Желтая зона - Лаумер Джон Кейт (Кит). Страница 14
– Я был молод и глуп, – проворчал он. – Мой летающий цирк был великолепен! Наверное, мне нравилось шляться по небу над Францией в одиночку, без Штаффеля, отчасти из эгоизма: если я был один, то победа неоспоримо принадлежала только мне!
– ЭТО не прогулка для самоутверждения, генерал, – заверил его я.
– Тогда почему ты намерен отправиться один?
– Не совсем один, сэр, – вставил я, – мне нужны доктор Смовия и лейтенант Хельм.
– И какая от них помощь в трудный момент? – рявкнул Манфред.
– Я не хочу привлекать к себе внимание, – напомнил я ему. – Идея состоит в том, чтобы потихоньку туда пролезть, выплеснуть культуру вируса в их водопровод и смыться.
– В Желтой Зоне, Брайан? – он не сдавался. – Ты не хуже меня знаешь, что на таком расстоянии градиент энтропии непреодолим!
– Это теория, сэр, – не согласился я. – По-моему, это можно сделать. Надо будет следить за расходом латентной темпорали потщательнее и не дать зашкалить градиенту энтропии.
Глубокомысленно помолчав, генерал жестом показал, что сдается.
– Я вижу, ты защитился на этой сумасшедшей идее, друг мой, – уступил он. – Но подумай, чем ты рискуешь.
– Не отговаривайте меня, сэр, – взмолился я. – Мне и самому это не очень нравится, – но это просто надо сделать.
Он поднял руки.
– Ну что ж, полковник, хорошо. Вы получите самое лучшее оборудование. Я вызову Сьелунда.
И он это сделал.
Я выманил Рихтгофена из здания в его большой лимузин, в котором его ожидал шофер, маленький паукообразный человечек по имени Оле, не обращавший ни малейшего внимания на царившую вокруг панику. Я сел впереди.
– Вези меня к Страндвеген, Оле, – приказал ему Рихтгофен.
Огромная машина потекла по тряской брусчатой мостовой, как сироп, вылитый на блинчик, и вскоре мы уже тормозили перед громадным, шикарным отелем «Интерконтиненталь», который прежде был заброшенным складом мелочной корабельной лавки. Вокруг него в несколько слоев стояла охрана, но они незамедлительно пропустили своего босса.
– Под зданием кирпичный подвал, – сказал он мне. – Построен еще в шестнадцатом веке. Очень устойчивый. Они его захватили под пересылочный пункт. Вводят войска побатальонно с интервалом в шесть часов. Поразить такую цель было бы элементарно просто, если бы не сливки общества, поселившиеся наверху. Их ничто не беспокоит, не считая, оказывается, кошмаров. Выхлопы от йлоккского варианта М-К двигателя.
– Печально, – заметил я. – Нельзя допустить, чтобы наши телезвезды и плейбои видели во сне, что им придется работать.
– Это не шутки, Брайан, – укорил меня Манфред. – Здесь живет генерал фон Хорст и Крмблински, тот тип, который создал Холото-что-то, ну, ты знаешь. Очень популярная личность. Нельзя же просить его съехать, чтобы мы могли взорвать его коллекцию произведений искусства.
– Это тот приборчик «холото», с помощью которого можно управлять снами и записывать их?
– Вот именно: опиум для народа, – неодобрительно ответил Рихтгофен. – Как ты знаешь, благодаря ему Крмблински стал народным героем.
– Все равно лучше бы их эвакуировать, – заметил я.
Манфред покачал головой.
– Некоторые из этих людей потратили миллионы крон и половину жизни, собирая коллекции безделушек и создавая подходящее окружение, где они смотрелись бы как надо – если не считать того, что никому на них смотреть не разрешается. Нам пришлось бы выгонять их силой.
Я посмотрел на него, чтобы проверить, не шутит ли он. Он не шутил.
– Нам лучше бы начинать, генерал, – сказал я – Смотрите! Вот и очередная порция подкреплений.
Колонна в десять крыс маршем выходила из старого сарая – более чистая и бодрая, чем те, что я видел, и готовая завоевать мир – НАШ мир.
– Мы не можем все время копить трупы, генерал, – напомнил ему я.
Раздалось несколько выстрелов, и крысолюди перестроились в колонны по два и пошли по улице. Они не пытались начать атаку или даже защищаться – просто шагали, как будто на параде. А может, так оно и было: из-за угла выехал странный тяжелый автомобиль, напоминающий штабную машину, и затормозил у сарая.
– Вот и наша цель, генерал, – сказал я, начиная вылезать из машины.
Рихтгофен жестом вернул меня обратно и сказал в свой полевой телефон:
– Один выстрел из восемьдесят восьмого калибра, полковник, – и четко приказал: – Мне нужно прямое попадание, для пристрелки места нет.
– Не годится, чтобы жильцы наверху подумали, будто идет война, – согласился я.
Выстрел был сделан, и машину обволокло бушующее облако пыли. Когда ветер отнес его в сторону, стала видна машина – без видимых повреждений.
– Видите нашу проблему, полковник, – сказал Рихтгофен. – Видимо, они ответили на наши взрывчатые вещества и снаряды тем, что создали вариант своего «разбивателя», который удерживает и поглощает взрывы. Поразительно быстрая работа! У нас опаснейший противник, полковник, не забывайте!
Дело принимало серьезный оборот. Он дважды подряд назвал меня «полковник», а ведь он обращался со мной в соответствии с моим чином только тогда, когда дела были по-настоящему плохи.
– А что если я подкрадусь и проткну им шины? – шутливо-заговорщицким тоном предложил я, но Манфреду было не до моего чувства юмора. Впрочем, и мне тоже. Конечно, я уже доложил о танке – челночном корабле, который так недолго был в моих руках: нас удивило, что больше мы их не видели. У них была только пехота, но зато ее было очень много. Кто-то сказал, три миллиона. Разведка подняла свои оценки до четырех миллионов в Стокгольме и в других местах, плюс-минус несколько сот тысяч, причем каждую секунду прибывали все новые.
– Мы все время несем потери. – Манфред стукнул кулаком по ладони. – Нам надо что-то ПРЕДПРИНЯТЬ, черт подери! – На самом деле он сказал просто «дьявол», что можно считать самым последним приближением к ругательству, которое позволяет шведский язык. Рихтгофен редко говорил по-немецки: он жил здесь со времени вынужденной посадки в 1917 году. Бросив на меня гневный взгляд, он сказал: – Нет, Брайан, я не вижу сейчас альтернативы. Только ведь большое устройство, которое могло бы доставить туда ударную бригаду из десяти человек, было бы лучше.
– Извините, но я не могу с вами согласиться, сэр, – ответил я. – Я не собираюсь славно погибнуть, пытаясь совершить невыполнимое, я не планирую вместе с горсточкой камикадзе бросать вызов целому народу. Я хочу проскользнуть туда без всяких фанфар и сделать то, что необходимо сделать. Согласно тому, что сказал этот Свфт, положение у них уже сейчас отчаянное. Я задумал…
– Хорошо, – оборвал меня Рихтгофен. – Как хотите. Но я сомневаюсь, очень сомневаюсь, что ваш поход окажется успешным. Я боюсь, что вместо этого я просто потеряю своего лучшего офицера.
– Плюс еще пару дней, – сказал я.
Я отправил Хельма реквизировать несколько стандартных пайков, приказав вернуться десять минут назад.
Он умчался бегом, а я вернулся к делу. Лишнего времени не было. Доктор Смовия отправился поговорить с нашими медиками.
– Манфред, если у меня не выйдет, я не сомневаюсь, что вы позаботитесь о Барбро.
Он угрюмо кивнул, и на этой ноте мы отправились в гаражи Сети.
Прежний машинный парк неподалеку от Сталлместергарден все еще походил на машинный парк, даже рельсы для трамваев остались на месте и использовались для передвижения грузовых повозок. Старомодные сине-зеленые трамваи уже давным-давно были отправлены в Лиму, в Перу. Я надеюсь, о них там хорошо заботятся. Вдоль подстриженной живой изгороди под рядом лип шла аккуратно вымощенная кирпичом дорожка, ведущая к двери для обслуживающего персонала. Мы прошли по ней.
Это было огромное, гулкое помещение. По одну сторону располагались тесные выгородки-кабинеты, а на выкрашенном оранжевой краской полу с нанесенной белой сеткой три на три фута стояло штук шесть челноков-шаттлов всевозможных форм и размеров. Сетка была нужна для определения положения машин, когда их надо было перемещать в тесные ангары в месте их прибытия.