Пустоцветы Меотиды - Лорд Джеффри. Страница 27

— Посмотри, слева и справа от тебя — крылья… видишь, как они блестят в лунном свете? Сверху — небо и звезды, внизу — море.

— Как далеко… — с изумлением выдохнула она.

— Да. Мы поднялись на два-три фарсата и летим прямо на восток, в Сас.

Девушка ничего не ответила, но Блейд ощутил на своей шее ее теплое дыхание; прижавшись подбородком к его плечу, Гралия глядела на восток.

— Теперь я узнаю… да, узнаю… эти две красные звезды — глаза Сата… — она снова замолчала и вдруг воскликнула, почти не скрывая страха:

— Блейд, Блейд! Но крылья нашей птицы совсем не движутся! Мы упадем?

— Нет, не бойся. Ты видела, как орлы парят в вышине, неподвижно раскинув крылья?

— Да…

— Вот так же парит и наша птица. А на восток ее несет воздушное течение, ветер, который дует от гор Меотиды к хребтам Райны. Мы мчимся быстрее парусного корабля и завтра уже достигнем суши.

Снова молчание. Потом Гралия с необычной для нее робостью спросила:

— Эту магию… эту птицу… придумал ты?

— Нет, малышка. Ее придумал и построил старый Лартак, я только немного помог ему.

— Значит… значит, мы взяли ее без спроса? Украли?!

Блейд поднял правую руку и погладил ее волосы; головка Гралии по-прежнему покоилась на его плече.

— Ты опять не угадала. Старик все знает.

— Он помог нам бежать?

— Да.

— Но почему?

Блейд некоторое время размышлял. Их встречи с Гралией были скоротечными, и до сих пор они не имели времени для разговоров. Он даже не знал, умна она или глупа; лишь инстинктивное ощущение мужчины, уже не раз обладавшего этой кареглазой красавицей, подсказывало ему, что Гралия обладает тонкостью чувств и какой-то отчаянной бесшабашной смелостью. Но, по сути дела, сейчас они впервые беседовали серьезно.

— Понимаешь ли, малыш, — медленно начал он, — Лартак очень мудрый человек…

— Я в этом не сомневаюсь. И он добр!

— Да. К тому же, он повидал свет. И он понял, что во всех странах, в Райне и Айтале, на жарком юге и в лесах северных варваров, люди живут иначе, чем в благословенной Меотиде. Мужчины любят женщин, женщины любят мужчин, и потомство их — следствие этой любви. Лартак — философ и инженер, и он знает, что прочным и надежным является лишь то, что сделано с любовью. Как эта деревянная птица, несущая нас в воздухе…

— Ты хочешь сказать, что все дело в детях?

Она быстро соображает, подумал Блейд.

— Главное — в детях, но не только в них. Ваш СатПрародитель пошел против законов природы, когда заставил вас подчиниться своим заветам. Смотри, как все устроено в мире: раскрываются цветы, склоняются друг к другу, завязывается плод, он начинает расти, зреть… Потом он падает с материнской ветви, и в нем — семена… семена новой жизни. Но если плод не зародился, если цветы ласкали и нежили друг друга лишь затем, чтобы получить наслаждение, они…

— Пустоцветы, — быстро сказала девушка. — Все мы — пустоцветы, если верить твоим словам. Хотя каждая из нас рожает детей, но это еще никому не приносило удовольствия.

— А как это происходит? — спросил Блейд. Он знал, что производство потомства — священная обязанность каждой амазонки, но детали оставались ему неизвестны.

— Нуу… Когда девушке исполняется двадцать три, и она достигает полной зрелости, ей подбирают мужчину… она должна провести с ним ночь или две… это очень неприятно — и для нас, и для них… Если не получилось, через месяц надо идти к другому мужчине… Так бывает в первый раз. Потом — то же самое, в двадцать восемь лет. Можно потребовать встречи с мужчиной и после тридцати, родить третьего и четвертого ребенка, но я давно не слышала о таких случаях.

— А дети? Что происходит с детьми?

— Их выкармливают рабыни, под присмотром старых археод… Потом девочек и мальчиков разделяют; они живут в своих поселках, мы — в своих. Нас учат воинскому искусству, их — делам правления, торговли и художествам… кто к чему способен. — Она вздохнула. — Я выросла на равнине Праста… То были тяжелые годы, Блейд! Наши учителя суровы, и поэтому, когда становишься взрослой и можешь завести подругу, это… это как первое дуновение тепла после холодной дождливой зимы.

— Да, я понимаю, — Блейд снова коснулся ее волос. — И так происходит со всеми? Или есть исключения?

— Есть… Археоды, например. Их отбирают в раннем детстве, и они живут отдельно — в роскоши, богатстве, но без права покидать свое убежище. Их вывозят только на встречи со знатными мужчинами… с теми, кто должен продлить свой род, обзавестись наследником самой чистой крови…

— Такими, как принц Тархион?

— Да, как принц Тархион. Для них, для мальчиков древних правящих фамилий, есть особый городок. Когда им минет шестнадцать, отцы забирают юношей а свои дома, чтобы не прервалась кровная связь поколений.

Блейд кивнул; вероятно, это было единственное и жалкое подобие семьи, которое существовало в Меотиде. И смысл этого института был один — передать власть и фамильные богатства законному наследнику.

— А ты, — спросил он, помолчав, — ты хотела бы провести детство с отцом и матерью? Видеть их каждый день, говорить с ними?

— Не знаю… — он почувствовал, как Гралия пожала плечами. — Зачем думать о том, что прошло и никогда не вернется? Ведь изменить ничего нельзя, верно? — Она сделала паузу. — Но теперь я хотела бы, чтоб мой… наш ребенок, Блейд… вырос со мной. Ты — необычный мужчина, милый… и вдруг я, как археода, рожу мальчика?

— Ты обязательно родишь мальчика, — твердо сказал Блейд, — и он станет великим царем Меотиды.

Гралия рассмеялась.

— А куда денутся Дасмон и его наследник? Во имя СатаПрародителя, ты большой фантазер, мой дорогой!

— О них я позабочусь, и о Сате — тоже, — ответил разведчик. Внезапно он ощутил, что там, за его спиной, сидит будущая повелительница Меотиды, и в чреве ее зреет плод их любви, продолжатель его рода, который довершит все дела, что сам он не успеет закончить. Он сжал тонкие сильные пальцы Гралии, чувствуя едва заметные мозоли от рукояти меча, и сказал: — Там, в Райне и Эндасе, решится судьба Меотиды и твоя тоже… и тысяч твоих подруг… Но ты должна мне помочь, девочка.

— Как?

— Я научу. Чтобы править страной и водить войска в битву, надо многое знать… И тебе предстоит этим заниматься, пока растет малыш.

— А ты?.. — теперь в ее голосе звучало почти отчаяние. — Где будешь ты?

— Мне придется уйти, хочу я того или нет. И тут, милая, ничего нельзя поделать.

Ее щека стала мокрой, и Блейд, снова протянув руку, осторожно коснулся пальцами век девушки. Слезы… Невероятно! Амазонки не плакали; они сражались, как разъяренные тигрицы, они мчались на своих конях подобно урагану, они любили друг друга, источая жар молодых сильных тел. Однако — слезы… Теперь он был уверен, что Гралия станет хорошей правительницей; лишь тот, кто сам познал отчаяние и печаль, может властвовать над людьми.

— Не плачь. Ты должна быть сильной, чтобы совершить должное…

— Я… я не плачу… — голос ее прерывался. — Но скажи: если ты должен уйти, значит, в твоей стране есть свой Сат, бог, установивший нерушимые законы?

Блейд подумал о лорде Лейтоне и его компьютере, затаившемся в подземелье под Тауэром. Да, девушка права; то были боги его мира, демоны знания, на которых держалась вся планета, повелители машин, энергии и стали. И эти властелины диктовали ему свою волю — эти, и другие, решавшие, что, когда и как он должен делать в реальности Земли. Даже царь у него был! Вернее — Ее Величество королева Великобритании, что, однако, никак не меняло сути дела. Он оставался ее агентом даже здесь — в ином мире, так напоминавшем прошлое его собственного.

Вздохнув, Блейд произнес:

— Да, малышка, ты права, в Альбионе тоже есть СатПрародитель, хотя мы зовем его совсем иначе…

— Но если ты нарушил заветы нашего бога, может быть, ты низвергнешь и своего?

Блейд снова вздохнул.

— Я не могу, девочка.

— Но почему?

— Потому что мои боги настолько же могущественней Сата, насколько океан больше крохотной капли…