Известность любви не помеха - Лоренс Ким. Страница 26
— Надо думать, твой дружок ушел, не заплатив? — спросил Алекс.
— Наверняка, — ответила Хоуп и опустила голову на руки.
— Только не засыпай.
— Господи, вот раскомандовался! Убери свою кредитку, — ворчливо заметила она, когда он подписал принесенный счет. — Я — независимая женщина со средствами.
— Ты упилась.
— Так я и знала, что все это плохо кончится… — Хоуп, не моргая, как совенок, доверчиво уставилась на него. — Что же мне теперь делать?
Он на мгновение прикрыл глаза, и она услышала, как он бормочет что-то вроде «Дай мне силы!».
— Я отвезу тебя домой.
— Ребекке это не понравится, — заявила Хоуп и погрозила ему пальцем.
— Она не будет возражать. Можешь считать, что взяла меня взаймы.
— Если хочешь знать мое мнение, — заплетающимся языком откликнулась Хоуп, — на ее месте я бы так безрассудно не распоряжалась любимым мужчиной.
— Никто не откроет: Миранда в Каире. — (Алекс подхватил ее одной рукой, чтобы дотянуться до домофона.) — Лифты вон там, — добавила она и дрыгнула ногой, когда он чуть переместил ее вес. — Да опусти ты меня! Нога уже почти прошла! — Она подняла подол платья выше колен, доказывая, что все в порядке. — Просто эта ступенька оказалась такой противной — надо же, такая маленькая, а крутая… Какой ты сильный. — Она благоговейно потрогала его за плечо. — У тебя изумительные мускулы.
— Не волнуйся — если лифт не работает, пойдешь пешком. — В голосе Алекса слышалась обреченность.
— Алекс, в таких особняках все всегда работает.
Так оно и было; но в лифте оказались другие пассажиры. Они вежливо улыбались или предпочитали отводить глаза, чтобы не видеть, как Хоуп что-то нежно воркует на ухо Алексу, ласково перебирая его шелковистые волосы.
Когда наконец они вошли в квартиру, Алекс поставил Хоуп на ноги, в любую минуту готовый подхватить ее снова.
— Обещай мне кое-что.
— Все, что хочешь, — счастливо пробормотала она, обнимая его за шею.
— Никогда не пой на публике. — Ему казалось, он до смерти не забудет рулады, которые Хоуп выводила в ресторане.
— Бог с тобой! У меня вообще нет слуха! — Старательно двигаясь по прямой, Хоуп пересекла гостиную и с облегчением рухнула на неудобный диван. — А Миранда говорит, это неплохое вложение денег, — фыркнула она, с неодобрением рассматривая геометрический узор на обивке. — Терпеть его не могу! Ты сейчас назад, к Ребекке?
— Я сварю тебе кофе, и побольше. — Когда через пять минут Алекс вернулся с подносом, Хоуп мирно посапывала, склонив голову на грудь.
Некоторое время он стоял, задумчиво разглядывая ее. Теперь, когда его никто не видел, он позволил себе улыбнуться. Попытки разбудить Хоуп привели к неразборчивым протестам, среди которых чаще всего повторялось: «Да оставь же ты меня в покое!»
В памяти был черный провал, во рту — противный металлический привкус. Темно-синее платье аккуратно висело на стуле. Что ж, значит, все было не так уж плохо, если она смогла раздеться! Заглянув под одеяло, Хоуп увидела на себе только шелковые панталончики, которые она поддевала под облегающий наряд.
От колыхания водяного матраса на двуспальной кровати ей стало по-настоящему тошно. Хоуп провела рукой по встрепанным волосам и нахмурилась, рассматривая в зеркале свое отражение. Затем накинула короткий халатик и направилась в ванную. Умыться холодной водой было несказанно приятно, и, почистив зубы, она почти избавилась от горечи во рту.
Странно, но ей все время чудился запах свежего кофе. Наверное, это один из симптомов похмелья. В конце концов, испытывая последствия первой и — будем надеяться! — последней пьянки в жизни, ни в чем нельзя быть уверенной.
А неплохо было бы выпить кофе, решила она и зашлепала в кухню. Миранда позаботилась о том, чтобы здесь все было оборудовано по последнему слову техники; однако еды чаще всего не водилось. Но Хоуп припасла кофе, так как пить травяные отвары, которые галлонами поглощала Миранда, у нее не было сил.
Она вышла в гостиную из спальни в тот момент, когда кто-то вошел туда из кухни.
— О Господи! — ахнула она и застыла. Алекс вытирал мокрые волосы, и незастегнутая белоснежная сорочка позволяла видеть его бесподобное тело во всем великолепии. Вчера на нем была эта же сорочка… Вчера вечером! Хоуп застонала. — Как ты мог! — только и нашлась она. — Я напилась!
— Как сапожник, — весело подтвердил он. — «Как мор»? Ты о чем, Хоуп? Кстати, кофе уже готов. Я бы предложил тебе какую-нибудь смесь из тех, что приводят в чувство, но в кухне есть только массажный крем, травяной чай и рогалики. Черствые.
— А вчера были свежие. — Или позавчера? В последние дни у нее почти не было аппетита. — Ты женишься! — внезапно вспомнила она. Теперь ясно, почему с момента пробуждения ее словно что-то давит, как перед грозой.
— Не хочу ничего вспоминать. — Алекс накинул полотенце на шею, а она завороженно следила, как перекатываются под темно-оливковой кожей натренированные мышцы. — Не волнуйся, на столы ты не запрыгивала и к посторонним не приставала.
Хоуп с ненавистью уставилась на него.
— Да плевать мне, приставала я или нет! — Она села, чувствуя, что еще немного, и у нее подогнутся ноги. — Ничего, что я в таком виде? — Глаза у него блеснули, и она, перехватив его взгляд, потуже запахнула халатик.
— Вчера ты была не такой скромницей.
— Ничего не хочу знать о том, что было вчера! Я вообще не понимаю, с чего это ты так доволен! Ты же женишься на Ребекке! — Память понемногу возвращалась, и Хоуп охнула, прижав ладонь к губам. — На следующей неделе! — почти взвизгнула она. — Ах ты, подлый негодяй! И ты еще смеешься! — Неужели нет предела его двуличию?
— Ты так уверена в своей неотразимости?
— Ты хочешь сказать, мы с тобой не?.. Склонив голову набок, он, посмеиваясь, посмотрел на нее.
— Тебе, конечно, это покажется удивительным, но я предпочитаю женщин в здравом уме и трезвой памяти. Тем более храп — это не по мне, — задумчиво добавил он.
Хоуп обдало жаром — она поняла, что краснеет.
— Ну так почему ты сразу не сказал?
— Не хотелось портить тебе удовольствие от праведного гнева. Вчера вечером ты была как котенок, а сегодня — чистый дракон. Чудеса, да и только!
«Котенок»? О чем это он? Хоуп встревожилась.
— А что прикажешь думать? Я проснулась в своей постели, совсем без ничего…
— Почти.
— Ну, если уж ты так любишь точность… А ты откуда знаешь? — Подозрения вдруг снова вернулись к ней.
— Я раздел тебя, когда укладывал в постель. Понимаешь, мне не хотелось, чтобы ты задохнулась. По-моему, в той одежке вообще невозможно дышать.
При мысли о том, что он прикасался к ней, волоски на затылке Хоуп поднялись дыбом.
— Какого черта ты до сих пор тут? Если ты не… — Она поморщилась, услыхав собственный голос — пронзительный, на грани истерики.
— Если я не воспользовался твоим беспомощным состоянием? Нет, Хоуп, тебе приснилось. Я так и знал, что у тебя будут кошмары.
Хоуп похолодела — неужели она спьяну выболтала ему что-нибудь из откровенных снов и фантазий, которые совсем измучили ее в последнее время?
— Ничего подобного! — возмутилась она, и в глазах у нее проступило отчаяние. Неужели ему мало ее унижения?
— Может быть, но выглядишь ты кошмарно. Что ты обычно принимаешь после того, как напьешься?
— Откуда мне знать — в жизни еще не напивалась. — «И больше не буду!» — решила она, пытаясь бодро вскинуть голову, в которой тут же заработала дюжина отбойных молотков. — Правда, была когда-то бутылка сидра, которую мы распили в амбаре — но тогда мне было тринадцать лет.
— А с чего ты вдруг надумала упиться вчера? Хоуп в упор посмотрела на него. Какого ответа он ждет? «Я узнала, что ты женишься на другой, и захотела хоть чем-то заглушить боль. Господи, я ведь наверняка проговорилась!» Она судорожно пыталась соединить обрывки воспоминаний. Ах, если бы только знать, какие неосторожные откровения сорвались у нее с языка!