Похититель тел - Лаумер Джон Кейт (Кит). Страница 26

— Ну, в чем дело? — спросил подошедший маленький толстенький сержант с усами, напоминающими руль велосипеда. Он остановился, смерил Лафайета взглядом. Его лицо налилось краской гнева.

— Коротышка! — крикнул Лафайет. — Как я рад тебя видеть!

— Схватить этого бездельника! — гаркнул сержант. — Это тот самый негодяй, что избил троих ребят из моей смены в прошлый понедельник!

Лафайет понимал, что трудно сохранить невозмутимость, когда трое здоровых стражников заворачивают тебе руки за спину, как сухой кренделек с солью, и волокут, по мощеному двору. И все же это было неподходящее время для вольных высказываний.

— Не могли бы вы… ой!.. выслушать то, что я скажу… ох!.. я уверен, что вы согласитесь, когда узнаете, что я должен сообщить… ух!..

— Что? Прикрути его еще на четверть, Ля Верн!

— Коротышка, ну хоть выслушай меня…

— Для тебя он сержант, негодяй! — зарычал владелец аркебузы. — В следующем месяце расскажешь это судье, когда он вернется из отпуска!

— Я не могу ждать месяц! Это срочно!

— Ля Верн, если он еще что-нибудь скажет, сунь ему в рот платок, тот, цветной, которым ты шею в жару промокаешь!

Они прошли стойла, помещение, где хранились сбруи, свернули в служебный ход мимо королевского свинарника. Стражники отпрянули, когда запертый хряк вдруг громко хрюкнул и кинулся всей своей тушей на забор.

— Что нашло на Жоржа? — удивился Ля Верн.

— Он уже пару недель сам не свой.

— Может, он чувствует, что в следующем месяце у нас назначен праздник,

— предположил кто-то.

— В последнее время все идет не так, — посетовал Ля Верн.

— С тех пор как…

— Довольно! — завопил Коротышка. — Вас, слюнтяев, подслушивают!

Лафайет, подгоняемый стражниками, поднялся на три ступеньки и оказался в маленькой дежурной комнате, освещенной даже в этот час сорокаваттной лампой, висящей на запутанном шнуре. Небритый человек без пиджака сидел, взгромоздив на покосившийся стол ногу, обутую в ботинок, и ковырял в зубах коротким кинжалом. Он вопросительно приподнял бровь и потянулся за формой.

— Запиши это рыло как задержанного по подозрению, Сарж! — сказал Коротышка.

— По подозрению в чем?

— Сами решите. Может, подделка, или чрезмерное любопытство, или разбавление вина водой. Только продержите его до тех пор, пока я не состряпаю на него дельце, за которое он проторчит, пока меня на пенсию не отправят.

— Это уж слишком, — вмешался Лафайет. — Пока вы, полицейские ищейки, трепитесь, королевство могут захватить! Мне нужно немедленно видеть принцессу Адоранну!

Сержант за столом слушал, разинув рот от удивления. Он смерил Лафайета взглядом с ног до головы, потом недружелюбно уставился на Коротышку, арестовавшего Лафайета.

— Чего ради притащил мне помешанного? — возмутился он. — Ведь знаешь же, что в таких случаях сразу же отправляют в дом для лунатиков.

— Позовите принцессу Адоранну! — потребовал Лафайет слегка дрогнувшим голосом, несмотря на все его усилия держаться спокойно. — Просто попросите ее высочество спуститься на минуточку, договорились? — Он попытался дружелюбно улыбнуться, но вместо этого скривил такую гримасу, что сержант за столом отпрянул.

— Держите его, ребята, — пробормотал он. — У него сейчас начнется припадок. — Он позвонил в колокольчик на столе, дверь открылась, и появилась нечесаная голова с белесыми космами над толстогубым лицом с отечными глазами.

— Оглеторп, наладь-ка этому голубю кандалы, — распорядился сержант. — Брось его в камеру номер двенадцать, ту, что с дальней стороны. Мы не хотим, чтоб он орал и всех расстраивал.

— Кандалы?! — завопил Лафайет. — Да я вас всех, тюремных бездельников, заставлю в ночную смену дежурить! — Он рывком освободился, уклонился от захвата, нырнул к двери, но зацепился за подставленную ему подножку, и… искры посыпались у него из глаз, — такого «роскошного фейерверка» он не видел с третьего октября прошлого года, дня независимости Артезии. Ему грубо заломили руки и поволокли наверх. Он попытался передвигать ноги, потом сдался, и они безвольно волоклись следом. Он понимал, что поднимается по ступенькам, ковыляет по темному зловонному коридору, что поднялась тяжелая железная решетка. Толчок — и он полетел, спотыкаясь, в камеру с низким потолком, которая была наполнена вонью от чадящих керосиновых факелов, закрепленных в кронштейнах вдоль стены.

— Я сэ…Лаф…ет Лири, — бормотал он, тряся головой, чтобы прийти в себя. — Я требую адвоката! Я требую встречи с Адоранной! Я требую, чтобы моей жене, графине Дафне, передали записку… — Он замолчал, так как ему заломили руки назад и держали вместе двойным захватом.

— Похоже, пьянство лишило его ума, — сказал блондин-надзиратель, от которого несло перегаром, как из винной бочки.

— Запри его в номер двенадцать, Перси, в самом конце!

— Конечно, Оглеторп… но, черт меня побери, я же еще двенадцатый не мел… и…

— Неважно, нечего цацкаться с этим болваном. Это один из тех, кто сует свой нос куда не следует.

— Вот как? Оглеторп, а не этот ли парень лез по плющу в прошлом месяце, чтобы подсмотреть, как принцесса Адоранна принимает душ?

— Не имеет значения, Перси. Запри его и возвращайся к своим комиксам!

Лафайет рассеянно отметил, что Перси был выше ростом и умом блистал не более, чем Оглеторп. Он не сопротивлялся, когда его погнали до конца темного коридора, затем встал, прислонясь к стене, чтобы прошло головокружение, пока тюремщик выбирал огромный ключ на кольце у ремня.

— Скажи, приятель… ну… как это было? — доверительно обратился к нему допотопный страж, снимая наручники. — Я про… ее высочество… она голышом такая же аккуратненькая, как, парень, можно себе ее представить?

— Еще аккуратнее, — таинственно ответил Лафайет, потирая голову. — Это… это не твое дело. Но слушай… это все ошибка, понимаешь? Случайно приняли за другого. У меня новости для графини Дафны или для принцессы и…

— Ага, — кивнул тюремщик.

Когда он толкнул Лафайета в тесную и смрадную камеру, тот едва почувствовал, как провел рукой по боку другого охранника, а пальцами что-то незаметно снял и зажал в ладонь…

— Именно за этим ты и карабкался по плющу, ясно, — продолжал насмешничать Перси. — Самое подходящее алиби для такого бродяги! Я могу поспорить, что ты ничего и не разглядел…

— Это ты так думаешь! — крикнул Лафайет, когда захлопывалась дверь. Он прильнул к решетке небольшого квадратного окошка в металлической плите. — Я иду на сделку: ты передай мое послание, а я тебе все об этом расскажу!

— Идет, — с некоторым сомнением ответил Перси. — А как я узнаю, что ты не врешь?

— Даже если я вру, это все равно интереснее комиксов, — решительно заявил Лафайет.

— Псих, — надменно сказал Перси. — И вообще… что-то мне не нравится весь этот разговор, если учесть…

— Что учесть?

— Учесть, в каком состоянии ее высочество. — Нижняя губа тюремщика выпятилась. — Неужели не срам?

— Что не… Я имею в виду, не срам?

— Что принцесса находится на пороге смерти от лихорадки, которую никто не знает как лечить, вот что! И граф Алан, и леди Дафна тоже нездоровы.

— Ты сказал, на пороге смерти? — задохнулся О'Лири.

— Точно, бродяга. Говорят, уже две недели как они все разом заболели и нет надежды на выздоровление. Вот так и пришлось королю Лафайету приступить к обязанностям.

— К-королю Лафайету?

— Конечно. И первое, что он сделал — усилил охрану. Я был одним из первых, кого он нанял. Где ты-то был, между прочим?

— Но… но… но…

— Ага… тогда не больно-то умничай! — с достоинством сказал Перси. — Пока, бродяга! До встречи в компании смертников.

Лафайет сидел на куче влажной соломы, которая заменяла все удобства в камере, и оцепенело щупал шишки на голове.

— Не может быть, что все так плохо обернулось, — бормотал он. — Видно, я сам в лихорадке. Я в бреду, и мне все это мерещится. На самом деле я в кровати, а Дафна меня гладит… Постой! — вдруг подумал он. — Дафна не может лежать в кровати больная, я же ее видел в Центральной, ее вчера инструктировали как агента!