Лазурный гигант. Страница 10

— Хороший ходок! — воскликнул Анри. — Неужели он может пройти такое расстояние пешком? Он нас задержит!

— Не бойтесь! — засмеялся торговец. — Сакколо бегает, как лучший конь. Недаром он из племени матабелов. А вместо кнута я ему дам пилюльки, глотая которые временами, он пройдет безостановочно часов двенадцать.

Барышник был прав. Сакколо, пятнадцатилетний мальчик-метис, быстро, как вязальными спицами, начал перебирать своими длинными худенькими ножками, опустил голову и побежал. Изумленные всадники рысью скакали вслед за ним уже два часа и не замечали в нем ни малейшего признака усталости. Временами он вынимал из кармана куртки драгоценную лепешечку из колы и с новыми силами продолжал путь.

Проехав километров двадцать, они увидели убогую деревушку.

— Остановимся здесь и покормим лошадей, — сказал Анри. — Эй, Сакколо! Я думаю, ты не прочь перевести дух!

— Я не устал, — отвечал мальчик, да и в самом деле, казалось, путь не утомил его. — Сакколо может бежать двенадцать часов подряд, как обещал отец. А то отец побьет меня.

Такого бесчеловечного исполнения условий братья не хотели и требовать. Они решили отдохнуть и закусить раньше, чем пуститься в дальнейший путь. Но быстрота и выносливость проводника и лошадей были так изумительны, что в шесть часов вечера, значительно раньше, чем рассчитывали, путники прибыли в Моддерфонтэн.

Братья, не теряя ни минуты драгоценного времени, остановились в первой попавшейся гостинице, оставили там, под присмотром Сакколо, лошадей, а сами отправились к лагерю. Они горели нетерпением получить известия о пленнице и дать ей знать, что они близко. Пойти к одному из входов лагеря, попросить пустить их, или поручить стражу передать на словах госпоже Мовилен, что ее друзья узнали о месте ее заключения и шлют ей свой привет, — все это казалось им так просто.

Увы! Они очень ошибались. Не было и следами дисциплинированной стражи, организованной администрации. Лагерь, в котором в страшной тесноте гибли жертвами медленной агонии, страдали от всевозможных лишений и болезней тысячи человеческих существ, был обнесен высоким забором. Изредка попадались грубые ворота с навесом, охраняемые пикетом солдат. Всюду им ответили, что видеть или передать пленнице что бы то ни было невозможно.

Невозможно проникнуть в лагерь! Невозможно войти в переговоры! Невозможно сообщить пленнице что бы то ни было! Невозможно даже узнать, жива ли та, которую они ищут!

На них стали даже косо посматривать. Они услышали слово «шпионство».

— Будем осторожны, — сказал тогда Жерар, увлекая брата, который просто был в отчаянии. — Главное, чтобы нас самих не схватили. Это была бы непоправимая неудача. Ради Бога, Анри, будь осторожен! Понимаю, что тебе не легко! У меня у самого так и чешутся руки поколотить одного из этих грубиянов! Но рассуди сам: что мы можем сделать? О силе и говорить нечего. Убеждением мы тоже ничего не достигнем. Остается хитрость. Что бы они там ни говорили, а в лагерь проникнуть можно. Они упрямо твердят: «невозможно» да «невозможно»! А между тем я уже видел, как в южные ворота проникло одно человеческое существо, это был ни офицер, ни солдат, ни чиновник…

— Кто же, скажи скорее?

— Торговка фруктами со своей тачкой. Она прошла очень просто. Эти скоты часовые только хвастаются своей бдительностью: им даже не пришло в голову обыскать ее тачку.

— Правда. Я тоже видел, но не обратил внимания.

— Ну, так вот же: если эта гражданка может свободно входить в лагерь, значит, суровый закон — пустое слово, как я и думал.

— Да. Но если они настаивают на данном им приказании, ничего не поделаешь. Жерар, я вижу одно средство: перелезть через забор. Я и попытаюсь сделать это сегодня же вечером.

— Можно сделать лучше. Я нашел золотой ключ. Купим тачку, наполним ее фруктами и с нею войдем в лагерь.

— Я не прочь попытать счастья. Но неужели они не заметят, что за тачкой идет не тот торговец?

— Надо переодеться и загримироваться!

— Ты надеешься сойти за эту торговку? — удивился Анри. — Она крошечного роста и горбатая!

— Нет, я этого не думал. Но, может быть, вблизи лагеря найдется разносчик, которого легче будет подменить.

Жерар, как всегда, сразу напал на верное средство. Почти все смелые предприятия удавались ему. Едва он сделал несколько шагов, как ему попался навстречу разносчик, какого он искал.

Это был человек довольно высокого роста и неопределенных лет. По алчному взгляду его глаз можно было догадаться, что за один соверен от него можно добиться всего.

Жерар решительно подошел к нему и предложил ему продать его платье за фунт стерлингов и одежду товарища в придачу.

Сначала торговец разинул рот от удивления, подумав, что над ним смеются. Потом он подмигнул и сказал:

— Понимаю. Господа придумали какую-нибудь «шутку» — як вашим услугам.

Быстро поменялись платьем, и разносчик весело сунул в карман полученную им золотую монету.

— Сколько стоят фрукты вместе с тачкой? — спросил тогда Жерар.

— Ого! Вот оно что! — сообразил разносчик, не желая упустить счастливого случая. — Пять фунтов, джентльмены! У меня семья, маленькие дети — не обидьте.

— Вот тебе пять фунтов! — сказал Жерар, вынимая просимую сумму из бумажника.

Торговец схватил деньги и бросился бежать со всех ног.

— С Богом! В час добрый! — прошептал брату Жерар. — Охотно отправился бы я сам, но не смею лишить тебя радостной встречи.

Сумерки благоприятствовали предприятию. Анри надвинул на лоб фуражку и за тачкой прошел в ближайшие ворота между рядов солдат, которые только что отказались его пропустить. Никто не остановил его, не бросил на него даже подозрительного взгляда. Часовой рассеянно взглянул на его товар, да, правду сказать, несколько дюжин гнилых бананов, за которые он только что заплатил сто двадцать пять франков, и не стоили большого внимания.

Анри ускоряет шаги, спешит к переулкам, где стеснены, загнаны, как скот, несчастные военнопленные. Инстинктивно сдвигает он на затылок шапку, которую только необходимость могла заставить его надеть. Часовой не видит его.

— Послушай, братец, ты не торопись! — слышит он чей-то разбитый голос. — Покажи-ка свои фрукты.

Этот голос поразил его. Он узнал его. Он подходит ближе. Так и есть: эта старая военнопленная — одна из друзей дома Мовиленов. Она вынянчила на своих руках малютку Тотти.

— Тетушка Аника!.. 2

Она тоже узнала его.

— Боже милостивый! Мосье Анри!

— Молчи, ради Бога! — сказал молодой человек. — Я пришел освободить Николь. В какой части лагеря мне искать ее? Говори скорее, тетушка Аника!

— Николь! — бедная женщина заплакала. — Ах! Бедное дитя, ее здесь нет.

ГЛАВА VI. В лагере военнопленных. Катастрофа

— Что вы хотите сказать? — спросил Анри, в душу которого закралось страшное подозрение.

— Увы!

— Скажите, ради всего святого, что с ней?

В это время солдат в форме цвета хаки, с коричневой большой войлочной шляпой на голове, с перекинутым через плечо патронташем, подошел к ним развалистой фатоватой походкой. Англичане поняли, что яркие цвета на войне носить опасно, и во время бурской войны стали подражать бурам, одеваясь в темные или вообще малозаметные цвета.

— Ну, ну, — дерзко заметил солдат, — разве нельзя купить на один пенни гнилых фруктов без таких долгих разговоров?

— Это мои-то фрукты гнилые? — обиженно запротестовал мнимый разносчик, на чистейшем английском наречии лондонского предместья. — Посмотри-ка. У себя дома ты таких еще не едал!

— Сам ты, нищий, не видывал, какие фрукты созревают в моем Йоркшире! — сердито возразил солдат. — Эти «кукнеи» ужасно нахальны!

Очень довольный тем, что его приняли за «кокни» (прозвище, данное жителям лондонских предместий), Анри собирался продолжать прерванные солдатом занятия, торгуясь со старой Аникой, но солдат положил ему руку на плечо.