Рассыпуха - Андреев Павел. Страница 4

Безразличие – главное средство защиты там, на гражданке. Здесь же все иначе, врагу не все равно, как ты одет, как защищен, как и куда ты идешь. Стрелок, определивший, что на тебе бронежилет, не станет стрелять в корпус, а постарается попасть тебе в голову или ноги, даже если на голове каска. Дело в том, что шейные позвонки с трудом выдерживают ударный импульс даже от пули, выпущенной из пистолета. Что уж говорить о выстреле из автомата или винтовки? Кажется, если для выведения из строя достаточно попасть в любую, не защищенную часть тела такой малостью, как граммовый осколок, то зачем наращивать мышцы и массу тела? Оказывается, это важно, чтобы остаться живым, быть сильным и сноровистым, уметь дать отпор и уничтожить врага, выход которого из боя без потерь делает его практически безнаказанным. Здесь хорошая защита держится на хорошем знании возможностей своего оружия, умении точно стрелять, терпеливо ждать в засаде и стойко переносить усталость долгих марш-бросков.

Поэтому прицельная дальность, калибр оружия, его скорострельность, емкость магазина, собственная физическая подготовка – все это определяет мою способность влиять на общий ход боя в случае, если жребий падет на меня. Трезво оцененная возможность попасть в задницу отражается на вооружении и боекомплекте. Под конец службы все совершают трагические ошибки именно потому, что пытаются действовать осмотрительно. И я разумно использую то малое, что предоставляет в мое распоряжение ротная оружейная палатка. Мне так удобно.

Я сам выбрал ПКМ. Это лучший вариант для дембеля, которому не надо искать никаких оправданий для своих поступков. Эта модель пулемета родилась спустя шесть лет после отечественной войны. В армии ее приняли за год до моего рождения. К тому времени, когда я пошел в первый класс, пулемет уже сдал все необходимые тесты. Армия сделала его легче на полтора килограмма, он получил другой пламегаситель, приклад, спусковую скобу, рукоятку перезаряжания. Крышка его ствольной коробки стала жестче. При смене позиций он уже не требовал перезарядки. Был неприхотлив в обращении и безотказен в работе. Чтобы изготовить его, государству хватало часа работы на конвейере. Мои папа и мама восемнадцать лет кормили и учили меня, вздрагивая каждый раз, когда повышалась моя температура, или появлялась новая запись учителя в школьном дневнике. Теперь уже вздрагивает он, когда чувствует мою готовность убивать. Он был готов убивать сразу по рождению, но терпел и ждал, когда этому научусь я.

Четыре месяца тренировок и муштры в учебке научили меня терпеть и ждать, когда этого требуют обстоятельства. Я стал его напарником. Еще шесть месяцев общения с ним научили меня обороняться – когда окружен, яростно драться – когда нет другого выхода, и подчиняться приказам при вынужденных обстоятельствах. Мы провели столько времени наедине в засадах, столько проползли и пробежали на проческах, что невольно стали похожи друг на друга.

Когда нашим отношениям исполнилось ровно полгода, я понял, что остаться с ним надолго мне помешают две его крайности: первая – его желание перекроить и усовершенствовать мою жизнь, вторая – его покорное сосуществование с моим образом жизни, со всеми моими прихотями и причудами. Он легко находил золотую середину между нами – давал возможность себе сохранить свой мир войны, и при этом не позволял мне оставаться его бледной тенью. Именно это в самом начале помогло мне удержаться рядом с ним.

Наш контракт с ним состоит из короткого, как выстрел, его «надо» и длинного как пулеметная лента списка моих «хочу». Показав мне, как умирают люди от его выстрелов, он научил меня тому, что нельзя хотеть там, где не можешь. Он отучил меня накапливать страх и выдавливать его из себя огненными строчками его трассеров. Именно его короткое и спокойное «так-так-так» избавило меня от необходимости заставлять его захлебываться очередями.

Одним словом, пулемет Калашникова – агрегат самый что ни на есть отцовский! Вполне приличная штука, если знаешь, как ленту заправить. Лупит на полтора километра. Прямой выстрел – почти семьсот метров! Звук от этой швейной машинки просто отличный – кроме нее ничего и не слышно. Тот, кто поймает его привет, вряд ли придет сказать, что стрелок был не прав. Очень правильная штука. Естественно, если в правильных руках. Ее правильный калибр в реальности при попадании способен вынести грудную клетку и еще в дувале поковыряться, пока вы решаете – попали или нет. Взяв его в свои руки и пробежав с ним пару километров по виноградникам, можно смело вешать себе на грудь медаль и гордиться – на гражданке с ним даже за штуку баксов и ста метров никто достойно не пробежит. Если ты здоров и с молоду качался, таскать ее можно долго. Очень долго. Это хороший пулемет, воплотивший в себе весь основной набор принципов советской демократии и преимуществ российской оборонки. Патроны жрет, правда, как кролик морковку. Зато, как говорится – в коня корм.

Обычно с собой к ПК я беру три ленты по сто двадцать «таблеток», две из них – без короба. Еще в пачках патронов четыреста, по десять штук в пачке. Итого: сорок пачек плюс три ленты по сто двадцать – достаточно, чтобы вызвать расстройство желудка у духов, если к ним в задницу попадешь. Правда, только сам ствол с таким боекомплектом уже весит килограммов двадцать пять, да еще потенциальная рассыпуха в пачках. В РД забиваю одних только патронов почти цинк, три-четыре РГД, ракетницы, пару Ф-1, почавкать чего-нибудь и воды, конечно. Нож, стропа, трофейное верблюжье одеяло – это я уже не считаю.

Возвращаясь с рейда, прочески, сопровождения колонны или засады находишь в своем ранце порванные бумажные пачки с патронами. Патроны россыпью валяются на дне рюкзака вперемешку с песком и другим мелким мусором. Никто не собирается очищать их от песка и пыли, тем более, забивать в магазин. Эту россыпь патронов небрежно ссыпают в большой деревянный ящик, что стоит в оружейной палатке. Дежурный по роте мелом отмечает условную цифру патронов россыпью. Рассыпуху, заполнившую до краев ящик, ссыпают в батальонный сортир, списывая ее по акту.

Каждый раз, укладывая РД, надеешься вернуться домой живым и здоровым. Прошлого нет – оно умерло от страха в первой же проческе. Будущего здесь тоже нет – оно в Союзе. Есть только настоящее, которое всегда с тобой в РД. Его столько, сколько можешь унести. Именно столько – сколько можешь. Лишнее здесь не нужно никому. Лишняя работа здесь хуже лени.

Теория Бубновского Виктора о вероятности демобилизации, для тех, кто не умер в детстве

Сегодня по плану боевой подготовки учебное метание гранат. После завтрака иду в оружейную палатку с дежурным по роте и получаю ящики с гранатами. Гранаты – размером чуть меньше банки со сгущенным молоком – упакованы в деревянные ящики по двадцать штук. В этом же ящике, отдельно, в двух металлических герметично запаянных банках хранятся запалы. По десять штук в банке. Вес ящика килограмм пятнадцать. На взвод беру два ящика. Взвод уже стоит на передней линейке. Равняйсь. Смирно. Вольно. Довожу задачу. Гружу ящики с гранатами на самые острые плечи во взводе. Бегом, марш!

Бежим с полной выкладкой. Сначала через спортгородок, мимо пятиэтажек «Майданека», выбегаем на бетонку. По бетонке бежим к «подхалиму» – локаторной станции. Поворачиваем направо и бежим в сторону пустыни, медленно забирая влево. Огибаем по большому кругу артиллерийские склады и выбегаем на арык. Без остановки, вброд, пересекаем эту тугую грязную струю воды и бежим параллельно бетонке на Спин-Болдак.