Тетушка Хулия и писака - Льоса Марио Варгас. Страница 41

Было чуть за полдень. Новенький «фольксваген», приобретенный в кредит одновременно с брачными узами — это было три месяца назад, — ждал юношу на площади под развесистым эвкалиптом. Лучо спрятал чемоданчик с образцами и проспектами, снял галстук и пиджак (согласно швейцарским нормам фирмы коммивояжеры обязаны ходить в пиджаке и при галстуке, дабы создавать впечатление респектабельности) и окончательно решил не заглядывать к другу-капитану. Вместо обеда он предпочел перекусить чего-нибудь полегче, а то с перегруженным желудком можно задремать, пока целых три часа едешь по пустыне.

Лучо пересек площадь, направляясь к кафе-мороженому «Пиаве», заказал итальянцу бутылку кока-колы и персиковое мороженое. Глотая спартанскую закуску, он вовсе не думал о прошлом этого южного порта страны, не вспоминал о высадке героя Сан-Мартина и его Освободительной армии. Он думал (о эгоизм и чувственность распаленного мужчины!) лишь о своей нежной женушке, почти что девочке, белокожей, с голубыми глазами и золотыми локонами, и о том, как под романтическим покровом ночи она умела вызывать в нем трепет наслаждения, достойного Нерона, напевая на ушко со стонами томной кошечки песенку под названием «Мертвые листья» на сугубо эротическом языке (французский язык чем менее понятен, тем более возбуждает). Почувствовав, что брачные воспоминания начинают нервировать его, Лучо стал думать о другом, расплатился и вышел.

На ближайшей бензоколонке он заправился горючим, залил в радиатор воды и поехал. Несмотря на то что в этот час солнце уже палило и улицы были пустынны, Лучо вел машину медленно и осторожно, думая не столько о безопасности пешеходов, сколько о собственном желтом «фольксвагене»: после блондинистой француженки светом его очей был автомобиль. Мысленно он проследовал по пути своей жизни. Ему уже двадцать восемь лет. По окончании колледжа он решил работать — слишком непоседлив был для университетских занятий. Лучо поступил в «Лабораторию», сдав только один экзамен. За десять лет он преуспел и по службе, и в окладе, да и работа была не скучной. Он предпочитал действовать на свободе, а не корпеть за письменным столом. Однако теперь уже невозможно проводить всю жизнь на колесах, оставляя нежный цветок Франции в одиночестве в Лиме. Известно, что столица кишит акулами, которые всю свою жизнь охотятся за сиренами. Лучо Абриль Маррокин переговорил со своими патронами. Они ценили его и поддержали просьбу: ему предстояло провести в разъездах еще лишь несколько месяцев и в начале будущего года получить место где-нибудь в провинции. Доктор Швальб, немногословный швейцарец, уточнил: «Место, которое явится продвижением по службе». Лучо Абриль Маррокин не мог отказаться от мысли, что, возможно, ему предложат возглавить филиал фирмы в одном из таких городов, как Трухильо, Арекипа или Чиклайо. О чем еще можно мечтать?

Лучо выезжал из города на шоссе. Столько раз он уже ездил по этому пути — и на автобусах, и в маршрутках, и сидя за рулем, и в качестве пассажира, — что знал его наизусть. Черная лента асфальта терялась вдалеке, среди лысых холмов и песчаных отмелей, на ней не было видно ни единого сверкающего пятнышка, свидетельствующего о наличии средств передвижения. Перед Лучо катился старый и дребезжащий грузовик. Коммивояжер уже собирался обогнать драндулет, когда различил мост и перекресток, где Южное шоссе, раздваиваясь, прощается с другой дорогой, направляющейся к горной цепи, к отливающему металлом хребту Кастровиррейны. Из осторожности, присущей человеку, обожающему машину и уважающему закон, Лучо решил повременить с обгоном грузовика до развилки. Грузовик шел со скоростью не более пятидесяти километров в час, и Лучо Абриль Маррокин, смирившись, сбросил скорость и установил между двумя машинами дистанцию метров в десять. Приближаясь, он уже различил мост, развилку, хилые строения вокруг — киоски с напитками, сигаретами, дорожный пост, силуэты людей (лица их он не разглядел против света), бродивших вокруг хижин.

Девочка появилась внезапно. Она будто вынырнула из-под грузовика в тот момент, когда «фольксваген» только что пересек мост. В памяти Лучо Абриля Мар-рокина навсегда запечатлелась фигурка, вдруг возникшая перед ним на дороге, — испуганное личико, взметнувшиеся руки. Как брошенный камень, тело девочки врезалось в капот машины. Все случилось столь неожиданно, что Лучо не успел ни затормозить, ни свернуть в сторону. Все это было уже после (вернее, в начале) катастрофы. В полном оцепенении, испытывая странное ощущение, будто это происходит с кем-то другим, Лучо услышал глухой удар тела о бампер, увидел, как оно взлетело, описало кривую и упало метров за восемь — десять от машины. Лишь тогда он затормозил, причем так резко, что руль ударил ему в грудь. В растерянности, бледный до синевы, оглохший от шума в ушах, он быстро вышел из «фольксвагена» и побежал, спотыкаясь и думая: «Мерзавец! Я мерзавец! Я убил ребенка!» Добежав до жертвы, он поднял тельце девочки на руки. Ей было лет пять-шесть, босая, плохо одетая, руки и колени покрыты струпьями от грязи. Крови не видно, но глаза девочки закрыты, и казалось, она уже не дышала. Лучо Абриль Маррокин, покачиваясь, будто пьяный, вертел головой во все стороны и кричал, обращаясь к пескам, к ветру, к далеким волнам: «„Скорую помощь!“ Врача!» Как во сне он смотрел, что по дороге с горы мчится вниз грузовик, и еще подумал: машина превышает скорость, а перед ней — перекресток. И тут же Лучо увидел, что, отделившись от хижины, к нему бежит полицейский. Потный и задыхающийся, блюститель порядка спросил, глядя на девочку: «Без памяти или уже мертвая?»

Лучо Абриль Маррокин до конца своих дней будет спрашивать себя: что же он ответил тогда? Девочка была тяжело ранена или уже скончалась?.. Он ничего не успел сказать полицейскому, потому что тот, едва задав вопрос, вдруг изменился в лице от ужаса, и Лучо Абриль Маррокин оглянулся. Ему едва хватило времени, чтобы уяснить себе: спускающийся с горы грузовик, безумно ревя, несется прямо на них. Он закрыл глаза. Резкий удар вырвал из рук Лучо девочку, а самого его погрузил в звездную темень. Пребывая в каком-то мистическом оцепенении, он еще слышал жуткий рев, крики, рыдания.

Много времени спустя Лучо узнал: он был сбит грузовиком не потому, что существует извечная справедливость, неотвратимое торжество которой отражено в верной пословице «око за око, зуб за зуб», нет — у машины, спускавшейся от горных разработок, отказали тормоза. Лучо узнал также, что полицейский погиб на месте от перелома шейных позвонков, а бедная девочка — истинная дочь Софокла — во второй катастрофе (будто ей первой было недостаточно) не только умерла, но была буквально раздавлена (к удовольствию демонов и сатаны) двойными задними колесами грузовика.

Однако с течением времени Лучо Абриль Маррокин скажет: из всего поучительного опыта того утра самым незабываемым была не первая и не вторая катастрофа, но то, что наступило потом. Ведь, как это ни странно, несмотря на силу удара, из-за которого Лучо долгие недели пробыл в больнице для служащих, где восстановили его кости, изуродованные бесчисленными переломами, разрывами, вывихами и смещениями, коммивояжер не потерял сознания, разве что на несколько секунд. Открыв глаза, он понял: все случившееся действительно произошло — только потому, что от хижин — опять-таки против света — бежали десять-двенадцать, а то и пятнадцать юбок и брюк. Он не мог двигаться, но не ощущал и боли, только облегчающий душу покой. Лучо подумал о том, о чем уже незачем было думать: о карете «скорой помощи», о врачах, о сестрах милосердия. Все они были здесь, он даже пытался улыбнуться склонившимся над ним лицам. Но по ударам, уколам, тычкам и затрещинам он понял, что прибывшие к месту происшествия не стремились оказать ему первую помощь: с него сорвали часы, обчистили карманы, вытащили в драку бумажник, сорвали с шеи образок Пречистого Христа, который он носил со дня первого причастия. И тогда, полный изумления перед родом человеческим, Лучо Абриль Маррокин погрузился в ночь.