Искатели золота. Страница 8

При отъезде ни те, ни другие не вытерпели и стали посылать воздушные поцелуи, между тем «Лили» переменила галс и взяла прежнее направление на юго-запад. Долго еще виднелся улетающий силуэт красивой яхты. Наконец она превратилась в мелькавшую точку и совсем скрылась. Тогда все пришли в себя и начали сообщать друг другу о своих впечатлениях, и только теперь заметили, что господин Брандевин был чем-то очень недоволен и взволнован. Краснее, чем обычно, со взъерошенными волосами, откинув левую руку назад, он, взявшись за шляпу, неистово кланялся вслед уходящему судну.

— Что это он?! — воскликнул Генрих Массей, удивленный его жестикуляциями.

— Он не переставал ни на минуту во время нашей беседы проделывать эту гимнастику! — сказал Жерар, имевший своеобразную способность видеть одновременно, что делается перед его глазами и за его спиной.

— Кому это он? — удивился Массей. — Он никак совсем ошалел!

— Вы, кажется, чему-то очень радуетесь, господин Брандевин, — вежливо обратился к нему капитан. — Не правда ли, какое у нас сейчас было приятное зрелище? Как хорошо устроена эта «Лили», просто наслаждение для моряка полюбоваться ею! Но я не знал, что вы такой знаток в этом деле.

— Я? Нисколько!.. Хотя, по правде сказать, я давно мечтаю завести собственную яхту, которой я бы сам командовал…

— Вот как? — не удержался от улыбки господин Массей, вспомнив страшные конвульсии этого человека при всяком незначительном волнении моря.

— Есть вещи просто невероятные! — возразил тот, выпрямившись. — Если есть средства, сударь, отчего же и не позволить себе этой роскоши?

— Конечно, отчего же, — вежливо ответил Массей, которого очень забавляло хвастовство марсельца. — Так вы, значит, увидев портрет вашей будущей яхты, так радостно приветствовали и раскланивались с «Лили»?

— Нет, сударь, — ответил Брандевин с достоинством. — Я кланялся своим знакомым.

— А! — сказал капитан, заметивший про себя, что эти поклоны остались без ответа. — Вы знаете лорда Ферфильда?

— Да, знаю; а также и его мать, вдову, леди Ферфильд, а равно и его сестру Феодору, — вы, наверное, заметили эту молодую особу, всю в белом, с большим красным зонтиком; а барышни, которые стояли около лорда Ферфильда, — его двоюродные сестры-близнецы мисс Амабель и мисс Миллисента Мовбрей; маленький же господин, рыжий, с цветком в бутоньерке, это — Альджернон Гиккинс, зять лорда Ферфильда. Скоро исполнится десять лет, как он женился на леди Феодоре. Она в то время была замечательной красавицей. Весь Лондон был у ее ног, и все были уверены, что она променяет имя Мовбрей только разве на корону маркизы или герцогини. И что же! она предпочла простого пивовара, да, сударь, такого же коммерсанта, как я!

— Но, быть может, этот коммерсант обладал особенными достоинствами? — спросил капитан, рассмеявшись.

— Конечно, громадным состоянием, сударь! Неужели вы думаете, что такая особа, как леди Феодора, согласилась бы выйти замуж за первого встречного без разбора?

— Однако вы действительно хорошо знаете их всех! — удивился господин Массей.

— Еще бы мне их не знать! — обрадовался Брандевин. — Я прожил шесть лет под одной кровлей с этим семейством; я знал покойного лорда, замечательную личность, высокого, сильного, такого же красавца, как я, — совсем не то, что его тщедушный сынок. И любил же он вкусно поесть…

— Но, — вскричал капитан, который, как истинный моряк, привык к откровенности, — что же вы там делали в этой стране… в их среде?

— Я служил у лорда Ферфильда поваром! — сказал с гордостью Брандевин. — И позвольте вам сообщить, господа, если вы этого не знаете, что у англичан в доме нет более почетного звания. С лакеями, камеристками и ключниками говорят отрывистыми фразами, высокомерным тоном, которого французский служитель не мог бы вынести. Я не говорю уже о мелких сошках — с ними и вовсе не разговаривают. Но повар — дело другое. Перед ним все тают. Милорд никогда не проходил мимо меня, чтобы не сказать мне ласковым голосом: «Какое прекрасное утро, Брандевин!» или: «Скверный день!». Тот, кто знает этих людей, может подтвердить, что это была большая милость. Что же касается миледи, то, когда она звала меня на какое-нибудь важное совещание, приглашала меня сесть возле себя, — да, возле себя, — это та высокая и толстая дама, которую вы там видели, разряженная и размазанная, как… как Савская царица!.. «Сядьте вот тут, господин Брандевин, — говорила она мне слащавым голосом, — и скажите мне, вполне ли вам хорошо у нас?». И только после таких вежливых фраз мы приступали к вопросу об обеде.

Видно было, что бедный повар рассказывал сущую правду, и эта черта англичан хорошо известна, а потому все и заинтересовались его рассказом.

— Да, да, — сказал капитан, — я видел эту даму: эта особа пожилых лет не выходила из-за чайного стола и даже не соблаговолила посмотреть на нас. Жаль, что она не видела ваших поклонов.

— Она их прекрасно видела, но сделала вид, что не замечает меня! — вздохнул Брандевин с обидой. — Миледи «срезала» меня, по их выражению. И, однако, уверяю вас, что не один раз, а по крайней мере двадцать раз она мне повторяла: «Господин Брандевин, вы настоящий артист!» Однажды, я как сейчас помню, их должен был посетить важный князь, и милорд лично просил меня употребить все мои старания. Я придумал все, что мог: работал, соображал день и ночь; но зато и стол оказался на славу!

— Вы превзошли самого себя, господин Брандевин, — объявила хозяйка. — Мы главным образом обязаны вам хорошим расположением духа его сиятельства во время его визита!.. И вдруг теперь она меня «режет»!

— Но, может быть, эта дама не узнала вас? — вмешался доктор Ломонд, тронутый благородным негодованием несимпатичного Брандевина.

— Нет, нет, сударь; я их хорошо знаю, этих англичан. Пока им нужны были лакомые блюда, они находили достаточно любезностей для меня; теперь же, когда им больше нечего рассчитывать на меня, они не хотят знать меня. Такова жизнь! — решил Брандевин.

— Если они действительно так думают, тем хуже для них! — возразил доктор. — Но мне кажется, что вы судите их слишком строго.

— Господин доктор, хотя вы и очень талантливый человек, но вам не пришлось изучить этих людей, как мне. Да, да, можно смеяться: Брандевин воображает, что знает Англию, потому что он жил шесть лет в кухне… Но я утверждаю, что кухня — самое лучшее место для наблюдений, и серьезно посоветовал бы тем, которые приезжают туда с целью изучить нравы страны, заглянуть в кухню!

— Да, господа, — продолжал бывший повар, воодушевляясь, — я знал этих журналистов, репортеров и «интервьюеров», которые берутся изучать и описывать народ между приездом и отъездом увеселительного поезда; в общем в два с половиной дня! У меня даже есть такой племянник, страшный шалопай, бумагомаратель. Я видел его за работой: он приезжает, останавливается в Лейчестерском сквере, где встречает одних французов; затем объезжает лондонские кварталы, забегает ко мне на минутку, садится опять на пароход, не обменявшись ни с кем ни одним английским словом; после чего он рассказывает своим читателям о том, как поживают по ту сторону Ла-Манша! Дай-ка мне лучше перо, — не раз говорил я ему, — если твоя статья и будет не совсем гладко написана, зато в ней прочтут правду!

— Мерси! — отвечал мне племянник, — мне это не годится. Какое мне дело, правдивы ли мои описания или нет. Все, что мне нужно, это преподнести моим читателям тот соус, которого они ждут. Вы, дядя, повар, а потому сами должны знать, что в этом вся суть. А так как я не дурак, то и мои впечатления о путешествии настрочил заранее до отъезда; так спокойнее, я был уверен, что написал то, что требовалось, и в нужном объеме!..

— Верьте после этого тому, что вы читаете в газетах!.. — заключил Брандевин, удаляясь, чтобы возобновить прерванную партию в домино.

— Этот человек неглуп и наблюдателен! — заметила мадам Массей.

— Вот уж никак не ожидал, что под такой грубой оболочкой скрывается философ и моралист! — добавил ее муж.