Вызывающий бурю - Ллойд Том. Страница 2

Изак добежал до одной из повозок в голове каравана и привычно вскочил на козлы. Возница ничего не сказал при виде Изака, лишь устало ему улыбнулся. Карел, как и сам Изак, обычно держался особняком, его морщинистое лицо говорило о силе и возрасте – он был почти одних лет с отцом Изака, но одного из них состарила желчность, а другому возраст принес лишь большой жизненный опыт.

Карел заплетал в косы свои черные, уже изрядно поседевшие длинные волосы и скреплял их проволокой, возвещая миру, что раньше служил наемником. Белая вышивка на воротнике и вплетенные в косы белые кожаные полоски свидетельствовали о том, что он был не простым воином. Карел – сержант Бетин Карел-фольден – был «духом», легендой маленькой общины погонщиков. Он ушел из дворцовой охраны повелителя Бахля, повелителя Фарлана, несколько лет спустя после рождения Изака. Принадлежность к такому полку обеспечивала определенное положение в обществе, и место это нельзя было купить. Все уважали «духов» из Тира.

– Похоже, у Хормана дурное настроение. Подержи поводья, а мне, пожалуй, пора отдохнуть.

Изак взял поводья и стал смотреть, как возница потягивается, как набивает трубку. Лошадь презрительно фыркнула, почувствовав чужую руку.

Карел единственный во всем обозе относился к Изаку как к нормальному человеку. Поскольку сам Карел родился в семье слуг феодала и прошел годы военной службы, он научился судить о людях не по внешности. И за это Изак был ему очень благодарен.

– Отец вообще никогда не бывает в хорошем настроении, – пожаловался Изак. – Вчера ткнул меня в руку ножом за то, что я дотронулся до зеленого кольца матери.

Он поднял руку, показывая уродливый темно-красный рубец.

– Что ж, получил по заслугам. – Карел считал, что его хорошее отношение к мальчику вовсе не повод для того, чтобы давать тому поблажки. – Ты же прекрасно знаешь, как много значит кольцо для твоего отца. Никогда не трогай вещи матери – это все, что у него осталось. Во всяком случае, твои раны заживают куда быстрее, чем у всех нас, так что можешь радоваться.

– У него осталось от нее не только кольцо. А меня винят в ее смерти, – вздохнул Изак.

– Такова жизнь, – возразил наемник без малейшего сочувствия. Он был другом Изака, но не собирался его ублажать. – Ты такой, какой ты есть, – для многих этого вполне достаточно, и для Хормана тоже. Он и вправду любил твою мать. Так зачем его злить?

Ответа не последовало. Изак сидел с мрачным видом, не желая признавать, что не прав.

– Отлично. Наверное, хватит о твоем отце. Ты не думаешь пойти в дворцовую гвардию? После Серебряной ночи ты можешь не спрашивать отцовского разрешения.

– А смысл? – Изак провел ногтем по желобку в деревянном бортике повозки. – Мне никогда не стать «духом» – разве им нужны такие, как я?

– Ты не будешь отверженным всю жизнь, поверь. Неужели ты думаешь, что я стал бы обучать тебя сражаться, если бы слушал других? – Карел ткнул большим пальцем в сторону следующих позади повозок. – Эти люди ничуть не похожи на фарланов. Возможно, ты не станешь знаменитым, но к тебе обязательно привыкнут. Мне приходилось сражаться в одних рядах с воинами вроде тебя, и, должен сказать, среди «духов» встречаются субъекты с характерами еще похуже, и их давно бы повесили, если бы они не бросались на врага, первыми идя в бой. Вы очень опасны, но разума у вас больше, чем кажется большинству, и командиры не могут этого не заметить. Вспомни эти мои слова, когда в один прекрасный день станешь генералом Изаком.

Ветеран улыбнулся, и Изак ответил ему улыбкой. Карел терпеть не мог дураков и бездельников. В его словах наверняка что-то было, иначе все долгие часы тренировок и учебных боев пропали бы впустую. Изак знал, что он владеет оружием лучше самого Карела – даже когда сражается лишь утяжеленной деревянной палкой, а бывший «дух» – мечом, но дело было не в этом. Все белоглазые были необычайно быстрыми, но именно эта их способность и пугала обычных людей. И Изак сталкивался со страхом других чуть ли не каждый день.

Карел постоянно повторял, что среди стражников есть и такие же, как Изак, но никто никогда их не видел. Если Карел говорил правду, значит, белоглазым не доверяли поддерживать порядок на улицах Тиры, а использовали только на войне.

– Думаю, ты прав, – признал Изак. – Просто я боюсь надеяться. Но обязательно воспользуюсь первой же возможностью отсюда уйти, даже если мне придется разорвать отца в клочья.

За подобное неуважительное высказывание по отношению к отцу ему пришлось расплатиться: Карел сильно дернул его за ухо. Любому другому стало бы больно, но Изак даже не поморщился. Каждому ребенку в караване приходилось испытать на себе силу рук Карела, и все-таки его любили, а еще больше любили его истории, но никто здесь не мог понять привязанности Карела к дикому белоглазому. Карел же на все вопросы отвечал, что увидел в Изаке сердитого юношу, каким был когда-то сам.

Погонщики представляли собой общину, члены которой были связаны кровными узами и бедностью. Большую часть года они проводили в дороге и даже в Фарлане предпочитали держаться вместе. Обоз с рождения оставался для Изака единственным домом, но здесь его не любили, и только оставшись в одиночестве, он мог почувствовать хоть какую-то связь с другими. Когда же он был не один, он чувствовал, что в равной степени благословлен и проклят богами и что люди боятся и благословения, и проклятия, выпавших на его долю. Белоглазые рождались, чтобы защищать Семь племен, но людские зависть и страх наделили их демоническими чертами, поэтому теперь в них видели символы оскверненной души Ланда. Карел недовольно поморщился.

– Ты такой же мрачный и вспыльчивый, как и твой отец. Кажется, ты унаследовал от него больше, чем обычно наследуют такие, как ты.

– А может, он просто слишком противный, – горько возразил Изак.

– Может, но с остальными он ведет себя много лучше. Беда в том, что ты похож на мать. Он видит в тебе ее черты, отчего и страдает. А если бы ты его не злил, возможно, тебе не пришлось бы все время бороться с желанием дать ему сдачи.

Изак посмотрел на Карела и встретился с его проницательным взглядом. В глазах Карела бегали веселые чертики, и Изак успокоился. Карел был единственным, кто видел его внутреннюю борьбу, и единственным, кто его понимал.

– Белоглазые во всех племенах одинаковы, – продолжал Карел, постукивая трубкой о борт повозки. Он ласково посмотрел на Изака, легкая улыбка тронула его губы. – Помнишь, я рассказывал тебе о сержанте Кулете? Он был настоящий негодяй, худший из белоглазых. Когда ему было шестнадцать, он убил всю свою семью, кроме матери, само собой. Но ведь нельзя винить вас, белоглазых, за то, что вы рождаетесь такихми большими. В том виноваты лишь боги, и многие это понимают. Как бы то ни было, командиру стражников не разрешили казнить Кулета. Жрец Нартиса заступился за него, заявив, что родинка на лице Кулета говорит о том, что его коснулась рука самого Нартиса.

Карел презрительно хмыкнул.

– На мой взгляд, его скорее коснулся демон, но родинка была точно такого же синего цвета, как и двери храма, это точно. Мы постоянно подпаивали сержанта, чтобы он весь день шутил, негодник ужасно смешил меня, даже сильнее, чем твои глупые выходки. Зато трезвым он был страшно скучным и постоянно затевал драки в казарме. А вот на поле брани – сама смерть ему удивлялась! Все были рады сражаться вместе с ним в бою. Он бился как одержимый, никогда не отступал, всегда прикрывал тех, кто рядом. Возле него ты был в полной безопасности. Карел глубоко затянулся трубкой, потом потрепал Изака по голове.

– Радуйся, тебя благословили боги. Ты вспыльчивый и дерзкий, вдумчивый и бессердечный. Из белоглазых получаются прекрасные воины, потому что вы вдвое сильней и вдвое отчаяннее прочих. Только не пойми меня неправильно, ты мне как сын, но я повидал немало таких, как ты. Кроме необычных глаз вам достается то, что вы едва способны контролировать. Вероятно, для тебя это плохо, твой отец тоже не любит, чтобы им командовали, но ни один белоглазый никогда не был тихой овечкой. Слушайся отца до весны, а там станешь свободным, обещаю. Просто постарайся обуздывать характер.