нашли. Ребенком она представляла себе, как кого-то нашла. Получалось очень драматично и театрально. Но все, что ей удавалось отыскать до сих пор, – это корабельные обломки.
И вот пришел ее день.
Она опустилась на колени перед телом. Мужчина, голый по пояс, – рубашка его была изорвана в лохмотья. Но на нем оставались брюки и сапоги. Он был очень высок, темноволос и лежал лицом вниз, так что видеть его лицо она не могла.
Но он был ей знаком. Она узнала его сразу: этот изгиб шеи, этот размах плеч. Небольшой застарелый шрам у позвоночника, эти сильные ноги. Дрожащей рукой она дотронулась до сонной артерии, до того места, где она могла услышать пульс, если он еще был жив.
Мгновение, еще одно. Бьется!
– Нилс!
Он жил, он был тут, вместе с ней. И в любой момент патруль, ищущий жертвы кораблекрушения, может явиться сюда.
– Нилс, Нилс! Ты меня слышишь? – В отчаянном усилии она перевернула его на спину, жадно вглядываясь в любимые черты. Он был небрит, густые темные волосы взъерошены. Больше, чем когда-либо, он был похож на Волка.
Ее возлюбленного Волка.
– Нилс, надо вставать. Сюда идет патруль! Прошу тебя!
Он пошевельнулся, но движение его было слабым. Она утопила колени в песке, опираясь что есть мочи, и, просунув руку ему под плечо, постаралась его приподнять. Она была сильной женщиной, но с ним ей не справиться.
И тогда в порыве отчаяния она сделала то единственное, что пришло ей в голову.
Сжав его лицо в ладонях, принцесса Акоры поцеловала своего спящего принца.
Губы его были холодны и солоны на вкус. Но это было не важно. Она страстно целовала его, целовала так, чтобы вдохнуть в него жизнь. Оторвавшись от его уст, она стала покрывать поцелуями его веки, его щеки, его скулы и снова прижалась губами к его губам... теплым, жадным... И в тот же миг он обхватил ее руками.
– Амелия...
Если он был в раю, а он чувствовал себя на небесах от счастья, то и не стоило так держаться за ту жизнь, что была у него до сих пор. Но если после смерти он попал в рай, то Господь и, правда, всепрощающ.
И то, и другое вполне его устраивало. Он мог продолжать делать то, что делал большую часть представшей перед ним вечности. Но она вдруг отпрянула от него, взглянула на него тревожно сверху вниз и сказала:
– Мы должны идти, патруль приближается.
Он еще не настолько пришел в себя, чтобы ухватить настоящий смысл ею сказанного, но он видел, что для нее важно увести его отсюда. Держась за нее, он поднялся на ноги. Мир пошатнулся, и на мгновение ему показалось, что ноги больше не держат тело, но чудом он устоял. Почувствовав под собой твердую почву, Нилс огляделся.
Тот кошмар, что ему помнился, бушующее море и завывание ветра, – все это исчезло. И вместо того злобного мира возник... райский сад?
Он находился на пляже, возле сверкающего в рассветных лучах моря. И женщина, которую он любил, была рядом с ним.
Но, кажется, он дышал. Может, он что-то не понял насчет загробной жизни? Разве отошедшие в мир иной дышат, как обычные люди? Что-то тут было не так. Какое-то явное несоответствие. Значит, он все еще на земле? Но как такое может быть? Не иначе, чудеса возможны и по эту сторону вечности. До сих пор Нилс не верил в чудеса. Не так-то просто расставаться со своими предрассудками.
То, что он стоял ногами на твердой земле и дышал, как все живые, могло означать лишь одно – он достиг берегов Акоры. Он был в королевстве-крепости за Геркулесовыми столбами. В королевстве мифов и тайн.