След памяти - Лаумер Джон Кейт (Кит). Страница 17

— Так организовал бы какие-нибудь курсы повышения квалификации, неужели все были безнадежными идиотами? — предложил я.

— Да нет, талантов хватало, но дело не в этом, — сказал Фостер.

— И как же ты вытерпел сотни лет? Ты что, из породы вечных суперменов?

— Естественная длительность человеческой жизни огромна. Я на вас смотрю, как на безнадежно больных, которые погибают молодыми.

— Да какая ж тут болезнь, — возразил я, — обыкновенная старость, потом копыта на сторону. Естественный ход вещей.

— Человеческий разум — превосходнейший инструмент, — возразил Фостер, — и он отнюдь не должен так быстро гибнуть.

— Над этим стоит поразмыслить, — согласился я. — А ты почему не заразился?

— Все валлонцы проходят вакцинацию против этого.

— Ха, вот бы и мне, — вставил я, — но давай вернемся к нашим баранам.

Фостер перелистнул страницу:

— Я правил многими народами, побывал во многих землях в поисках умелых кузнецов, стеклодувов, экспериментаторов. Но я всегда возвращался к посадочной площадке.

— Должно быть, это казалось невыносимым, — посочувствовал я. — Изгнанник на чужой планете проводит сотни лет в глуши, среди дикарей…

— Ну, зачем же утрировать. Мне довелось видеть, как эти дикари сбрасывали шкуры и познавали пути цивилизации. Я учил их, как надо строить, как собирать стада, обрабатывать землю. Я сам выстроил великий город и попытался — по неопытности — преподать аристократии кодекс Двумирья. Но хотя они все и собирались за круглым столом, подобном Кольцевому Столу в Окк-Хамилоте, им так и не удалось до конца усвоить мои уроки. А потом они стали задаваться вопросом, почему, собственно говоря, их король не стареет. И тогда я вынужден был оставить их и попытался закончить постройку сигнализатора. Охотники ощутили это и напали. Сначала я отогнал их огнем, но потом меня разобрало любопытство, и я последовал за ними к гнездовищу.

— Я помню, — сказал я, — «… это было место, знакомое мне издавна. Это был не улей, а штольня — дело рук обитателей Двумирья…»

— Их было слишком много, и мне едва удалось уцелеть. Хроническое голодание сделало Охотников агрессивными. Они бы высосали всю мою энергию до последней капли.

— Если б ты только знал, что передатчик здесь. Но ты не знал. Потому и подался за океан.

— Вспомни, они нашли меня даже там. И каждый раз мне удавалось бежать. Но всегда они отыскивали меня снова.

— А твой сигнализатор, что, с ним так ничего и не вышло?

— И не могло. Это была попытка, заранее обреченная на неудачу. Только высокоразвитая цивилизация могла снабдить меня необходимыми материалами. Я мог только ждать и учить тому, что знал сам. А потом я начал забывать.

— Почему?

— Мозг устает, — пояснил Фостер. — Такова цена долгой жизни. Он должен возобновлять свои ресурсы. Интенсивная работа и шок ускоряют трансформацию. Я и так умудрился продержаться несколько столетий. А дома, на Валлоне, человек записывает память на матрицу, а после трансформации восстанавливает память в новом теле. Но, оставшись один, я не мог этим воспользоваться. Конечно, я делал все: готовил укромные убежища, писал самому себе письма…

— Вот когда ты проснулся в гостинице, ты здорово помолодел прямо за ночь, как это возможно?

— Когда мозг восстанавливается, то происходит регенерация всего организма. Кожа забывает все свои морщины, мускулы — накопившуюся усталость, клетки становятся такими же, какими они были когда-то в молодости.

— При первой нашей встрече, — заметил я, — ты упоминал о госпитале в Первую Мировую войну. Ты тоже там проснулся, ничего не помня?

— Твой мир очень жесток, Легион. Наверное, я терял память много раз. Где-то там, в прошлом, я постепенно забыл о своей цели и, когда Охотники вновь появились, бежал в слепой панике.

— У тебя в Мейпорте был целый оружейный склад. Какая польза от него против Охотников?

— Да никакой, — бросил Фостер. — Но я же не знал. Я только ощущал, что меня преследует нечто.

— Ну, уж в наше-то время ты мог бы построить сигнализатор, — вставил я, — хотя нет, ты уже и забыл, зачем он тебе и как это делается.

— Но, в конце концов, я все же нашел передатчик с твоей помощью, Легион. Правда, по-прежнему остается загадкой, что произошло на борту этого корабля? Почему я здесь?

— Слушай, — окликнул я. — А как насчет такой версии: пока ты лежал на том уютном диванчике, записывая память, на борту разразился мятеж, и к тому времени, как ты очнулся, кругом остались одни трупы.

— В этом есть зерно истины, — задумчиво согласился Фостер. — Но будем надеяться, что когда-нибудь мы узнаем всю правду.

— Вот чего я до сих пор не могу понять, так это почему никто с Валлона не отыскал твой звездолет, он же все это время болтался здесь, на орбите.

— Ты только представь бескрайность космоса, Легион. Твоя планета — всего лишь один крошечный мирок среди сонма звезд.

— Но ведь здесь же была оборудована посадочная площадка для ваших кораблей. Не иначе, как существовало регулярное сообщение. Да и книги с фотографиями — прямое доказательство, что вы бывали на Земле много тысяч лет назад. Так с чего это вдруг все визиты прекратились-то?

— Таких площадок множество по всему космосу, — заявил Фостер, — это своего рода маяки, отмечающие каждый риф. Могут пройти века, прежде чем кто-нибудь вздумает заглянуть сюда. Тот факт, что штольня в Стоунхендже давно забилась землей, еще в те время, когда я впервые сошел на поверхность, показывает, насколько редко посещают твой мир.

Я задумался. Мало-помалу складывалась стройная картина. Правда, в ней еще было довольно много белых пятен, да и рамы не хватало. Наконец меня осенило:

— Слушай, ты сказал, что когда очнулся, то как раз записывал память. Ты проснулся и все помнил, так почему бы не повторить процедуру? Если, конечно, твой мозг в состоянии выдержать еще одну нагрузку.

— Правильно, — откликнулся Фостер, вскакивая: — Это шанс. Идем!

Я последовал за ним в комнатушку со скелетами. Он с любопытством оглядел кости.

— Хорошенькая была потасовочка, — заметил я.

— Да, похоже, я пробудился здесь, — сказал Фостер. — А это те, кого я увидел мертвыми.

— Как видишь, они еще не воскресли, — сострил я. — Ну, что скажешь насчет этой машинки?

Фостер прошел по роскошному диванчику, нагнулся над ним, а потом покачал головой:

— Нет, — сказал он, — конечно, ее здесь не будет.

— Чего?

— Матрицы памяти. То есть инструмента, который я использовал для восстановления памяти.

Тут я припомнил о цилиндре в кармане. С внезапно забившимся сердцем я вынул его и поднял, словно школьник, знающий правильный ответ.

— Этот?

Фостер глянул:

— Нет, это пустой, как те, вдоль стены. Они предназначены для использования в аварийных ситуациях. Заполненные матрицы должны быть цветокодированы.

— Да, пожалуй, — согласился я, — иначе бы все было слишком просто, — я огляделся. — Конечно, этот шкафчик слегка великоват, чтобы искать в нем потерянную пуговицу, но ничего другого нам не остается.

— Не расстраивайся, Легион. По возвращении на Валлон я, без сомнения, смогу восстановить свое прошлое. Существует специальное хранилище, где содержатся матрицы каждого гражданина.

— Но ведь твоя-то находилась у тебя.

— Это наверняка была только копия. Оригинал никогда не покидает хранилища в Окк-Хамилоте.

— Тогда понятно. Тебе не терпится попасть обратно, — заметил я. — Это будет нечто — заявиться домой после такого долгого отсутствия. Да, кстати о времени, ты сумел уточнить, сколько же ты в действительности находился на Земле?

— Да нет, — отозвался Фостер, — я могу сделать только грубую прикидку.

— Ну, так сколько же?

— С той поры, как я высадился из шлюпки, — ответил он, — прошло три тысячи лет.

— Жаль, что команда распадается, — сказал я. — Ты знаешь, я уже как-то привык к своему положению школяра-недоучки. Мне будет не хватать тебя, Фостер.

— Летим со мной на Валлон, — отозвался тот. Мы находились в обсерватории, глядя на ярко освещенный шар моей планеты с расстояния в тридцать тысяч миль. А рядом с Землей застыл ослепительно белый диск Луны.