Радамехский карлик. Страница 10

— Заметили вы его индийский наряд? Я не раз видел этот самый костюм на местных фокусниках и жонглерах, проделывавших все те же фокусы, или чудеса, и со змеей, и с голубями, и еще много других, гораздо более удивительных!

— Да и эти достаточно удивительны! — воскликнула Гертруда. — Я желала бы знать, как это можно заставить голубей вдруг разом замереть в воздухе, заставить их оставаться в течение довольно продолжительного времени совершенно неподвижными?

— Вероятнее всего, что они чуть заметно трепещут крыльями и только кажутся неподвижными, и что кроме того находятся под влиянием гипноза. Но в Индии я видел нечто несравненно более замечательное, а именно: я видел семилетнего ребенка, парившего в воздухе совершенно так же, как эти голуби.

— И вы видели это своими глазами?

— Да, своими глазами! Мало того, это делалось под открытым небом — на площади, следовательно, без всякой возможности плутовства вроде спускных проволок и бечевок или каких-либо незаметных подставок. Этот феномен положительно невозможно ничем объяснить, никакими данными современной европейской науки… И это не единственный подобного рода фокус, какой мне случалось видеть… Так, например, в другой раз мне случилось быть свидетелем такого поразительного явления. Один бенгальский фокусник, или колдун, словом, маг, в моем присутствии и в присутствии еще нескольких других лиц, поцарапав почву старинной сухой аллеи, затвердевшей и плотно укатанной и утоптанной, посеял семя камелии, которое тут же, на наших глазах, пустило корни, дало росток, который вырос до размеров кустика, и наконец кустик этот зацвел, так что весь покрылся цветами! Все это произошло менее чем в четверть часа…

— Нет! Это что-то неслыханное! Что-то непостижимое.

— Все же это чудо может быть объяснено простой иллюзией, результатом необычайной, поразительной ловкости и проворства рук чудодея! Но есть вещи из числа проделываемых индийскими фокусниками и факирами, которые положительно ничем не объяснимы, и я едва могу решиться рассказать вам о них, потому что всякому, кто не видал этого собственными глазами, они должны казаться положительно невероятными. Люди эти обладают множеством различных тайн, переходящих по наследству из поколения в поколение, которые объясняются такого рода физиологическими феноменами, к которым современная наша физиология едва осмеливается приступать.

Разговаривая таким образом, маленькое общество незаметно пришло к могиле Шейха. То было небольшое сооружение кубической формы, высеченное из цельного громадного камня, имевшее до пяти метров в длину и около четырех в ширину и украшенное небольшим куполом, над которым три развесистых пальмы простирали свои тенистые кроны.

У входной двери два дервиша с пергаментными лицами и наголо обритыми головами ожидали посетителей. Завидя пришедших, они приблизились к ним с низкими поклонами и, узнав через Виржиля, что посетители желают вопрошать оракула, начали с того, что потребовали с них предварительную контрибуцию в размере пяти пиастров с человека. Получив требуемую сумму и поспешно прикарманив ее, они объявили путешественникам, что тем необходимо разуться для того, чтобы войти в самое святилище. Волей-неволей нашим путешественникам пришлось снять обувь и оставить ее за дверью.

Но вот представилось еще новое неожиданное затруднение: дервиши воспротивились пропустить Гертруду Керсэн и Фатиму в ту залу, двери которой уже отворились перед путешественниками. Чтобы удалить и это препятствие, потребовалась еще одна золотая монета,

И вот наконец торг окончен, и всякого рода препятствия для входа в усыпальницу Шейха устранены. То была зала с совершенно голыми стенами и полом, за исключением одного истертого старого ковра, износившегося вследствие частых коленопреклонений верных на этом месте. В правом углу виднелась чаша, или подобие урны, из серого мрамора, не имевшая, по-видимому, никакого отверстия или углубления. Указывая на нее, один из дервишей объяснил путешественникам через посредство Виржиля, что эта чаша принимает вопросы, обращенные к оракулу, и дает на них ответы; прежде всего следовало произнести священное заклинание.

— Ну, пусть себе, раз это нужно! — сказал Норбер, пожимая плечами.

Оба дервиша распростерлись на ковре и, воздев руки к потолку, стали произносить вместе какую-то арабскую молитву.

Виржиль медленно повторял ее за ними так, чтобы его господин в свою очередь мог повторять за ним. Норбер хотя и произнес всю эту молитву от слова до слова, но сделал это с видимой досадой и нетерпением.

— Ну, а теперь, — сказал один из дервишей, — пусть господин чужеземец прямо обратится к самому Сиди-Магомет-Жераибу…

— Черт побери! — воскликнул Норбер вполголоса, — этот оракул, кажется, должен был бы говорить по-французски!

— Я говорю по-французски!.. — ответил тотчас же какой-то замогильный голос, который, казалось, исходил из серой мраморной урны.

Посетители, не ожидавшие, конечно, ничего подобного, были до того поражены этим заявлением в первый момент, что оставались некоторое время как бы ошеломленными. Гертруда Керсэн даже побледнела, а Фатима, широко раскрыв глаза от удивления и ужаса, казалось, была готова лишиться чувств.

Но Норбер, быстро овладев собой после того, как на мгновение поддался всеобщему чувству удивления и недоумения, улыбаясь склонился слегка в сторону вазы или чаши и произнес:

— Сиди-Магомет-Жераиб, — сказал он, — раз ты так хорошо владеешь французским языком, мы поговорим с тобой откровенно и по душам. Я нуждаюсь в твоем всесильном содействии, чтобы получить от племени Шерофов, возлюбленного тобой, средству для перевозки, необходимые мне. Согласен ли ты доставить их мне?

При имени святого оба дервиша бросили в свои маленькие кадильницы, привешенные у них на поясе уже зажженными, по щепотке мирры и принялись кадить. Вся зала наполнилась острым ароматом, и маленькие голубоватые струйки дыма стали медленно восходить от кадильниц к сводам.

— Прежде всего, — ответил голос, исходящий из мраморной чаши, — я хочу, чтобы ты сказал мне, что привело тебя сюда, в Судан, и какую цель ты преследуешь в своем предприятии?

Молодой астроном не мог удержаться от невольного жеста удивления. Что же касается спутников Норбера, то те поспешили подойти ближе, в высшей степени заинтересованные ходом и характером этого разговора.

После минутного колебания Норбер Моони решился продолжать свою речь.

— Я приехал сюда изучать чудеса небесных явлений, и с этой целью намеревался устроить обсерваторию на возвышенности Тэбали! — ответил он.

— Ты говоришь мне не всю правду! — возразил оракул, — твоя цель гораздо отважнее и смелее!

На мгновение Норбер смутился и молчал.

— Ведь я всезнающий, — продолжал оракул, — ничто не может утаиться от меня. Я знаю все настоящее, все прошедшее и все будущее. Хочешь, я докажу тебе это, сказав, зачем ты приехал сюда и что ты хочешь делать на горной возвышенности Тэбали?

— Охотно! — весело смеясь, ответил Норбер.

— Не смейся… смеяться здесь ни к чему… предприятие твое положительно безумно… Ты явился сюда, чтобы бороться с природой, бороться против вечных законов, правящих миром, против законов природы… Если ты нам друг, то нам остается только пожалеть тебя, потому что ты выйдешь побежденным из этой борьбы… Если же ты нам враг, то природа сама отомстит тебе за нас!..

Ничто не в силах передать того удручающего впечатления, какое произвело на слушателей, с напряженным вниманием ловивших каждое слово оракула, это мрачное предсказание, произнесенное невидимым голосом. Даже и Норбер перестал теперь смеяться. Несмотря на все доводы и усилия своего рассудка, ему трудно было побороть невольное чувство недоумения, вызванное словами оракула. А между тем ему трудно было поверить, чтобы кто-либо в Радамехе мог действительно владеть его столь ревниво оберегаемой тайной.

— Неужели ты думаешь, что для меня может остаться тайной что-либо, касающееся возлюбленного Аллахом народа? — продолжал голос грозным, гневным тоном. — Не успел еще план созреть в твоей безумной голове, как он уже стал известен мне!.. Ты хочешь остановить течение Луны, приблизить ее к земле и сделать ее доступной для алчности человеческой!.. Вот твой безумный замысел! Но я говорю тебе здесь, на этом месте, ты не осуществишь его!.. Знай, что это тебе никогда не удастся!