Сияющий полдень Уренира - Лорд Джеффри. Страница 6

Да, он не ошибся! Тут и там темнели гнезда, покинутые и пустые, но бывшие, несомненно, результатом чьих-то целенаправленных усилий. Блейд насчитал их около трех дюжин, затем, подвинув ближе свой каменный кинжал и дротики, приступил к изучению собственной корзинки

Ее сплели довольно искусно и выстлали дно ворохом листьев, еще не успевших потерять свежести. Значит, два или три дня назад здесь ночевали какие-то существа! Разумные или полуразумные, но вряд ли являвшие вершину местной цивилизации! Скорее всего, племя обезьян… или обезьянолюдей… ни питекантропы, ни неандертальцы уже не обитали на деревьях…

Не успели эти мысли промелькнуть в голове странника, как пальцы его зарылись в листья в поисках каких-нибудь артефактов местной культуры. Подстилка, дочиста промытая дождями, не пахла; в ней и под ней не было ни палок, ни каменных орудий, ни фекалий или остатков пищи; вероятно, древесное племя являлось поборником чистоты и порядка. Тем не менее Блейд обнаружил несколько бурых волосков длиной в три дюйма, и эта находка сказала ему о многом.

Волосатые! Он сталкивался с примитивными доисторическими племенами по крайней мере трижды, в Джедде, Уркхе и Брегге, и, если не считать омерзительных джеддских гобуинов, умел находить с этими парнями общий язык. Они уважали силу и жестокость — те качества, которыми Ричард Блейд отнюдь не был обделен. А посему он считал, что за сутки или двое сумеет стать в любой орде волосатых вождем, первым охотником, шаманом и пророком. Собственно говоря, если прибегнуть к помощи Малыша Тила, то на должность шамана он мог попасть за пять минут!

Ухмыляясь, Блейд спустился вниз, сунул в рот какую-то шишку, вкусом напоминавшую грецкий орех, и начал разглядывать мох под деревьями. Никаких следов он не обнаружил и решил, что волосатые аборигены этого полуденного мира предпочитают скакать по ветвям. Это был несомненный признак их дикости, куда более существенный, чем обильный волосяной покров. Катразские хадры, например, тоже были волосатыми (и, вдобавок, четырехрукими), но они являлись весьма цивилизованными существами, великими мореходами и морскими охотниками своей реальности. Вдобавок, несмотря на некоторую грубость нравов, любовь к спиртному и приверженность к крепким выражениям, хадры блюли некий кодекс чести, более гуманный и неизменный, чем законы Соединенного Королевства. Блейд, побывавший на Катразе лет двенадцать назад, сохранил о его шерстистых четырехруких обитателях самые лучшие воспоминания.

Коричневатые мягкие шишки или орехи, свисавшие с ветвей дерева-рощи, ему понравились. Завернув дюжину в широкий лист, он сунул кулек за пояс из лианы и зашагал по лесу, присматриваясь к кронам. Там, однако, мельтешили лишь птицы да с десяток пород всяких зверьков, напоминавших то больших бесхвостых белок, то обезьянок с блестящим серебристым мехом, то апатичных ленивцев, то юрких пушистых куниц. У этих, в отличие от белок, имелся длинный и подвижный хвост, которым они ловко подтягивали к себе понравившиеся плоды. Совершенно очевидно, ни одно из этих созданий не являлось хищником — как и наземные животные, полосатые маленькие свинки, легконогие лани с изящными рожками, какие-то резвые прыгучие твари, которым могли бы позавидовать кенгуру, и прочая лесная мелочь, напоминавшая Блейду то барсука, то енота, то ежа, покрытого не колючками, а жесткой, топорщившейся во все стороны шерстью.

Пожалуй, наиболее опасным существом в этом зверином царстве был сам Ричард Блейд, с его каменным кинжалом, копьями и желудком, жаждавшим мяса. Вскоре он доказал это на практике, подбив крупную птицу величиной с индюка, с ярким и необычным оперением — хвостовые перья оказались шириной с ладонь. Странник связал ей лапы лианой, сделал петлю и, перебросив добычу через плечо, решил поискать ручей. Этого добра в лесу хватало; крохотные речки и ручейки попадались почти на каждой поляне, и многие струили свои воды в небольшие озерца размером с домашний бассейн.

На берегу одного из таких ручьев Блейду сказочно повезло. Тут был галечный пляжик шириной в четыре фута, заполненный плоскими разноцветными камешками самых разных размеров — от крохотных, с ноготь мизинца, до увесистых дисков величиной с ладонь. Некоторые оказались почти прозрачными, отшлифованными водой и мелким песком, блестящими, как горный хрусталь. Вероятно, это и был кварц; Блейд заметил не только бесцветные разновидности, но и сиреневый аметист, и желтый, солнечного цвета цитрин. Он поднял одну из прозрачных галек, удивляясь ее сходству с двояковыпуклой лупой, стал разглядывать ее на свет, и вдруг щеку его под самым глазом обожгло. Он и в самом деле нашел лупу!

Через полчаса на полянке у ручья пылал костер, а над огнем висел на вертеле ощипанный и выпотрошенный индюк. Блейд мастерил себе юбку из длинных и широких хвостовых перьев, не забывая время от времени поворачивать птицу и с тоской поглядывая на яркие языки пламени. Еще совсем недавно он мог поджечь эту груду хвороста без всякой лупы, без помощи огнива или спичек! Но — увы! — он потерял свой дар… По собственной глупости!

Покачав головой, странник постарался прогнать невеселые мысли, с прежним усердием продолжая трудиться над своим пестрым одеянием. Вскоре пояс-кильт был готов, и жаркое тоже поспело; если не считать отсутствия соли, удалось оно на славу.

Впрочем, как полагал Блейд, если как следует поискать, то в окрестностях обнаружилась бы и соль. Этот лес был на диво изобильным! Впившись зубами в сочную ножку, он вновь попытался оценить все местные богатства: благодатный климат, невероятное количество плодов, несметные запасы дичи, камень, дерево, лианы, природные зажигательные стекла, изобилие чистейшей воды и свежего воздуха. Воистину, мягкая колыбель для любой первобытной культуры! Кто ее только устроил? Кто с такой заботой пестует местных обезьян, гнездящихся где-то на деревьях?

Вытирая жир с подбородка, он поднял голову и осмотрел небо и ветви ближайших деревьев. Ни тут, ни там не было ничего заслуживающего внимания, но Блейд почти не сомневался, что в чудесном лесу обитает некое примитивное племя или племена, а где-то за лесом и горами находятся покровители, устроившие весь этот первобытный рай. В конце концов Хейдж переправил его в область мощных темпоральных возмущений, и было совершенно ясно, что их устраивают не мохнатые обитатели плетеных гнезд!

В урочное время над лесными чащами распростерлась полутьма; наступила ночь — или, вернее, псевдоночь, наведенная все теми же плотными облаками, внезапно сгустившимися из ничего. Эти тучи совершенно не походили на земные; они казались куда плотнее, и протяженность их фронтов, вероятно, исчислялась тысячами или десятками тысяч миль. Они не клубились, как дождевые облака, не сверкали молниями, не рокотали громами, не сеяли ливнем; быстро и бесшумно они затягивали небосвод, словно задергивая некую шторку, создававшую иллюзию ночи.

Утром — таким же условным, как прошедшая псевдоночь — снова выпал дождик, на сей раз бирюзовый. Эти разноцветные ливни являлись еще одной загадкой, над которой Блейд долго ломал голову. Разумеется, радужные дожди украшали местный пейзаж и придавали ему неповторимый экзотический колорит, но вряд ли их функция заключалась только в этом. Поразмыслив, странник решил, что падавшая с небес вода содержит какие-то добавки. Может быть, таким образом вносились микроэлементы в почву или осуществлялась глобальная санация огромных пространств степей и лесов? Как бы то ни было, затяжной лиловый дождь, под который он попал в первые же часы в этой реальности, больше не повторялся. За изумрудным и бирюзовыми дождями выпал розовый, и страннику пришло в голову, что эти цветные ливни словно маркируют дни, проведенные в мире вечного полудня. Итак, в день розового дождя он заметил, что за ним следят.

Преследовавшее его создание передвигалось абсолютно бесшумно. Блейд не слышал ничего — ни шороха травы, ни потрескивания ветвей; он не замечал никакого запаха, не видел трепета листьев или мелькнувшей за стволами тени, и это казалось ему очень странным. Горная цепь из розоватого гранита приближалась, подлесок редел, и тишь древесные кроны могли еще служить надежным укрытием. Возможно, за ним и наблюдали оттуда? Он удвоил внимание, но по-прежнему не обнаружил явных признаков слежки. Однако давящее ощущение чужого взгляда на спине не проходило, и в подсознании включился тревожный сигнал: неведомым преследователем замышлялось что-то недоброе.