Венец творения - Лоскутов Александр Александрович. Страница 30

— И кто же это был?

— Не важно…— Буравящий спину взгляд не исчезал. Я продолжал осматриваться по сторонам, хотя и знал, что обнаружить этого любителя подглядывать шансов практически нет. И это хорошо, потому что я не представлял себе, что бы мы стали делать, выйди тот, о ком я думаю, сейчас из-за угла. — Давай заранее условимся: если я прикажу тебе уходить, то ты уходишь. Не задаешь вопросы, не торчишь рядом, не кидаешься в атаку. Ты бежишь изо всех сил к воротам и не останавливаешься до тех пор, пока они не закроются за твоей спиной… Хорошо?

— Но…

— Хорошо? — невыразительно повторил я. И поднял меч, заметив смутное движение в соседнем дворике.

Не знаю, что услышал или о чем подумал Осипов, но он вздрогнул. И поспешно согласился:

— Ладно… Договорились.

— Ну раз договорились, — протянул я, — тогда доставай свой меч. К нам посетители.

Осипов снова вздрогнул и бестолково завертел головой. Ковыляющего к нам зилота он заметил, только когда тот вышел из переулка. И сразу же потащил из кобуры пистолет.

Я едва успел удержать его руку.

— Не надо! Лишний шум… Ты лучше Маринке пока позвони. Спроси, не выходил ли Водовозов на связь. И присматривай за тылами. Эта тварь может быть не одна.

Оставив своего напарника за спиной, я шагнул навстречу зилоту. Рукоять чужого меча лежала в ладони чуть-чуть непривычно, но я полагал, что это не будет столь уж серьезной помехой. Серебряные накладки на лезвии поблескивали в лучах солнца.

Зилот, словно не понимая, что его ждет, упорно ковылял вперед. Тянул свои руки к моему горлу, как будто рассчитывал, что я позволю до него добраться. Мертвенно-бледное лицо застыло в каменной неподвижности, лишь влажно поблескивали холодной чернотой неестественно большие глаза. Тварь прихрамывала сразу на обе ноги.

Я удивленно нахмурился.

Обросшие неопределенного цвета шерстью ноги чуть ниже колен пересекали распухшие багровые рубцы. Шерсть вокруг слиплась от крови и висела длинными сосульками. Раны выглядели так, словно им недели две. Но я был не понаслышке знаком с потрясающей регенерацией некоторых видов нечисти и знал, что этим рубцам на самом деле дня два-три. Вряд ли больше.

Вспомнив свой лихой кувырок через голову и хлесткий — с оттяжкой — удар по ногам, я усмехнулся.

Вот ты кто — старый знакомый. В прошлый раз я тебя не добил, так ты теперь решил отомстить?.. А почему один? Где твои собратья по хвостам и копытам? Так ведь даже не интересно… Ну выходите же. Не стесняйтесь.

Я торопливо огляделся, краем глаза продолжая следить за прихрамывающим монстром.

Никого. Похоже, тварь действительно была одна. Почему? Ведь зилоты, как и оборотни, — стадная нечисть. Поодиночке они ходят крайне редко… Впрочем, я, кажется, знал, в чем дело.

Зилот был ранен. Не смертельно, но все-таки довольно серьезно. Пусть всего лишь на время, но он превратился в обузу, стал лишним и ненужным. И стая его отвергла.

Обиднее всего то, что подобное поведение зилоты позаимствовали у нас, у людей. По своей сути любая нечисть — это лишь отражение в кривом зеркале Зла какой-то из сторон человеческой сущности. Тьма не несет в себе ничего нового. Она не способна творить и может лишь только искажать. Все свои черты, все свои поступки, всю свою бесконечную ненависть и ярость нечисть черпает из наших, людских, душ.

Они — это мы. Темная сторона человечества. Наши обретшие материальное воплощение грехи. Прирученное человеческими руками зло, обернувшееся против своих же хозяев.

Прав был Хмырь, когда еще год назад говорил, что в этой войне мы не сможем победить. Целиком и полностью прав. Ни с помощью меча, ни с помощью пули — будь она хоть из свинца, хоть из серебра — невозможно победить себя самого. И вся наша бесконечная битва, все эти пулеметные вышки, острые клинки и опутанные колючей проволокой железобетонные стены идут лишь на пользу делу тьмы, все больше и больше ожесточая человеческие сердца, пробуждая в умах ненависть и злобу.

Чем больше тварей мы убьем, тем сильнее станет Тьма. Своих не-мертвых слуг ей не жалко. Их у нее много. А не хватит — появятся еще. Мы сами их и создадим.

Жаль, что мы так и не поняли тот урок, который пытался преподать нам Всевышний три десятилетия назад.

А теперь уже поздно. Тьма наступает. Скоро она захлестнет периметр, поглотит города, затопит и пожрет весь мир…

Если только мы не найдем способ ее остановить.

Но что можно сделать? Что следует предпринять, для того чтобы остановить победные шаги пожирающего наш мир зла? И возможно ли это вообще? Ответ, наверное, знает один лишь Бог. Но он не скажет. Ни за что не скажет, хотя это и было бы ему на руку. Свободу воли, свой последний дар человеку, он уважает гораздо сильнее нас самих…

Отработанным движением я стряхнул повисшие на острие меча тяжелые бусинки темной липкой крови. Потом повернулся к восхищенно взиравшему на меня Осипову. Махнул рукой.

— Идем.

— Лихо!.. Я даже понять ничего не успел, а ты уже меч отряхиваешь. Где это ты научился? В учебке таким приемам не учат…

Я вяло дернул плечом. Почему-то мне совсем не хотелось говорить на эту тему. Велик подвиг — снести голову еще одному представителю бесконечно возрождающейся армии нечисти. Может быть, раньше я и испытывал бы по этому поводу гордость или довольство, но сейчас мне было просто противно.

Не то мы что-то делаем. Ох не то…

Нырнув в соседний дворик, я перешел на бег. Осипов послушно пристроился сзади.

— Можно больше не торопиться. Маринка предупредила Водовозова. Он будет ждать нас на Свердловском, возле тройного перекрестка. Знаешь, где это?

А то, наверное, нет! Я по этим местам бегал, когда ты еще штаны за школьной партой протирал. Забыл, что ли? Так я могу напомнить… Или ты нарочно пытаешься меня поддеть?..

Я мотнул головой. Как будто таким образом можно было избавиться от неотступно грызущей меня изнутри тревоги. Или стряхнуть царапающий лопатки насмешливо-злобный взгляд.

— Найду. А ты, чем трепать языком, лучше по сторонам поглядывай. Вояка хренов… Откусят голову, как младенцу.

Осипов замолчал, и я ясно почувствовал, что он обиделся. Здесь, среди брошенных домов и пустынных улиц, среди натужно дышащей прямо в лицо тьмы, чувства идущего рядом человека почему-то ощущались как никогда остро.

Торопливо перебежав грязную, заваленную мусором улочку, мы снова углубились во дворы. Ржавые столбики качелей, наполненные сухой мертвенно-серой пылью детские песочницы и безжизненные клумбы уныло проносились мимо. Беспрерывно слыша за спиной равномерное топанье Осипова, я повернул за угол. Промчался мимо машины неопределяемой марки, навечно застывшей на месте своей последней стоянки. И резко остановился, подняв руку.

— Что?..

— Тихо! — сердито шикнул я, внимательно обводя взглядом пустые глазницы окон близлежащих домов. — Посмотри лучше под ноги.

Он понял сразу. С первого взгляда. Да и трудно было не понять — неровные цепочки следов, накладываясь друг на друга, испещряли здесь каждый сантиметр пыльного растрескавшегося асфальта. Их было много, самых разных. Грубые отпечатки тяжелых сапог чередовались со следами изящных женских туфелек. Кое-где виднелись даже следы босых ног, судя по размеру ступни — детских. Здесь были и старые, уже почти затертые следы, и совсем свежие — сегодняшние. Но все— они были в чем-то схожи — те, кто их здесь оставил, ходили слегка подскакивая при каждом шаге. Словно не соизмеряя свою силу.

— Вампиры, — одними губами прошептал Осипов. Так тихо, что если бы я не ожидал услышать именно это слово, то и не разобрал бы. — Как много…

Много. Действительно много. Трудно сказать точно, но на глазок я бы определил: сорок или, может быть, даже пятьдесят. Столько собравшихся в одном месте кровососов я никогда еще не видел. И, полагаю, вообще никто не видел.

А вон в том подвале у них, видимо, дневной схрон…

Я молча ткнул пальцем в зияющий зловещей пустотой провал, рядом с которым валялась сорванная не ведающей силы рукой покореженная дверь. Осипов кивнул и сказал: