Мечтай обо мне - Литтон Джози. Страница 18

— А чем плохо быть женатым на мне?

Вулф почти засмеялся, но вовремя опомнился. Мужчине не пристало раз за разом скалить зубы.

— Ты на меня как-то странно действуешь.

— Ну и что? Ты на меня тоже.

Ей не следовало этого говорить. До сих пор все шло неплохо, ему вполне удавалось владеть собой, и терпения как будто хватало — одним словом, он исполнял свой долг, давая Кимбре то, в чем она как будто нуждалась. И вот…

Вулф опустил взгляд на тонкую рубашку, сквозь которую просвечивали контуры тела, все его изгибы и округлости, все его совершенство. Руки начали дрожать от неудовлетворенной потребности прикасаться, гладить, узнавать. Теперь, когда он знал, что и Кимбра желает его, ожидание стало невыносимым.

Он опрокинулся, увлекая ее за собой. Ошеломленная, она попробовала привстать, но Вулф перевернулся на живот, придав ее к постели. Он провел губами по запрокинутому подбородку, вниз по горлу, к впадинке между ключицами. Кровь ревела в ушах, вожделение казалось безмерным и все равно стремительно парастало, сметая все мысли, заставляя терять голову.

— Тише… — шептал Вулф сквозь зубы, — тише! Все у нас получится… только позволь мне…

Он не мог больше говорить и умолк, потому что иначе с губ сорвалось бы рычание. Все так же прижимая Кимбру всем телом к постели, он стиснул ее лицо в ладонях и впился ей в губы, раздвинул их резким толчком языка. Он смутно сознавал, что слишком спешит, но уже не мог остановиться: ее вид, аромат, ощущение ее тела и едва слышные испуганные звуки, которые она издавала, — все это увлекало дальше и дальше в темную бездну. Он слишком долго ждал этой ночи, слишком измучился ожиданием, оно подтачивало его, как вода подтачивает камень.

Сминая тонкий лен, Вулф рванул вверх подол рубашки, увидел белизну ног, живота и островок светлых волос. Дыхание пресеклось, глаза застлала красная пелена. Он услышал хриплый рычащий звук, но уже не думал о том, что нужно его сдержать.

Кимбра извернулась под ним, толкнула ладонями в грудь, отвернула лицо.

— Подожди!!!

Из-за рева крови в ушах, грохота сердца Вулф не услышал ее крика. Он чувствовал толчки своей плоти, которая требовала удовлетворения.

Лен рубашки подался под руками. Вулф отбросил обрывки на пол и жадно провел руками по нежному белому телу.

— Моя! — прохрипел он и своим мускулистым бедром с силой раздвинул Кимбре ноги.

Он уже потянулся к штанам, собираясь освободить от их тисков измученную вожделением плоть, как вдруг его словно окатила ледяная волна отрезвления. Красная пелена в глазах растаяла, Вулф увидел белое как мел лицо и полные ужаса глаза. Он осознал, что происходит, и испытал такой стыд, что с радостью провалился бы сквозь землю. Никогда в жизни он до такой степени не забывался с женщиной, чтобы брать ее силой. К тому же эта была девственница и его законная жена. Вместо особенной нежности и осторожности он позволил себе поддаться животной похоти. То, что он никогда еще не желал женщину с такой силой, ничуть его не оправдывало.

Вулф пожалел, что не лежит в постели с опытной шлюхой. И еще больше пожалел, что не сделал Кимбру своей рабыней вместо того, чтобы брать в жены. Он устыдился таких мыслей, потому что не желал для нее участи рабыни только ради того, чтобы он мог удовлетворить свою похоть.

Вулф вжался лбом в подушку и заскрипел зубами от стыда и от боли желания. Кимбра лежала очень тихо, как будто даже не дыша, и он не мог избавиться от мыслей о том, какая она хрупкая по сравнению с ним, как легко — и как постыдно — было бы овладеть ею. Громадным усилием воли он заставил отодвинуться и повернуться на бок, но не в силах был разжать объятия. Он по-прежнему прижимал ее к груди.

Кимбра сжала ноги как можно теснее, но подавила порыв рвануться прочь. Страх страхом, однако она дала брачный обет, поклялась быть Вулфу женой и рожать ему детей. Их брак был освящен церковью. Брак, кроме прочего, означал супружеские обязанности.

Вулф тяжело дышал, он казался сплошным комком нервов. Кимбра осторожно приподняла голову и посмотрела на мужа.

Глаза его были закрыты, но выражение лица не имело ничего общего с покоем или безмятежностью. Оно обострилось так, что загорелые щеки казались впалыми. Кимбра скользнула взглядом по крепкой шее, по широкому развороту плеч… и в ней робко шевельнулось уже знакомое возбуждение.

На судне она часто видела Вулфа обнаженным по пояс, а у лесного водоема и вовсе голым, но это лишь подогрело ее любопытство. Кимбра всегда была честна с собой и потому назвала то, что чувствовала, своим именем. Желание, возбуждение. Она позволила взгляду опуститься еще ниже… и еще — туда, где…

Щеки загорелись.

— Ты же сказал, что я не в твоем вкусе!

Вулф приоткрыл глаза, проследил за ее взглядом и передернулся.

— Я так сказал?

Она кивнула.

— Я солгал.

Кимбра уселась, остро ощущая собственную наготу. Румянец смущения заливал не только ее лицо, но уже и все тело, она благословила полумрак, царящий в комнате.

— А зачем?

— Чтобы тебе было спокойнее.

Последний след ужасных пророчеств Марты растаял. Вулф был человек гордый, он умел смотреть свысока, и порой его чувство собственного достоинства граничило с высокомерием. Он жил в мире, где правит сильный, а потому привык повиновению. И все же он ни разу не обидел ее, даже когда имел на то все основания.

Но сейчас важнее всего было то, что он ее муж.

Кимбра легко коснулась горячей кожи в распахнутом вороте бархатной рубахи. Вулф затаил дыхание. Воодушевленная, она положила ему на грудь всю ладонь. По телу его прошла дрожь. Ощущение было такое, словно содрогнулась скала.

— Кимбра…

Голос его по-прежнему был хриплым, невнятным, но она уже не испугалась. Все завораживало ее: как тяжело он дышит, как комкает простыню — быть может, чтобы снова не схватить ее в объятия.

— Это нечестно, — произнесла Кимбра задумчиво.

— Что… что нечестно?

— Я раздета, а ты нет.

Кимбра запрокинула голову, изогнувшись дугой, словно лук в руках умелого стрелка. Голубая жилка у нее на шее бешено пульсировала в унисон с сердцем. С губ ее сорвался странный возглас, отчасти похожий на крик, отчасти на рыдание, ногти впились в плечи мужчины, чье могучее нагое тело было так близко, было почти над ней. Весь ее мир сводился сейчас к этой громадной темной форме.

Мужские руки лежали на грудях, загрубевшие пальцы трогали припухшие соски, наполняя Кимбру жгучей потребностью в том, о чем она имела пока лишь самое смутное представление. Ощутив на груди губы, она выгнулась сильнее навстречу им, счастливо изумляясь тому, что они как будто хотят всосать ее целиком, и тому, что это заставляет грудь наливаться приятной тяжестью. И еще были укусы, осторожные и сильные, и тело ее откликалось с такой готовностью, словно годами только и ожидало, только и готовилось к тому, что наконец происходило сейчас. Неужели это лишь начало?

Вулф приподнялся на локте и посмотрел на Кимбру. Он наслаждался каждой минутой их близости, но при этом сознавал, что восстанавливает справедливость или, быть может, утраченное равновесие. Он бредил Кимброй с первой их встречи, с ее внезапного появления в амбаре Холихуда, он был безмерно возмущен тем, какую власть она над ним забрала и с какой легкостью играла его чувствами. А она не имела об этом ни малейшего понятия, ее занимали совсем другие вещи.

Но вот настала ночь, когда они поменяются ролями. Он пресытит свое вожделение — или по крайней мере укротит настолько, чтобы не мешало жить. Что касается Кимбры…

По губам Вулфа скользнула усмешка. Он положил ладони на тонкую талию, провел вниз, сжал и приподнял ягодицы, ощущая при этом, как они напрягаются.

Он задался целью одурманить Кимбру наслаждением, привязать к себе ласками настолько, чтобы она не могла думать ни о чем другом, чтобы за такую вот ночь готова была исполнить его малейшее желание. Это был наилучший способ укротить ее своенравную натуру.