Конан и Алая печать - Локнит Олаф Бьорн. Страница 10

За это нужно благодарить мою матушку с ее острым языком и пристрастием называть все своими словами, а также мою лучшую подругу Цици.

Столь непонятное прозвище она получила от моего братца, соединившего первые буквы ее имени и фамилии.

Цици на самом деле Цинтия Целлиг, фрейлина принцессы Аманты, супруги принца Зингена, второго сына короля. Цинтия — первая собирательница сплетен и слухов во всем дворце, что неудивительно — ведь она дочь хранителя королевских архивов. Ее отец бывает у нас в доме, но познакомиться мне с ним пока не удалось, ибо он всегда приходит только ради встречи с моим отцом или матушкой.

Слуги шепчутся, будто у этого человека темное прошлое. Мне иногда очень хочется разузнать, какую тайну он скрывает.

Цинтия, знающая все о придворных дрязгах, семейные сплетни хранит надежно. Или сама ничего не проведала о молодости своих родителей.

Мне известно только, что ее матушка, как и моя, родом с Полуденного Побережья. Моя — из Зингары, госпожа Лиа — из Мессантии Аргосской. Цинтия похожа на уроженку Аргоса, у нее такое же вытянутое личико, характерный горбатый нос (не с горбинкой, а именно горбатый, отчего Цици ужасно страдает), серо-зеленоватые глаза и неунывающий характер.

Она худенькая, быстрая, говорливая и, как отец, рыжеволосая, эдакого жизнерадостного песочно-золотистого оттенка.

Именно Цици, почти каждый вечер наносившая нам визит и считавшаяся кем-то вроде дальней родственницы, добровольно взяла на себя обязанность познакомить меня с нравами обитателей Бельверусского замка. Не слушая робких возражений, Цинтия таскала меня в дворцовый парк, на конные прогулки и представления лицедеев, провела по всему кругу своих многочисленных знакомых и даже позаботилась, чтобы я угодила на глаза ее высочеству принцессе Аманте.

Госпожа Аманта милостиво пообещала мне свое покровительство, когда я появлюсь во дворце, после чего мы с Цинтией едва не поругались. С юношеской запальчивостью я утверждала, что сама могу о себе позаботиться. Цици высмеяла меня с высоты двадцати двух прожитых лет и велела готовиться к очередной дневной прогулке, на которой она намеревалась строить глазки своим поклонникам и обмениваться с ними двусмысленными любезностями.

Это было всего две луны назад, а кажется — целую вечность…

Цинтия уже почти десять дней не показывалась в особняке Эрде, но сегодня прислала весточку, что постарается навестить меня. Вестри утром отбыл в Академию, я пожелала ему успеха, но, кажется, он меня не заметил, погруженный в мысленные расчеты построения фортификационных сооружений. А может, думал о грядущем вечере у Неффелей.

У отца — совещание за плотно закрытыми дверями.

Мне известно, что в комнате по соседству есть слуховое отверстие, но я сомневаюсь, что бдение возле него принесет какую-либо пользу. Ведь я имею самое смутное представление о дворцовых интригах и том, какая роль в них принадлежит моему отцу.

Со своего наблюдательного поста на галерее я вижу, как расходятся участники, и пытаюсь узнать знакомых. Неизменные Майль и Авилек, Клайвен, глава канцелярии при его светлости королевском советнике Тимоне, Раммирель — младший посол Зингары в Немедии (он-то что здесь делает?), достопочтенный Зугурд — старшина Оружейной Гильдии, Каспер Хеннер, заместитель капитана королевской гвардии, и Леттиг — доверенное лицо господина Сагаро, королевского казначея.

Вдобавок — неизвестный мне высокий месьор в дорогом темно-сером плаще, отделанном беличьим мехом. Прочие обращались к этой личности весьма почтительно, и я рассудила, что, коли не самые последние люди в Империи так себя ведут, значит, к нам вправду пожаловала редкая птица. Может быть, кто-то из высокопоставленных придворных или даже младших принцев.

Покидавшее моего отца общество приглушенно беседовало. Преобладающие интонации — деловито-обеспокоенные. Несколько раз прозвучало имя моей матери, произнесенное тем голосом, каким принято упоминать страждущих членов семьи. Мимоходом помянули короля Нимеда, затем речь перешла на волнения в столице, вспыхивавшие и гаснувшие почти всю зиму.

Авилек посетовал, что у него под замком сидят по меньшей мере десяток изловленных смутьянов и распространителей слухов, и никто не может решить, что с ними делать. Казнь излишне возбудит и без того беспокойную городскую чернь, а дальнейшее содержание нарушителей спокойствия за казенный счет представляется бессмысленным. Может, выставить их на денек к позорному столбу или выдрать да сослать на копи у Соленых озер?

Посетители миновали огромный нижний зал и скрылись за дверями парадного входа. Отец не появился.

Обед ему принесла в кабинет домоправительница Хейд.

Я перехватила ее на обратном пути, дабы расспросить, как себя чувствует месьор Эрде. Толстуха Хейд растерянно покачала головой, бормоча, что давно не видела его милость таким расстроенным.

Даже не вышел в середине дня в сад, погулять с собакой, как обычно. А бедное животное сидит и мается…

Тут, словно нарочно, из кабинета донеслось:

— Хейд, ты еще здесь? Пусть кто-нибудь выгуляет пса!

Бриан толкнул дверь мордой и вывалился в коридор. Когда Вестри было годков десять, а мне, соответственно, шесть, мы седлали бедную собаку и разъезжали на ней, как на маленькой косматой лошади.

Теперь пес постарел, вокруг морды появились белые волосы, и ходит он грузно, переваливаясь с бок на бок и часто останавливаясь передохнуть.

— Пойдем гулять? — спросила я Бриана. Волкодав вздохнул и поплелся за мной.

В саду стояли лужи от тающих сугробов, разлаписто торчали старые яблони и пахло талой водой.

Бриан лениво бродил между деревьев, иногда без интереса копался в палых листьях.

Я сидела на покосившейся скамейке и пыталась сообразить, что же теперь будет. В серо-сизом небе, затянутом низкими облаками, выделывала круги и галдела воронья стая. Иногда долетал городской шум — через три квартала от нас располагается Площадь Побед Нумы и зеленый рынок.

— Дана, Дана, Дана!

От пронзительного вопля Бриан встряхнулся, поставив уши торчком и оглянувшись. По мокрой дорожке к нам, подобрав, юбки и придерживая разлетающийся плащ, неслась молодая дама. Песочные локоны, вычурные одеяния зеленых и бежевых цветов — Цинтия во всей красе.

— Доброго денечка, барышня, — сказала я, подхватывая Цици, которая, разумеется, умудрилась поскользнуться и едва не шлепнулась. — Можно ли узнать, чем вызвана ваша поспешность? Так ведь недолго и упасть. Кстати, слышала историю про рыцаря и даму, которым пришлось ночевать на заброшенной мельнице?..

— Тараск вернулся! — выпалила Цинтия, не дав мне договорить. — Он и весь его отряд, и эта девица, Дженна! Сегодня утром! С победой! Он нашел этих грабителей! Они, оказывается, прятались в ущельях возле верховьев речки… как же ее… Ялруга! Он разогнал шайку, казнил вожаков и привез их головы в столицу! У тебя карта Немедийских гор есть? Надо посмотреть, где эта самая Ялруга! И, наверное, надо сказать твоему отцу! Или он знает?

— Думаю, что нет, — ошарашенно признала я. — Когда они вернулись?

— С колокол назад! В замке наследника все вверх дном! Я удрала, чтобы рассказать тебе! Кстати, наследник уехал куда-то, и теперь его все ищут!

Такова Цици. Взбалмошная и преданная. Принесенная ею новость в самом деле заслуживает внимания. Сдается мне, это известие будет неожиданным даже для герцога Эрде, знающего о Немедии и ее делах все и немного больше.

— Пошли к отцу, — решила я. — Он, правда, в плохом настроении, но вряд ли нас выставит.

— А что случилось? — забеспокоилась Цинтия.

— Матушка хворает, — кратко объяснила я. — Уже седмицу.

Хорошо бы Цинтия проболталась об этом во Дворце. Если начнется расследование обстоятельств смерти молодого Эрлена, мы и слуги будем единогласно твердить — госпожа герцогиня который день не покидала пределов особняка. И Цинтия поддержит — да, так оно и есть.

Уже входя в дом, я запоздало сообразила, кто был высокий господин в сером плаще. Надо же, какая честь — нас тишком посетил сам наследник престола. Честь или, наоборот, предвестие беды?