Давай вместе - Ллойд Джози. Страница 13

Пиии…

А потом происходит нечто странное. Откуда ни возьмись, в моем горле завелся бурундук.

— Привет, это… — Все. Я в таком шоке от звуков, которые исходят из моего горла, что не могу говорить. Пытаюсь начать сначала: — Это Эми, м-м-м… — Снова тишина. Потом гудок.

Я только что собственноручно оставила на автоответчике самое ужасное сообщение в мире. На всем белом свете. И поделать с этим уже ничего нельзя. Я отбрасываю от себя телефонную трубку, как будто меня током ударило, и принимаюсь махать руками. Я вся горю.

Вырываю телефон из розетки, отключаю от сети автоответчик, открываю окно и швыряю «Сильную женщину» в сад соседнего дома.

Четверг. Таю.

На работе нахожусь в бессознательном состоянии. Я поняла, что моя проблема намного больше того инцидента с автоответчиком. Из небольшого происшествия она превратилась во всеобъемлющую жизненную коллизию. Сам того не подозревая, Джеф стал действующим лицом моей драмы и попал под горячую руку…

Джеф — консультант из «Бутройд, Картер и Мэй». Он всю неделю ошивался вокруг приемной. У него в офисе нет друзей. Он как старая петарда — никому не нужен. В нем вообще нет ничего привлекательного. У него прямоугольные очки, лысина, и от него воняет.

Я в таком упадке, что, когда Джеф меня приглашает пообедать, я соглашаюсь. Я иду на свидание с Джефом!

Он ведет меня в итальянский ресторан, заказывает спагетти и забрызгивает себе соусом галстук. Он очень нервничает и несказанно польщен, что я согласилась с ним пойти. Я не очень сильно связываю происходящее с собой, потому как весь день пребываю вне собственного тела. Разговор не клеится, и я начинаю тыкать свою лазанью вилкой.

— Вид у тебя не очень радостный, — замечает Джеф.

Пять баллов за наблюдательность. Эйнштейн. Я пожимаю плечами:

— Нормальный вид.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он (дурень).

И я ему рассказываю. Меня прорвало.

Говорю ему, что, по-моему, люди привлекают к себе только тех, кого действительно могут привлечь. Например, Элизабет Тейлор привлекла Ричарда Бартона, потому что они оба примерно в равной степени привлекательны. А я привлекла Джефа. То есть мой уровень привлекательности соответствует его уровню. И этот факт, если уж откровенно, наводит меня на мысль о самоубийстве.

Не знаю, что на меня нашло. Никогда в жизни я не говорила таких гадостей практически незнакомому человеку. Мы смотрим друг на друга, потом я нервно улыбаюсь, а у Джефа вид очень огорченный. Трясущимися руками он достает деньги из бумажника, роняет их на стол и поспешно уходит.

К счастью, поскольку с Джефом никто не общается, ему некому об этом рассказать и по офису не пошли пересуды. И тем не менее меня весь остаток дня мучает раскаяние.

Вернувшись домой, собираю все мужество в кулак и включаю телефон. В то же мгновение звонит мама — так, «поболтать».

— Дорогая, как поживает твой замечательный молодой человек? Умираю от любопытства…

— Он не мой и не замечательный! — ору я.

Кажется, я совсем потеряла волю.

Джек не звонит. Зашла Хел. Мы с ней крупно поругались, так как я не позволила ей вытащить меня из моей глубокой депрессии. Она говорит, что я веду как себя идиотка и мне незачем срываться на других. Она права, но я в таком состоянии, что злобно кричу в ответ:

— Да откуда тебе-то знать, каково это, когда тебя бросают, даже не успев пригласить на первое свидание!

Кажется, ей надоело со мной церемониться.

— К случаю с Джеком это не имеет никакого отношения, — произносит она спокойно, и это ее спокойствие меня еще больше раздражает. — Просто ты окончательно свихнулась, и все из-за твоей вечно-временной работы. Я знала, что рано или поздно это произойдет.

— Да, у меня дерьмовая работа, и жизнь тоже полное дерьмо. Что с того? Это все, на что я гожусь, — набрасываюсь я на нее. — Я безнадежна во всех отношениях.

На эту удочку она не ведется.

— Полная хрень! Ты даже не пытаешься выбраться из этого дерьма, как будто уже все потеряно. Ты же знаешь, что хочешь заниматься модой, хочешь сделать карьеру, но тебе страшно браться за это.

— Да иди ты! Все — в далеком прошлом. Мне уже поздно что-то начинать.

— Нет, не поздно! Но ты такая упрямая, что отказываешься это признать.

— Да тебе-то откуда знать? У тебя шикарная работа на телевидении и Гэв под боком. Да ты понятия не имеешь, каково оказаться в тупике. — Но я уже теряю запал, и голос начинает дрожать.

— Ну найдешь ты себе мужика. Этим ты своих проблем не решишь.

— Какие мы умные! — К горлу подкатывают слезы. — Может, и не решу, но ведь с чего-то я должна начать! Ты не представляешь, как мне надоело быть одной! Одной барахтаться в этом… дерьме! — Плюю со зла на пол и начинаю реветь. — Но если ты до сих пор не заметила, я не могу подцепить себе мужика. Я даже Джефа не смогла подцепить, потому что он понял, что я сволочь и жизнь у меня никудышная… и… и… она закончится лет в тридцать пять, когда я превращусь в полную неудачницу, сумасшедшую бабу… и… и я умру де-девст-вен-ен-ницей.

Хел обнимает меня, открывает коробку с цветными салфетками, заваривает травяной чай и укладывает спать. Убеждает меня, что утром все будет хорошо.

Точно. Пошли они все! Хватит сопли размазывать! С меня довольно! Я потратила слишком много сил на этого урода, дожидаясь, пока он сподобится позвонить. Все, что от него требовалось, — это один жалкий звонок. Но нет же, он такой эгоист, что ему, блин, не до этого! Все! Больше я на него время тратить не буду, и этот мерзавец не заставит меня снова из-за него страдать. За одну эту неделю я успела сбросить и снова набрать шесть килограммов, поругаться со всеми подряд, включая Хел, и все ради чего? Ради пустого места.

Все. Джек Росситер для меня умер. Нет, скажите мне, он что, не понимает, с кем имеет дело? Кого он упускает? Да он сейчас должен у меня в ногах валяться, молить о свидании, обрывать мне телефон и засыпать мою квартиру цветами. И знаете что? Пошел он! Со своими шлюхами, дорогими шмотками и всей художественной фигней! Катись, Джек, колбаской!

И вообще, я же Сильная Женщина. Мужики мне не нужны. Мужланы с вонючими гениталиями, отвратными ногтями на ногах и высокотехнелогичным снобизмом. Да кого они вообще интересуют? Точно не меня. Нет, сэр, я — пас.

Стою на пороге и вдыхаю бодрящий воздух. Ха! Ни один мужик больше не сможет сбить меня с намеченного пути. Сегодня последний день моей временной работы и ПЕРВЫЙ ДЕНЬ МОЕЙ ОСТАВШЕЙСЯ ЖИЗНИ.

Неудачно поскользнувшись на первой ступеньке, цепляюсь за какую-то дрянь, и на колготках ползет петля. Но запрещаю себе переживать по пустякам, и, кажется, это написано на моем лице. Люди в метро от меня шарахаются, а приветливые улыбки сотрудников офиса вянут у них на губах. Весь день я работаю с ожесточенным рвением. Даже прибираю вечный бардак в шкафу с бланками, что весьма впечатляет Кислые Титьки.

В 17.30 ровно подаю ей на подпись свою ведомость с количеством отработанных часов. Эта самая мерзкая процедура для временного работника. В большинстве случаев люди начинают суетиться, придираются к количеству часов — так унизительно. Но только не сегодня. Кислые Титьки оглядывает меня с ног до головы, пока я стою у ее стола.

— Спасибо, Анна, вы хорошо поработали, — говорит она, — должна сказать, сегодня вы были особенно… э-э… усердны.

— Вообще-то меня зовут Эми. Не за что. — На следующей неделе вы нам не нужны.

Дженет вернулась из отпуска, но, если что-то потребуется, я позвоню.

Конечно, не позвонит, но меня это вполне устраивает. Я отсюда сваливаю.

Широким шагом иду в агентство «Лучшие кадры». Элейн устраивает вечеринки по пятницам для всех временных работников. Боюсь, увильнуть не получится, поскольку нужно сдать в офис свою ведомость за неделю. Предполагается, что благодаря этим вечеринкам мы будем чувствовать себя членами одной большой и дружной семьи, а не сборищем главных неудачников страны, коими большинство нас считает. На самом деле от этих вечеринок всем только еще хуже. Никто из нас и себя-то не уважает, не говоря уж о других.