Давай вместе - Ллойд Джози. Страница 8

Теперь придется объяснять, что случилось. В чем причина провала.

Сначала я пытаюсь смягчить удар.

— Ну, вообще-то кое-кто на меня все же клюнул, — говорю я, в то время как она кидает мне пачку «Мальборо лайтс». Понимаю, что двадцать минут назад я торжественно поклялась самой себе никогда больше не курить, но я и раньше не отличалась большой силой воли. И несмотря на то что мой голос на две октавы ниже, чем обычно, а мой организм уже и так отравлен до мозга костей, я вынимаю одну сигарету.

— Кто, Мэтт? — спрашивает Хел, снимая кофту. Под кофтой новая модная майка.

— Нет, не Мэтт, хотя он, конечно, хорош. Нет, он мной не заинтересовался. Думаю, он слишком сильно напился.

— А кто?

Я передаю ей обратно сигареты, она тоже берет одну. Я подношу зажженную спичку.

— Его сосед. — Прикуриваю и выжимаю чайные пакетики вилкой. — Джек.

При одном упоминании его имени меня охватывает стыд.

— Подробнее, пожалуйста, — требует Хел, откидываясь на стуле и обхватывая руками кружку.

Я рассказываю ей все по порядку: какая толпа была в баре, как пили, флиртовали, танцевали, как мы ушли с вечеринки и он проводил меня домой, как курили, сидели рядышком на полу. И про наш РАЗГОВОР. К тому моменту мы с Джеком, попивая виски и развалившись на полу у дивана, словно старые приятели, уже обсудили все — за исключением сексуальной жизни. Бутылка была почти пуста, когда в беседе всплыла эта скользкая тема, — то, чего я так боялась и морально и физически.

— И кому же повезло с такой девушкой, как ты? — спросил Джек, подливая виски мне в бокал.

Я сидела, разминая в пальцах теплый воск, капавший со свечи. И тут-то виски ударило мне в голову. Я вдруг поняла, что очень сильно пьяна, и мне стало себя ужасно жаль.

— Никому, — прошептала я.

Джек тронул меня за руку и заглянул в глаза:

— Извини, я что, наступил на больную мозоль? — Да нет, не то чтобы… Да, наверное. Просто…

— Просто — что?

— Так, ничего.

Жалость к самой себе захлестнула меня, и я, почувствовала, как крупная слеза упала мне н/ колено. Джек убрал волосы с моего лица.

— Ну что ты. Не надо, ведь не все так плохо, да?

— Ох, Джек, — всхлипнула я, а слезы вперемешку с тушью и соплями уже бежали по лицу. — Со мной, наверное, что-то не так.

— В каком смысле?

— У меня уже сто лет не было секса. Я совершенно не умею заводить отношения с мужчинами. Думаю, они считают меня уродиной.

Джек мягко рассмеялся и погладил меня по шее.

— Глупенькая. Ты очень симпатичная. — Да, а вот Мэтт так не считает.

— Мэтт? — Пальцы Джека замерли.

— Да, типичный пример. Он пригласил меня на вечеринку, а когда я пришла, он разочаровался во мне.

Джек выпрямился, вид у него был потрясенный.

— Тебе нравится Мэтт? Я тупо кивнула в ответ.

— Но это же бессмысленно, да? — шмыгнула я (безрезультатно) и подтерла нос подолом платья. — Он никогда не захочет переспать со мной. Придется с этим смириться. Никто меня не хочет. Даже ты, так ведь?

Все, сил моих больше нет повторять это. Мы с Хел уже перебрались в гостиную и теперь сидим друг напротив друга в разных концах дивана. От стыда я закрываю лицо руками. Она сочувственно кладет мне руку на колено.

— Думаю, ты слишком серьезно все это воспринимаешь, — выносит она свой вердикт. — Хорошо, может быть, ты его немного напугала, но это еще не конец света. Может, ему это даже польстило. Она что, не слушала меня? Или просто не понимает всей глубины моего стыда? Этот случай еще хуже того, когда я пыталась соблазнить Бориса, сексапильного фотографа из Германии, который тоже учился в нашем колледже. Уверенная, что между нами проскользнула искра взаимного притяжения, сгорая от страсти, я заявилась к нему в комнату ночью в черном кружевном белье и, вызывающе извиваясь, двинулась к его постели. И когда я уже спускала бретельку бюстгальтера с плеча, призывно надув губки, он отложил журнал и сообщил, что он гей.

Так вот, случай с Джеком намного хуже.

— Хел, — воплю я, — ему это не польстило!

— Может быть, он заволновался, что не сумеет… ну, понимаешь… это сделать.

— Да он мне сто раз дал понять, что я ему нравлюсь, пока я не сказала, что пошла на вечеринку ради Мэтта! — взрываюсь я.

— Ну и зачем тогда ты ему об этом сказала? Хороший вопрос.

Я встаю с дивана и начинаю нервно ходить по комнате, — точнее, семенить по одному квадратному метру незахламленного пространства перед окном.

— Не знаю. Я была пьяна, расчувствовалась, и у меня это просто вырвалось. Дело в том, что он мне понравился. Мне так давно не попадались парни, с которыми можно просто поболтать. А он и танцует хорошо. И такой симпатичный. Все было здорово, пока я не… Господи, я такая дура!

Последнюю фразу Хел игнорирует.

— Уверена, что он тебе еще позвонит.

— Как? Он ушел, даже не взяв мой номер.

— Но он знает, где ты живешь. А для чего существуют справочные?

— Ты не понимаешь.

— Слушай. Вы распили бутылку виски на двоих. Ну сболтнула ты лишнего. И что с того? Немного откровенности и ранимости — ничего страшного.

Ранимость, откровенность — это одно. Это даже неплохо, если ты признаешься в невинных и милых вещах, например в том, что иногда спишь в обнимку с плюшевым мишкой или все еще любишь фильм «Топ ган». А вот признаться первому встречному (который тебе к тому же нравится), что ты самая отчаявшаяся, несчастная, изголодавшаяся по сексу женщина в мире, — совсем другое дело.

— Если ты и правда думаешь, что он может мне позвонить, ты просто сошла с ума. Он не позвонит. Я уверена, — угрюмо объявляю я.

В эту самую секунду звонит телефон.

Мы с удивлением смотрим на него, а Хел многозначительно поднимает брови, словно говоря: «Вот видишь!»

— Что мне ему сказать? — впадаю я в панику.

— Не знаю, но возьми трубку!

До меня, несмотря на мое похмельное состояние, доходит, что Хел может быть права и что Бог, наверное, и вправду существует. Но я слишком долго мешкала. Как только я поднимаю трубку, включается автоответчик. В результате этой механической ошибки в трубке начинается какофония гудков и щелчков, после чего линия отключается. Я с удивлением смотрю на телефон, а потом стучу себе трубкой по лбу.

— Набери 1471, — говорит с энтузиазмом Хел, выпрямляясь и кладя ногу на ногу.

Набираю.

— Извините, входящий номер не зафиксирован. Извините, входя…

Я швыряю телефон.

— Черт!

Мы замолкаем, обдумывая происшедшее.

— Сомнений нет, это был он, — говорит Хел, обнимая подушку.

Я знаю, что это не так, но стоит рассмотреть все возможности.

— Хорошо, на секундочку предположим — но только на секундочку, — что это мог быть он. И как мне ему объяснить, что вчера спьяну я наговорила глупостей, что я без ума от него, и Мэтт мне совсем не нравится?

— Когда он тебе перезвонит, вообще не вспоминай о прошлой ночи. Будь веселой, беззаботной. Скажи, что, наверное, слишком много выпила и не помнишь, что вчера было.

— Ага, щас!

— Неважно, что ты ему скажешь. Раз он позвонил, значит, ты ему нравишься. Значит, пять минут твоей глупости не свели на нет восемь часов приятного общения.

Хел знает, как меня ободрить и поддержать, поэтому должность моей лучшей подруги всегда остается за ней.

Неуверенно я соглашаюсь, что, возможно, еще не все потеряно. Что Джек и правда мной увлекся и обязательно позвонит, что я достойна его внимания, и, когда (не если, а когда) он позвонит, я буду спокойна. СПО-КОЙ-НА!

Проходит пять минут, и телефон снова звонит. Хел скрещивает пальцы на удачу, я строю раздраженную мину и закатываю глаза. А сама пытаюсь придать своему голосу наибольшую сексуальность, поднимаю трубку и мурлыкаю в нее: «Алло-о».

— Дорогая, это ты? Слава богу, ты отключила свой ужасный автоответчик.

Это моя мама. Последний тлеющий огонек надежды гаснет. Хел с пониманием жмет мне руку, а я киваю ей в ответ. Протягиваю ей трубку, чтобы она могла услышать знакомый мамин голос. Я нахожусь в таком упадке, что не успеваю вовремя среагировать и соглашаюсь пойти с мамой по магазинам. Кладу трубку и тру виски.