Искатели золота. Страница 44

— А ты, дорогой мой Голиаф, — воскликнул счастливый отец, — ты, незаменимый друг, разве не обнимешь меня?

На это господин Голиаф весело заворчал, замахал хоботом и всячески старался выказать свою радость.

Между тем путешественникам принесли закусить всего, что было лучшего в доме. Перед Мартиной и Ле-Гуеном поставили стол, а те просто не верили своим глазам, видя такой комфорт.

Когда они утолили свой аппетит, вымылись и немного отдохнули после дороги, все приступили к расспросам, каким чудом они спаслись. Дело оказалось нелегким для Мартины, так как она, при всех своих прекрасных качествах, совсем не умела рассказывать.

Однако из ее несвязных речей узнали, что после исчезновения детей положение ее с Ле-Гуеном оказалось критическим. Иата решил, что этот побег предвещает бегство его невесты, и потому приступил к Ле-Гуену со страшными угрозами, если тот не скажет ему, куда скрылись дети.

Ле-Гуен, озаренный прекрасной мыслью, объявил ему, что их ночью умчал «злой маниту» и навряд ли принесет обратно к баротзеям.

Против воли маниту Иата не нашел возражений.

Он вдруг успокоился, очень довольный, что дело приняло такой оборот, и немедленно приступил к приготовлениям свадьбы. Она должна была справляться с невиданной доселе пышностью.

Со всех сторон стали привозить в изобилии великолепные фрукты, овощи, дичь, коз, баранов и прочее.

Но по мере того, как день свадьбы приближался, становилось все труднее избежать ее. Ле-Гуен упал духом. Однажды эти черные дьяволы подстерегли его, когда он уже оканчивал свою лодочку, и сломали последнюю.

Добрый матрос, выведенный из терпения, предложил своей невесте последнее средство к спасению:

— Бросимся вместе в реку, Мартина, — это единственное средство вырваться из когтей этой гадкой обезьяны!..

Это романтическое предложение у Мартины не имело никакого успеха. Самоубийство не прельщало ее; она была воспитана в здоровых и честных лангедокских традициях.

— Иес! Покончить с собою как язычники!.. Да вы шутите! Неужели же вы серьезно?.. Что сказал бы на это мой бедный отец?..

Поневоле пришлось отказаться от этого отчаянного плана и ждать, скрепя сердце, что будет.

Все казалось потерянным, но счастье повернуло в их сторону. Пока баротзеи готовились к оргиям, их соседи — калобмсы, или обезьяны, не переставали следить за ними. Хитрый Карено, их предводитель, выбрал удобный момент. И как раз в ту минуту, когда кипели котлы и уже раздались звуки тамтама, возвещавшие, что пора произносить роковой обет, одним словом, когда все и вся ликовали, за исключением Мартины и Ле-Гуена, Карено во главе своей шайки выскочил из леса с дикими криками, напал на пирующих, забрал всю заготовленную провизию, и, как Навуходоносор, увел в плен все племя.

Мартина и Ле-Гуен, как пленники Иаты, были пощажены завоевателем, на которого, вследствие легко доставшейся добычи, напало великодушие, и он отпустил их на все четыре стороны.

Ле-Гуен, не теряя времени, приступил к постройке новой лодки, как вдруг неизвестно откуда появился Голиаф. Сделав наскоро необходимый запас, они уселись на верного животного и толково объяснили ему по-французски, чтобы он шел по следам Колетты.

— Голиаф! — воскликнула Колетта. — Ведь мы думали, что он давно издох! Мы оставили его так далеко. Но, Ле-Гуен, вы мне ничего не говорите, как он нашел вас? Каким чудом он вылечился?

— Это, мамзель Колетта, надо спросить у него, я ничего не знаю. Мартина все время повторяла ему: «Бедный мой Голиаф, как же это ты выздоровел? « И, конечно, Голиаф ничего не мог ответить. Вот уж истинно можно сказать: у этого животного не хватает только дара слова!

— Но каким образом он, не колеблясь, пошел прямо к нам? — говорила Колетта, не переставая восхищаться поразительным умом своего друга.

— Надо сказать правду — я приказал ему: «Голиаф, надо найти мамзель Колетту». Значит, он знал, куда идти, — заметил Ле-Гуен, никогда ничему не удивлявшийся. — У животных, знаете ли, замечательный нюх. А у Голиафа особенный.

— Без сомнения, — сказал доктор, — следуя раньше с вами по притоку Замбези, он узнал то место, где переправлялся с вами на другой берег; а в лесу для него довольно было малейшего признака, чтобы следовать по вашей дороге.

— Да, — сказала Мартина, — когда мы подходили к этим местам, он вдруг поднял хобот и стал обнюхивать воздух со всех сторон. Потом вдруг вошел в этот лес. Я подумала: верно, он ищет берег, так как Жерар говорил, что он хочет ехать водой. Но Голиаф все углублялся в лес. Тогда Ле-Гуен сказал: «Пусть идет куда хочет, он знает лучше нашего».

— Потом, — вмешался Ле-Гуен, — он вдруг остановился, прислушался и затем побежал как сумасшедший. Совсем как поезд-молния!

— Тогда, значит, Колетта и узнала его шаги! — сказал Жерар. — У нее замечательно тонкий слух!

— И мы тогда тоже узнали голос нашей голубушки.

Я даже затаила дыхание, а Ле-Гуен и говорит мне совсем спокойно: «Это щебетанье может быть только мамзель Колетты, Голиаф не ошибся». Я так и залилась слезами, а он даже и не удивился.

— Чего ж тут удивительного, — сказал Ле-Гуен. — Ведь я сказал же Голиафу: «Надо найти мамзель Колетту! « Понятно, Голиаф и пошел к ней. Это благородное животное исполнило приказание.

— Да, это великий пример в жизни, — сказал доктор. — Матабелы могли бы поучиться у него, не говоря уже об европейцах!..

ГЛАВА XXI. Освобождение

В скромном уголке матабелов настал период кипучей деятельности, закипели всевозможные работы, стали процветать культура и прогресс, точно в эпоху Перикла.

Несмотря на то, что Большие Головы стояли на низкой ступени развития, и у них была способность к усовершенствованию, свойственная каждому человеческому существу.

Просветить этих бедных людей, показать им на деле благодетельные результаты наук и искусств, было искренним стремлением великодушного вождя, избранного ими; все спутники господина Массея от души помогали ему в этом добром деле.

Образовалось нечто вроде министерства, образцовое правление, где каждый занял соответственную должность и добросовестно относился к исполнению ее, а начальник правления пользовался безграничным всеобщим доверием.

Вебер взял на себя руководство арсенальными работами; Ломонд заведовал народным образованием, а господин Массей заведовал гражданскими и военными делами.

Ле-Гуена, мастера на все руки, господин Массей взял к себе в помощники по военным делам, а Брандевину была поручена новая обязанность — заведование военным продовольствием; наконец, Мартина, Колетта и Лина водворяли среди женщин чистоту и порядок, они также были очень заняты.

Понемногу, не спеша, не прибегая к насилию, а действуя главным образом убеждением, нашим европейцам удалось достигнуть блестящих результатов.

Прежде, чем устраивать внутренний порядок, необходимо было перестроить жилища туземцев, пробить в стенах окна, сделать двери, через которые можно было бы входить, а не вползать, наконец, отгородить помещения для скота. Но раньше чем приступить ко всем этим нововведениям, пришлось употребить немало труда, чтобы уговорить дикарей согласиться на них.

Но Большие Головы очень скоро отвыкли вползать к себе на корточках; им стало гораздо больше нравиться входить прямо, с поднятой головой.

Между тем Колетта целыми днями расхаживала по деревне, окруженная негритятами, которые в ней души не чаяли.

Она их мыла, наряжала гирляндами из цветов и зелени; научила их делать мячики из диких бледно-желтых цветочков. А какова была радость ребятишек, когда она показала им, как надо играть этими мячиками. Любовь малюток к Колетте доходила до обожания. Матери тоже не отставали от своих детей. Раз установилось взаимное доверие, то девушка спокойно звала их к себе и показывала им, как она, Мартина и Лина ведут хозяйство. По утрам у нее стал собираться своего рода класс, состоящий из туземных женщин и девушек, старавшихся до смешного подражать всему, что они видели у своей наставницы. Мартина первым долгом смастерила из листьев метлу, и каждая дикарка захотела сделать то же.