Земная кровь - Лаумер Джон Кейт (Кит). Страница 7

Подошел черед Роуна. Остальные уже давно стояли на другой стороне. За исключением одного грасила, который сорвался и теперь, вероятно, был мертв.

Крылья у всех работали отлично — молодые розовые мембраны веером раскрывались на спине вдоль торса у всех, кроме Кланса. Он даже и не делал попытки взлететь — просто заглянул вниз, в ущелье, и в одиночестве ушел домой.

А грасилы стояли на другой стороне и смеянлись. Они радовались и веселились… и потому, что полет сам по себе так прекрасен, а кроме того, они смеялись над Роуном, который все еще колебался.

Это же так просто! Они гордились собой и понтешались над тем грасилом, который упал на дно ущелья, так и не сумев справиться со своими крыльями. Впрочем, сметливостью тот никогда не отличался. Теперь же они с любопытством нанблюдали за Роуном и подначивали его.

— Роун — семилетний болван, — распевали они. — Ду-ра-чок! Ду-ра-чок!

— Я все равно полечу, — отозвался Роун. — Вот увидите!

Но он все еще колебался — ведь у него не бынло крыльев! Зато его осенила идея связать ненсколько длинных виноградных лоз и с их понмощью, взмыв в опьяняющую высоту, перемахннуть через ущелье и спланировать на другую его сторону.

Осторожно раскачавшись, Роун проверил прочность связанных ветвей, затем посмотрел на ущелье и прикинул на глаз расстояние, разденлявшее его и семилеток грасилов. Розовое лицо Роуна повлажнело, рубашка прилипла к телу — от страха он весь вспотел.

Уцепившись за раскачивающиеся ветви, он вдруг подумал: лА что… если сейчас все бросить и убежать домой?» Мама спросит: лЧто ты сенгодня делал?» И он ответит: лНичего». И этот день закончится так же, как и все остальные…

Но в этот миг до него донеслось со стороны грасилов: лДурачок! Роун — болван!» Они все время так обзывали его, и Роун окончательно решил — этого больше не повторится! В конце концов, он сможет сделать такое, что им и не снилось, да и просто не под силу!

Роун заставил себя расслабиться, мускул за мускулом, как учила его мама, когда он злился или не мог уснуть. лНадо думать только об однном, — приказал он себе, — как перелететь на другую сторону и не смотреть вниз, на ущелье». И он еще раз, на глаз, мысленно прикинул, на сколько надо отвести сооруженный им канат.

Если повезет, все удастся сделать как надо.

С канатом в руках Роун отбежал как можно дальше, а затем, вцепившись в него изо всех сил, поджал ноги. В какую-то долю секунды он пончувствовал себя частью огромного маятника. Раснкачиваясь все сильнее и сильнее, он наконец занставил себя уловить ту наивысшую точку взлета, когда надо отрываться и лететь.

Ветер свистел в ушах, под ногами распахивало черную пасть бесконечное ущелье, но Роун видел только зеленую траву пастбища на другой сторонне. И когда он вновь достиг точки наивысшего взлета, то отпустил канат. А затем, не будучи уверенным, получится или нет, заставил себя расслабиться, готовясь к приземлению…

И снова свист ветра в ушах. Потом удар нонгами о землю и падение. Инстинктивно перекунвыркнувшись, чтобы уменьшить силу толчка, Роун едва ли заметил, что зацепился ногой о какую-то выемку. Не обращал он внимания и на то, что внутри у него все клокотало, словно там работали кузнечные меха. Он видел лишь растерянные лица грасилов! И ликующе рассменялся.

— Вот так-то, я перелетел через ущелье, и лучше, чем вы! — возбужденно выпалил он и вскочил, собираясь уйти. Подумаешь, ему нинчего не стоит перепрыгнуть через какую-то там канаву!

— Вот так-то! — торжествующе еще раз повтонрил он и — упал, потеряв сознание.

Он приходил в себя медленно, с усилием пронрываясь сквозь красные и зеленые вспышки бонли, и ничего не мог разглядеть, кроме сверкающего солнца. Грасилы давно ушли, бросив его одного. Они решили, что он умер.

Но если это — смерть, то кто-то же должен о нем позаботиться. Кто? Да только папа с мамой, больше некому.

И Роун пополз, с трудом подтягиваясь на рунках и помогая себе правым коленом. Его левая ступня пульсировала болью, волнами перекатынвающейся по всей ноге до самого паха. Он с нанпряжением вглядывался в яркий солнечный свет, пытаясь определить направление пути. Нужно было проползти по раскачивающемуся мостику через ущелье, а затем миновать большую часть деревни, до самого дома.

Вниз и вверх по холмикам. Его покалеченная, напоминающая о себе нестерпимой болью нога беспомощно волочилась сзади. Роун хотел уменреть дома. Или остаться жить, если папа сможет вылечить его. Только не лежать и ждать смерти там, где застала тебя беда, как это делали грасилы.

Ступня ударилась об острый камень, увитый колючим кустарником. Куст впился в волочивншуюся ногу, как огромное насекомое. Как харон, впившийся в мертвую плоть погибшего грасила. Того грасила, что остался на дне ущелья. От однной мысли об этом Роуна затошнило и вырвало. Он хотел было отодрать колючий куст от ноги, но сил ему хватало лишь на то, чтобы ползти, ползти вперед…

Наконец он добрался до мостика. Здесь ползти стало труднее, намного труднее: ладони скользинли по гладким, потертым доскам, опасность сонскользнуть вниз была велика, если помнить еще и о том, что мостик постоянно раскачивался.

Дерево обдавало горячей сухостью, жгло ладонни, а колючий куст, впиваясь все глубже, зловенще шелестел, скребя по доскам.

Целую вечность полз Роун сквозь горячий тунман, его больная нога горела, словно в ней понлыхал факел. И когда он наконец добрался до дома, вполз на крыльцо и позвал родителей, он снова потерял сознание. Но даже в полузабытьи он продолжал звать их на помощь.

— Выпей-ка это, — мама протягивала кружку с горячей жидкостью.

И Роун послушно выпил.

— Раф, — позвала Белла, — Он очнулся.

Появился папа, его фигура неясно вырисовынвалась в проеме двери. Он всегда был таким больншим, а теперь почему-то показался Роуну ниже мамы.

— Прекрати всхлипывать, Белла! — строго сказал он. — Я все сделаю как надо.

Роун почему-то больше обрадовался отцу. Монжет быть, оттого, что увидел он мать старой, морнщинистой, как высохшие листья, которые гоняет ветер.

Раф тяжело сел, устраиваясь поудобней на стунле. Его согнутые ноги неуклюже вывернулись нанзад, а лицо с добрыми голубыми глазами оказанлось рядом с лицом Роуна.