Кто убил Паломино Молеро? - Льоса Марио Варгас. Страница 5

– Не знаю, высокого полета они птицы или низкого, мне на это в высокой степени наплевать. Одно тебе скажу: им не поздоровится. – Лейтенант забрался на переднее сиденье. – А теперь газуй, дон Херонимо, нам только еще не хватало опоздать к полковнику на свидание.

Да, подумал Литума, лейтенанта голыми руками не возьмешь, он за справедливость костьми ляжет. Литуму это просто-таки восхищало. Да, он и нагловат, и болтлив не в меру, и совсем теряет голову, когда видит донью Адриану, но за все время, что Литума служил под его началом, лейтенант при разборе всех дел старался отыскать истину и никому никогда не оказывал предпочтения.

– Что же вам удалось установить? – Дон Херонимо сигналил во всю мочь, но дети, собаки, свиньи, козы, запрудившие улицу, и не думали торопиться.

– Кукиш с маслом установили, – скривился лейтенант.

– Это не много, – сострил таксист.

Литума услышал, как лейтенант повторяет сказанное сегодня утром:

– Сейчас кое-чем разживемся. Нутром чую.

Они были уже на самой окраине городка – слева и справа бугрили каменистую голую землю нефтяные вышки, а вдали виднелись крыши авиабазы. «Разживемся», – эхом откликнулся Литума. Узнают ли они когда-нибудь, кто и за что убил Паломино? Сильней, чем жажда правосудия и справедливого возмездия, точило его любопытство: увидеть бы их лица, услышать бы, почему они так круто обошлись с Паломино.

На контрольно-пропускном пункте дежурный офицер окинул их подозрительным взглядом с головы до пят, словно впервые видел, и заставил ждать на солнцепеке, не впустив под крышу. Пока он докладывал, Литума глядел по сторонам. В лоб их драть, тут служить – все равно что в раю! Справа стояли на сваях одинаковые деревянные офицерские коттеджи, выкрашенные в сине-белый цвет, с ухоженными палисадничками, с окнами, затянутыми сеткой от насекомых. Прогуливались мамаши с детьми, собирали цветы девочки, слышался смех. Летчики жили не хуже янки из нефтяной компании. Все так вычищено и благоустроенно, что зависть берет. Вон у них там, за домами, даже и бассейн свой. Литума отродясь не видел бассейна, но легко представил себе, как плещутся в нем офицерские жены в купальных костюмах. Слева тянулись службы, гаражи, ангары, а за ними проходила взлетная полоса с самолетами, треугольником приткнувшимися друг к другу. «Райское житье», – подумал полицейский. Огородились бетонными стенами и колючей проволокой и живут как в кино, что они, что американцы. Конечно, отчего бы и тем, и другим в упор не видеть прочих граждан Талары, которые там, внизу, подыхают от жары в своей деревеньке, прижатой к загаженному, покрытому жирными радужными разводьями морю? Отсюда, сверху, за Таларой были видны за колючей проволокой, вдоль которой днем и ночью разгуливали вооруженные охранники, нарядные домики, где жили инженеры, техники и высокопоставленные служащие компании. У них, ясное дело, тоже имеется бассейн и вышка с трамплином. Ходил слух, что американки купаются в чем мать родила.

Наконец дежурный получил разрешение впустить полицейских на территорию базы. Пока они шли мимо офицеров и солдат, Литума не раз успел подумать: «Наверняка кто-нибудь из них сумел бы пролить свет на это дело». – Входите, – сказал им полковник.

Лейтенант и Литума, ступив на порог, щелкнули каблуками и прошли на середину комнаты. Перуанский флаг, календарь, блокнот, какие-то папки, карандаши и несколько фотографий, запечатлевших полковника Миндро вместе с дочерью и ее одну. Очень сосредоточенное и одновременно дерзкое выражение совсем юного, чуть удлиненного лица. Все это было разложено и развешано с большой аккуратностью и симметрией, включая и огромную карту Перу, на фоне которой сидел командир Таларской военно-воздушной базы полковник Миндро – приземистый, коренастый, с глубокими залысинами и крохотными, тщательно подстриженными седеющими усиками под самым носом. Хозяин был под стать своему кабинету – такой же чистенький, опрятный и вылощенный. Он глядел на вошедших тускло-серыми глазами без тени приветливости или радушия.

– Чем могу служить? – проговорил он, и ледяное выражение его лица противоречило этой вежливой формуле.

– Мы опять по поводу того убийства, – со всей почтительностью ответил лейтенант Сильва. – Просим вашего содействия.

– Да уж куда больше содействовать! – прервал его полковник, и в голосе его они почувствовали затаенную издевку. – Не вы ли стояли на этом самом месте три дня назад? Потеряли справку? Извольте – вот копия.

Он быстро раскрыл лежавшую перед ним папку, выдернул оттуда лист бумаги и стал монотонно читать:

– «Молеро Санчес Паломино. Родился в Пиуре 13 февраля 1936 года. Родители – Асунта Санчес и Теофило Молеро, ныне покойный. Образование незаконченное среднее – гимназия святого Михаила в Пиуре. 15 января 1954 г. зачислен на базу ВВС в Таларе, в третью роту (командир роты – лейтенант Адольфо Каприата), прошел начальную военную подготовку вместе с другими призывниками. В ночь с 23-го на 24 марта не вернулся из увольнения в расположение базы. Сочтен дезертиром, о чем уведомлены соответствующие инстанции».

Полковник кашлянул и добавил:

– Так дать вам копию?

«За что ж ты так на нас взъелся-то, в лоб тебя драть, – подумал Литума, – чего ж ты так злобишься-то?»

– Не нужно, господин полковник, – улыбнулся лейтенант, – справка у нас имеется.

– Ну тогда в чем дело? – поднял бровь полковник. Он явно терял терпение. – Какое вам еще нужно содействие? В справке указаны все сведения о рядовом Молеро, какими мы располагаем. Я сам проводил дознание в его роте: никто его не видел, никто не знает мотивов убийства и не представляет, кто мог его совершить. О происшествии я подал рапорт, у командования ко мне претензий нет. А у вас, как видно, есть. Что ж, это дело ваше. Личный состав базы в преступлении не замешан, и расследовать здесь больше нечего. Молеро был по характеру замкнутым, близко ни с кем не сошелся, о себе ничего не рассказывал. Друзей у него не было, да и врагов тоже. По отзывам ротного, учебный материал усваивал туго – может быть, потому он и решил дезертировать. Вам следует искать в городе – найдите тех, с кем он встречался до того, как погиб. Здесь вы только время потеряете – свое, лейтенант, и мое. А я такой роскоши себе позволить не могу. Интересно, думал Литума, смутит ли Сильву этот непререкаемый тон, заставит ли он его убраться с базы? Однако лейтенант не двинулся с места.

– Мы бы не стали вас беспокоить, господин полковник, не будь у нас веских оснований. – Лейтенант стоял навытяжку, но говорил очень спокойно и неторопливо.

Серые маленькие глазки заморгали, и на лице полковника появилось подобие улыбки.

– С этого надо было начинать.

– Моему помощнику удалось кое-что разузнать в Пиуре.

Литуме показалось, что полковник чуть покраснел. Он чувствовал себя совершенно сбитым с толку и боялся, что не сможет доложить внятно и коротко человеку, настроенному так враждебно. Но делать было нечего, и, пересилив себя, он заговорил. Выяснилось, что Паломино Молеро призыву на военную службу не подлежал, однако завербовался в армию, потому что, как утверждает мать, для него это был вопрос жизни. Тут Литума передохнул. Слушал ли его полковник? Он со смешанным выражением недовольства и благосклонности разглядывал фотографию дочери. За спиной у нее виднелись песчаные дюны, какие-то деревья.

– Что значит «вопрос жизни»? – повернулся к нему полковник.

– Мы надеялись выяснить это здесь, – вмешался лейтенант Сильва. – Надеялись понять, почему он должен был так спешно покинуть Пиуру.

«Что он, лейтенант мой, рехнулся, что ли? – подумал Литума. – Или неприязненный тон полковника так на него подействовал?»

Командир авиабазы неотрывно глядел на лейтенанта, точно рассматривая какой-то прыщичек у него на носу, и под взглядом этим уши лейтенанта вспыхнули. Однако он не выказал ни малейшего волнения да и вообще никаких чувств и бестрепетно ждал, когда полковник соблаговолит ответить.

– Неужели мы не указали бы это в справке, если бы располагали подобными сведениями, – раздельно, словно говорил с иностранцем или слабоумным, произнес полковник. – Неужели вы думаете, что если бы мы знали об опасности, грозящей Молеро, то не уведомили бы полицию?