Время-не-ждет - Лондон Джек. Страница 18

Проснулся он среди ночи. Он лежал на спине; над ним сияли звезды. Слышался глухой рокот разлившейся реки. Лодку дернуло, и он понял, что ослабевший было фалинь, которым лодка была привязана к сосне, опять натянулся. Обломок льдины ударился о корму и проскреб по борту. «Ну что ж, второй ледоход покамест не настиг меня», — подумал Харниш, закрывая глаза и опять погружаясь в сон.

На этот раз, когда он проснулся, было светло. Солнце стояло высоко. Харниш бросил взгляд на далекие берега и понял, что это уже не Стюарт, а могучий Юкон. Скоро должна показаться Шестидесятая Миля. Он был удручающе слаб. Медленно, с неимоверными усилиями, задыхаясь и беспомощно шаря руками, он приподнялся и сел на корме, положив возле себя ружье. Он долго смотрел на Элию, стараясь разглядеть, дышит тот или нет; но в нем самом уже едва теплилась жизнь, и у него не было сил подползти поближе.

Он снова погрузился в свои мысли и мечты, но их часто прерывали минуты полного бездумия; он не засыпал, не терял сознания, он просто переставал думать, словно зубчатые колеса, не цепляясь друг за друга, вертелись у него в мозгу. Но мысль его хоть и бессвязно, все же работала. Итак, он еще жив и, вероятно, будет спасен; но как это случилось, что он не лежит мертвый, перегнувшись через край лодки на ледяной глыбе? Потом он вспомнил свое последнее нечеловеческое усилие. Что заставило его сделать это усилие? Только не страх смерти. Он не боялся умереть, это несомненно… Так что же? — спрашивал он себя. Наконец память подсказала ему, что в последнюю минуту он подумал о предстоящем открытии золота, в которое твердо верил. Значит; он сделал усилие потому, что непременно хотел участвовать в будущей крупной игре. Но опять-таки ради чего? Ну, пусть ему достанется миллион. Все равно он умрет, умрет, как те, кому всю жизнь только и удавалось, что отработать ссуду. Так ради чего же? Но нить его мыслей рвалась все чаще и чаще, и он безвольно отдался сладостной дремоте полного изнеможения.

Очнулся он вдруг, словно кто-то толкнул его. Какой-то внутренний голос предостерег его, что пора проснуться. Он сразу увидел факторию Шестидесятой Мили, до нее оставалось футов сто. Течение привело его лодку прямо к самой цели, но то же течение могло унести ее дальше, в пустынные плесы Юкона. На берегу не видно было ни души. Если бы не дымок, поднимавшийся из печной трубы, он решил бы, что фактория опустела. Он хотел крикнуть, но оказалось, что у него пропал голос. Только какой-то звериный хрип и свист вырвался из его гортани. Нащупав ружье, он поднял его к плечу и спустил курок. Отдача сотрясла все его тело, пронизав жгучей болью. Он выронил ружье, оно упало ему на колени, и он больше не мог поднять его. Он знал, что нельзя терять ни секунды, что он сейчас лишится чувств, и снова выстрелил, держа ружье на коленях. Ружье подскочило и упало за борт. Но в последнее мгновение, прежде чем тьма поглотила его, он успел увидеть, что дверь фактории отворилась и какая-то женщина вышла на порог большого бревенчатого дома, который отплясывал неистовый танец среди высоких деревьев.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Десять дней спустя на Шестидесятую Милю приехали Харпер и Ледью. Силы еще не полностью вернулись к Харнишу, однако он уже настолько оправился, что немедля осуществил свое намерение: уступил третью часть своих прав на «Поселок Элам Харниш» в обмен на пай в их клондайкском поселке. Новые партнеры Харниша были полны радужных надежд, и Харпер, нагрузив плот съестными припасами, пустился вниз по течению, чтобы открыть небольшую факторию в устье Клондайка.

— Почему бы тебе не пошарить на Индейской реке? — сказал Харнишу на прощание Харпер. — Там пропасть ручьев и оврагов, и золото, небось, прямо под ногами валяется. Вот увидишь: когда откроется золотое дно, Индейская река в стороне не останется.

— И лосей там полным-полно, — добавил Ледью. — Боб Гендерсон забрался туда еще три года назад. Клянется, что скоро там такое откроется, что и во сне не снилось. Кормится свежей лосятиной и, как одержимый, землю роет.

Харниш решил «махнуть», как он выразился, на Индейскую реку, но ему не удалось уговорить Элию отправиться туда вместе. Перенесенный голод подорвал мужество Элии, и одна мысль о возможной нехватке пищи приводила его в ужас.

— Я просто не в силах расстаться с едой, — объяснил он. — Знаю, что это глупость, но ничего с собой поделать не могу. Тогда только и отвалюсь, когда чувствую, что еще кусок — и я лопну. Думаю вернуться в Серкл, буду сидеть там у кладовки с жратвой, пока не вылечусь.

Харниш переждал еще несколько дней, набираясь сил и потихоньку снаряжаясь в дорогу. Он решил идти налегке — так, чтобы его ноша не превышала семидесяти пяти фунтов, а остальную поклажу, по примеру индейцев, погрузить на собак по тридцать фунтов на каждую. Продовольствия он захватил очень немного, положившись на рассказ Ледью, что Боб Гендерсон питается лосятиной. Когда на Шестидесятой Миле остановилась баржа с лесопилкой Джона Кернса, шедшая с озера Линдерман, Харниш погрузил на нее свое снаряжение и пять собак, вручил Элии заявку на участок под поселок, чтобы он ее зарегистрировал, и в тот же день высадился в устье Индейской реки.

В сорока милях вверх по течению, на Кварцевом ручье, который он узнал по описаниям, и на Австралийском ручье, на тридцать миль дальше, Харниш нашел следы разработок Боба Гендерсона. Но дни шли за днями, а его самого нигде не было видно. Лосей действительно здесь водилось много, и не только Харниш, но и собаки вволю полакомились свежим мясом. В поверхностном слое наносов он находил золото, правда, немного, зато в земле и гравии по руслам ручьев было вдоволь золотого песку, и Харниш ничуть не сомневался, что где-то здесь должно открыться месторождение. Часто он всматривался в горный кряж, тянувшийся на север, и спрашивал себя, не там ли оно? Наконец он поднялся по ручью Доминион до его истоков, пересек водораздел и спустился по притоку Клондайка, впоследствии названному ручьем Ханкер. Если бы Харниш прошел немного дальше по водоразделу, то застал бы Боба Гендерсона на его участке, который он назвал «Золотое дно», за промывкой золота, впервые найденного на Клондайке в таком изобилии. Но Харниш продолжал путь по ручью Ханкер, по Клондайку и по Юкону, до летнего рыбачьего лагеря индейцев.

Здесь он остановился на один день у Кармака, женатого на индианке и жившего вместе со своим зятем индейцем по имени Скукум Джим; потом купил лодку, погрузил своих собак и поплыл вниз по Юкону до Сороковой Мили. Август уже был на исходе, дни становились короче, приближалась зима. Харниш все еще твердо верил, что счастье ждет его в среднем течении; он хотел собрать партию из четырех-пяти старателей, а если это не выйдет, найти хотя бы одного спутника и, поднявшись водой по Юкону до того, как река станет, зимой вести разведку. Но никто из старателей на Сороковой Миле не разделял надежд Харниша. К тому же они на месте находили золото и вполне этим довольствовались.

В один прекрасный день к Сороковой Миле причалила лодка, из нее вышли Кармак, его зять Скукум Джим и еще один индеец по имени Култус Чарли и тут же отправились к приисковому инспектору, где и сделали заявку на три участка и еще на один — по праву первой находки — на ручье Бонаиза. Вечером того же дня в салуне Старожил они показали образцы добытого золота. Однако им плохо верили. Старатели, усмехаясь, с сомнением качали головой: их не проведешь, видали они и раньше такие фокусы. Ясное дело, Харпер и Ледью хотят заманить золотоискателей поближе к своему поселку и фактории. И кто этот Кармак? Женился на скво, живет с индейцами. Разве такие находят золото? А что такое ручей Бонанза? Да это просто лосиный выгон у самого устья Клондайка и всегда назывался Заячьим ручьем. Вот если бы заявку сделал Харниш или Боб Гендерсон, их бы образцы чего-нибудь да стоили. Но Кармак, женатый на скво! Скукум Джим! Култус Чарли! Нет уж, увольте.

Даже Харниш, как он ни верил в свое предчувствие, не был убежден, что тут нет обмана. Ведь он сам всего несколько дней назад видел, как Кармак лодырничал в своей индейской семье и даже не помышлял о разведке. Но вечером, уже в двенадцатом часу, сидя на краю койки и расшнуровывая мокасины, он вдруг задумался; потом оделся, взял шапку и пошел обратно в салун. Кармак все, еще был там и по-прежнему хвастал своим золотом перед толпой маловеров. Харниш подошел к нему, вытащил у него из-за пояса мешочек и, высыпав золотой песок в таз, долго разглядывал его. Потом в другой таз отсыпал из своего мешочка несколько унций песку, найденного в окрестностях Серкла и Сороковой Мили, и опять долго изучал и сравнивал содержимое обоих тазов. Наконец он вернул Кармаку его золото, спрятал свое и поднял руку, требуя внимания.