Токио нас больше не любит - Лорига Рэй. Страница 32

Сестра с отменным прилежанием записывает мои сновидения, словно бы они могли ей зачем-то пригодиться. Потом выходит и возвращается с завтраком. Она высокая, серьезная и дотошная женщина. Женщина, по какой-то причине проводящая свою жизнь среди людей, которые ничего о себе не знают. Я спрашиваю ее о семье, она отвечает, что у нее двое детей. Спрашиваю о муже — она говорит, что мужа нет. Спрашиваю о работе, и она отвечает, что лучшая награда для нее — это видеть, как мы выздоравливаем. Тогда я спрашиваю, как на ее вгляд, достаточно ли быстро я выздоравливаю, и она смеется, говорит, что да, и, мол, беспокоиться мне не о чем, теперь время для меня ничего не значит и для меня нет разницы между днями, и что раньше, чем пропоет петух, я уже буду в прекрасной форме, с ясной головой, и мысли мои придут в порядок, и я буду хранить в памяти каждый момент — так же бережно, как еврей-бухгалтер помнит каждую цифру.

Я принимаю душ, надеваю чистое белье, которое медсестра оставила на кровати. Мастурбирую, думая об узловатом теле мировой чемпионки по культуризму. Удивительная женщина, которую я видел по телевизору бог знает когда, бог знает где. После этого я раздеваюсь, принимаю душ и надеваю белье, лежащее на кровати.

Врач задавал мне вопросы о том, что мне снилось, но я снов не запоминаю, поэтому ответить мне нечего. Тогда врач пересказал мне мои сны по записям, которые этим самым утром сделала медсестра. Я не знаю, о каких записях идет речь, не знаю, о какой медсестре идет речь. Невада и Мадрид. Вот что мне снилось. Лас-Вегас, Луксорский обелиск и фламинго. Возможно. Так я и говорю доктору, и так, действительно, может быть, потому что я помню, что бывал там, хотя и не помню, чтобы мне это снилось. Доктор говорит, что я многое забываю и что каждое следующее впечатление замещает предьщущее. с той же абсурдной монотонностью, с какой волны одна за одной накатывают на песок. Еще он говорит, что некоторые мои воспоминания, предшествующие большому взрыву в моей голове, остались со мной, а другие нет. Разумеется, я спрашиваю, по каким законам исчезают следы моей памяти. Врач отвечает, что лучше всего сопротивляются уничтожению незаконченные эпизоды. Именно они выживают, даже когда уходит почти все остальное. Врач поясняет, что это называют эффектом Зейгарник. По его словам, в ходе эксперимента профессора Зейгарник пациенты должны были выполнить серию последовательных заданий различного характера (от восемнадцати до двадцати одного): загадок, арифметических примеров, упражнений для рук, и что половина из них прерывалась до того, как пациент успевал с ними справиться, и потом пациенты более отчетливо вспоминали именно эти прерванные задания, тогда как другие часто исчезали, не оставив следа в памяти. Врач говорит, что эффект Зейгарник коренится в мотивации завершения. И что прерванные задания, без всякого сомнения, вспоминаются лучше, чем завершенные.

Врач говорит, что нерастраченное напряжение благоприятствует запоминанию.

Врачу это неизвестно, но теперь я совершенно уверен, что именно из-за эффекта Зейгарник я, несмотря ни на что, все еще помню твое имя.

Как хорошо одеваются доктора: на них под халатами элегантные костюмы, лица их выражают ничем не омраченную надежду. Веру. С другой стороны, сколь мало веры в больных! Что за нелепые пижамы, комичные спортивные костюмы, что за шляпы, как мало изящества, какое мрачное настроение, сколько прогулок по садикам, сколько разговоров ради разговоров, и сколько молчания, и насколько раздражает и то и другое! Как мало солнца и много дождя, как короток день и как в то же время до странного коротка ночь.

Да будет вам известно, что здесь многие утратили рассудок вследствие неожиданного, дикого улучшения их состояния.

Нет, я об этом не догадывался. Но теперь, после ваших слов, это не кажется мне столь уж необычным. Закончив фразу, я отправляюсь искать мяч, поскольку наша краткая беседа происходит за игрой в футбол с неким хорватом, не способным волейбольным мячом попасть по трактору, так что я направляю ему выверенные пасы, а он возвращает мне дурацкие плюхи, после которых мяч либо падает в цветы, либо отскакивает от желтых панелей, покрывающих снаружи почти все здание.

Едва войдя внутрь, хорват прощается со мной и уходит, тяжело отдуваясь, с мячом под мышкой. Дикое улучшение означает, что доселе сокрытый порядок всех вещей снова берет тебя в плен. Какая радость, какая печаль, какая лавина ненужных чувств, чудовищное покушение на спокойствие, страшное поражение! В конце концов, каждому свое. Часов около шести, где-то перед ужином, меня приглашает в свою комнату девушка из Брикстона, которую я вроде бы никогда раньше здесь не видел, и через миг мы уже трахаемся с неподдельным энтузиазмом — по крайней мере я, потому что это прелестное создание, с великолепным, потрясающе ароматным телом: несомненно, так пахло кое-что из того, что я позабыл. Прелестная чернокожая девчонка, разъеденная бесконечной химией лондонских клубов. После секса я засыпаю, а проснувшись, застаю ее одетой, она лежит в ногах кровати и читает один из тех бесподобных английских журнальчиков, что каждые две недели разрывают мир на куски.

Моя подруга рассказывает, что у нее был парень который прожил шесть лет с сердцем обезьяны пока однажды на его домик в Челси, всего в двух кварталах от стадиона, не обрушился пассажирский самолет.

Сразу после этого признания я слышу, как по коридору на тележках развозят ужин.

Фотографии с берегов реки Сайгон возникают только сейчас, как страшно замедленные снимки поляроида, которые наконец-то проявляются на белой бумаге спустя годы после того, как были отсняты.

Доктор, шумный весельчак моего возраста, предпочитающий ничему не придавать излишней значимости, говорит, чтобы я не торопился и не боялся, что память многое скрывает, однако часто все это где-то остается, а потом он говорит о своей жене, рассказывает, что его жена годами прячет свой дневник — дневник, в который она с детства все записывает, — она прячет каждую из этих тетрадок, чтобы он не смог до них добраться, но все-таки они где-то лежат, и рано или поздно он их отыщет. Доктор уверяет, что все сокрытое как раз и ожидает момента, чтобы проявиться. За окном видна женщина в кабинке видеотелефона. Немного поговорив, женщина вешает трубку, она стоит в кабинке до тех пор, пока все, что она сказала, и все, что она услышала, не становится на свои места, а после выходит из будки и пересекает шоссе, почти не глядя на машины, — словно то, что находится на другом конце телефонного кабеля, представляет опасность бесконечно большую.

— Как же так получается, доктор: я смотрю на ваше лицо, я его не помню, и все-таки, пока вы стоите передо мной, я уверен, что буду помнить вас весь день, пока…

— Пока не посмотрите на цветы.

Желтые цветы, тюльпаны, если не ошибаюсь, стоят в стеклянном кувшине рядом с кроватью, и когда я поворачиваюсь к цветам, доктор, возможно исчезает, но когда я поворачиваюсь обратно, он все еще здесь.

— Ретроактивная и проактивная интерференция.

— Звучит неплохо.

— Одно воспоминание замещает другое. Это как когда подбираешь мелодию, а на ее место вклинивается другая, более старая или, наоборот, недавняя.

Однажды я наблюдал парочку — оба были голые, — болтавшую у окна дома, который стоял напротив моего. Позади них был огромный аквариум, светившийся голубым светом. Красный коврик. Включенный телевизор.

Мужчина и женщина, болтающие голышом возле окна. Интересно, какое другое воспоминание было замещено этим. Конечно, доктору я об этом не говорю ни слова. Поэтому он начинает скучать и беспокоиться.

— Вы придете завтра?

— Естественно.

— И тогда я вас вспомню?

— Не думаю.

— Пока я вас не позабыл: вы можете объяснить, почему некоторые образы возвращаются сами собой, а другие словно исчезли навсегда?

— Откровенно говоря, нет. Может быть, вследствие неких механизмов торможения, аффективной природы, вы отбрасываете воспоминания, связанные отрицательными эмоциями; однако может быть и так, что ваш процесс фильтрации отдает предпочтение определенной информации, а остальное выталкивает из вашей памяти в зону ожидания. И в том и в другом случае почти все, чего вам не удается увидеть, не потеряно навсегда.