Песнь слона - Лонгиер Барри Брукс. Страница 8
– Что ты тогда предложил?
– Дыра.
– Нет, такое не пойдет.
– А ты что предложил?
– Филадельфия. – Рыжий Пони пожал плечами и безвольно свесил руки. – Мне тогда оно показалось забавным.
– Иди-ка ты лучше поспи.
Главный дрессировщик, спотыкаясь, побрел в темноту, а Паки переключил внимание на Крошку Вилл. Глядя на нее, он сначала печально нахмурился, затем улыбнулся: «Разрази меня…»
– Мейндж! Мейндж! Подойди сюда! – громким шепотом позвал он врача.
Откуда-то из темноты выскочил Мейндж:
– Черт возьми, Паки, чего ты орешь?
– Я же шепотом.
– Твой шепот – что наша сирена. Врач кивком указал на девочку:
– Ну что здесь у тебя?
– Она не спит. Открыла глаза.
Мейндж подошел ближе и наклонился. Он положил теплую ладонь на лоб девочки, а затем быстрым движением пощупал пульс.
– Крошка Вилл!..
Девочка открыла рот, пытаясь заговорить. Боль! Ослепляющая вспышка. И вновь все перемешалось, слилось и померкло, а сама она проваливалась в убаюкивающую бездну, где боль не могла достать ее.
Это был прекрасный, удивительный мир, полный света, смеха, похожий на красочный калейдоскоп. Теплый летний вечер. Оркестр исполняет приятный вальс, под который забавно кружатся семьдесят пять слонов. Цирк разражается многоголосым хором ликующих голосов – и все они предназначены ей. Она же, в балетной пачке, усыпанной блестками, горделиво восседает на холке огромной Минг. Отец украдкой бросает на дочь счастливый взгляд.
А еще она всегда успевает улучить момент и взглянуть, как будет выступать ее мать со своими львами.
Все огни направлены в центр арены, где она выступает. Зрители то замирают от ужаса, то разражаются аплодисментами, то восторженно кричат. Где бы ни выступал цирк, на какой далекой планете, заселенной самыми немыслимыми разумными формами, яркий мир «Барабу» всегда оставался неизменным. Все это напоминало кость, которую какой-нибудь цирковой пес зарывал под вагончиком администратора, забывал о ней на какое-то время, а вспомнив, бросался откапывать – только их цирк к тому времени уже выступал на другом конце вселенной. Однажды Вилл увидела, как отец наблюдает за номером ее матери, и с тех пор они всегда делали это вместе.
Во время утомительных перелетов «Барабу» превращался в большой балаган. Кого здесь только не было: и огромные львы, и Дурень Джо со своими россказнями, и Мутч с приколами, клоуны, дрессировщики, факиры, жонглеры, акробаты и высокий белобородый человек, которого все называли «мистер Джон».
Бывали и особенные моменты. Так, Крошке Вилл случалось видеть, как Пикуль Поре ставил бутылку шампанского и стаканы на стол в проходе рядом с главной каруселью их третьего шаттла. Здоровяк Вилли сидел на тюке сена, обхватив за талию Кристину, и разговаривал с Пони. Вилл протискивалась сквозь суматошную толпу ветеринаров, коверных, разнорабочих и спрашивала у отца:
– Пап, а мне можно посмотреть слонов?
– Только живо. Не задерживайся. Ты ведь не хочешь пропустить церемонию прибытия?
– Не бойся, не пропущу.
Вилл поднялась на мыски и поцеловала отца, а затем обернулась и чмокнула в щеку Кристину:
– Я скоро вернусь, мамочка.
Укротительница львов ответила дочке поцелуем:
– Хорошо, только не перепачкайся. На церемонии надо быть чистой и нарядной.
– Да, мамочка. – И она юркнула в толпу.
Заметив Вако и его двадцать ссендиссиан, она помахала им рукой.
Девочка повернулась к люку главной карусели, шагнула внутрь и направилась в центр гигантской вращающейся трубы. Внутри карусели располагались другие, поменьше, которые тоже вращались независимо одна от другой – в каждой из них содержалось по десятку слонов. Вилл вскарабкалась вверх по лестнице и направилась к одной из них. Там стоял резкий запах сена и слоновьего помета. Слоны мирно жевали сено в своих загончиках. На ведре перед загончиком, где находилась Роббер, сидел Паки Дерн.
– Привет, Паки.
Дрессировщик вскочил как ужаленный, затем обернулся и покачал головой:
– Нельзя бесшумно приближаться к человеку сзади, девочка. Сначала дай о себе знать – например, заори что есть мочи еще снаружи, чтобы у него лопнули барабанные перепонки.
Крошка Вилл стояла, смущенно заложив руки за спину.
– Я не хотела… Паки помахал рукой:
– Да ладно… – и уселся на свое прежнее место.
– Ты, наверно, опять пришла поговорить с Рег? Девочка кивнула:
– В один прекрасный день я научусь говорить со слонами. Я чувствую настроение Рег. Она пытается мне что-то сказать. Паки пожал плечами и посмотрел на Роббер:
– Я говорю с моей Роббер уже не один год. Мне кажется, она меня понимает.
– А почему ты здесь, а не со всеми? Паки посмотрел на девочку.
– Приближается великий момент, Вилл. Мы станем первым цирком, который пересек ось вселенной. Такое случается не каждый день.
Паки кивнул и посмотрел на свою слониху.
– В такой момент – не знаю, с кем бы я хотел быть в такой момент. Наверно, ни с кем.
– А я пойду к Рег. Паки кивнул:
– Удачи тебе.
Крошка Вилл обошла ведро и направилась к дальней трубе. Подойдя к загончику Рег, она устремила взгляд вверх на серого гиганта:
– Рег, ты меня слышишь? Ответь, Рег! Слониха повернула голову и нежно погладила девочку хоботом, а затем вернулась к любимому сену.
– Ну, пожалуйста, Рег. Скажи мне хоть что-нибудь. Но слониха продолжала жевать.
Крошка Вилл шагнула к ней ближе и, дотянувшись до слоновьей щеки, легонько погладила.
– Нхиссия говорит, что прикосновения помогают нам лучше понимать других. Ты слышишь меня, Рег?
Слониха перестала жевать. Она застыла как вкопанная. Вилл закрыла глаза и ощутила охватившую ее волну тепла: будто настоящий океан любви.
– Ой, Рег! Ты заговорила со мной. Я люблю тебя, Рег, a ты меня?
Крошка Вилл почувствовала, как дрогнул пол у нее под ногами. Она открыла глаза и посмотрела на Паки.
Дрессировщик вскочил на ноги и бросил взгляд в сторону входа:
– Черт, что там у них происходит?
Пол уплывал из-под ног Крошки Вилл. Она успела увидеть, как Паки упал, но в следующий момент сама больно ударилась головой обо что-то твердое.
– Папа! Мамочка! Мне больно!
Тогда девочка посмотрела вверх, сквозь застилавшие слезы глаза, и увидела над собой массивную ногу Рег.
Мир цирка – это смех, калейдоскоп ярких, кричащих красок, сладкая вата и улыбки клоунов. А еще это грязь, переломанные кости, усталость, бесконечный тяжкий труд, раздражение, больные животные, нечестная администрация. Это колючий град, принесенный ночной бурей, изрешетивший брезент купола. Это покалеченные судьбы друзей – если им посчастливилось выжить. Это укротительница львов с пистолетом у виска, перестрелявшая всех своих «кисок». Это Здоровяк Вилли, истекающий кровью на траве неизвестной планеты. Это маленькая девочка, одна в огромном мире, где ей больно и страшно.
Мир цирка – каким он был всегда – нескончаемое веселье, господа.
– Крошка Вилл? Ты слышишь меня? Это я, Паки.
Девочка открыла глаза. Было светло – значит, наступило утро. Вилл ничего не чувствовала. Ничего, даже боли. Какое-то время взгляд девочки оставался прикован к крыше из веток и травы у нее над головой. Вилл повернула голову – рядом с ней сидел Паки. И снова закрыла глаза.
– Крошка Вилл. Здоровяка больше нет. Я теперь тебе буду вместо отца. – Голос Паки дрогнул. – Здоровяк… в общем, он попросил меня о тебе позаботиться. Ты согласна?
Камень не знает любви. Ему неведома горечь утраты. Камню не больно. Везет же ему.
Паки сжал руку девочки:
– Мы с тобой поладим, Вилл, вот увидишь.
Он наклонился и что-то вложил ей в руку. Девочка открыла глаза и приподняла таинственный предмет. Это был стек с позолоченным наконечником, принадлежавший ее отцу.
Камень никто не любит. Его страдания никого не трогают. Другим все равно, больно ему или нет. Нет, не повезло камню. Бедняга.
Крошка Вилл прижала стек к груди и расплакалась.