Феникс - Андреева Юлия Игоревна. Страница 125

– Но я не могу… это не положено… она же ничего не сделала… чтобы отправлять ее в вечное изгнание.

– Вам что, нужно, чтобы она Элатас подожгла?! – Моя сестра вырвалась из объятий Карла и ринулась на жреца. Я хорошо знаю, что бывает, разозли ее посильнее.

– Но она, я не могу… – Эльсинель отмахивался руками, словно Джулия одним своим присутствием делала ему больно.

– А на то, чтобы я сопровождала сына, вы могли дать согласие?! Прах вас побери – жирная, мясная ящерица! – вступила в бой мама.

– Но вы же, ваше высочество, – его мать! – Старик терял силы, меж тем дыра, покрываясь голубой рябью, уже достаточно сильно втягивала в себя сопротивляющегося Германа.

– …а она – она никто! – И тут я снова услышал голос Лауры. – О Дракон! Мы созданы друг для друга и будем вместе, как две половинки луны, сведенные воедино на празднике полнолуния! О, дракон! Благородный и великодушный дракон, возьми меня своей женой, милый. В сияющий полдень на троне из живых роз!

Я упал на землю, уже не скрывая слез. Ведь Лаура почти что слово в слово повторяла текст из моей первой сказки, из моего «Тигля». Долгие годы я представлял себя в роли золотого дракона, даже не догадываясь, что этот дракон – мой младший брат. В то время как я из сказочника становился теперь просто летописцем.

На последний словах Лауры Герман сорвал с руки черный перстень и надел его на пальчик своей невесты, после чего они вместе запрыгнули на светящуюся тревожным синим пламенем ступень и исчезли в магическом входе. В последний момент брат взглянул на меня, словно хотел, чтобы эта картинка отпечаталась в моей душе на вечные времена. Но я и так не забыл бы ее никогда в жизни.

Вслед за ними тихо и совершенно незаметно исчез Эльсинель. Испарился, так и не назвав истинного имени «Святого острова» – мира, которому я теперь принадлежу.

Я стоял, все еще не в состоянии поверить в то, что Лаура вот так просто взяла и исчезла навсегда, а я остался один. Теперь, наверное, уже навсегда…

Кто-то положил мне руку на плечо. Я обернулся и не сразу нашел, что оказать, передо мной стояла ослепительная красавица с. черными длинными косами и самыми прекрасными в мире глазами. Одета она была в бронзовую курточку из кожи дракона, в черные кожаные штаны – какие обычно выбирают себе наездники, и мягкие красноватые сапоги.

– Привет, Карлес! Наконец-то я нашла тебя! – задорно выпалила она и прижалась ко мне, ее волосы пахли как весенний сад.

Я по-прежнему стоял, дурак дураком, слова, много разных слов толпились на выходе, загораживая дорогу и мешая всем и вся. Меж тем моя дама обиженно отскочила, надув губки.

– Как?! Ты смеешь не узнавать меня, мерзавец?! Знаешь, что моя мама – знаменитая гасительница Рагнеда делала с мужчинами, которые при встрече не узнавали ее сразу? Она…

Но я не стал слушать, что делают в таких случаях прославленные убийцы, а просто обнял ее.

– А я еще так мечтала, так торопила воинов, освободивших нас, чтобы они доставили нас в твой паршивый Элос. А тебя там даже не было! У-у-у, противные, неповоротливые мясные ящерицы, – плакала она, молотя по мне кулачками, – а потом я что есть сил неслась в Танаталатес изрубить Повелителя на куски и приготовить из его печени салат с лепестками «Призраков». Но и тут кто-то опередил меня! И вот теперь ты в довершение неприятностей еще и не узнаешь меня! – всхлипывала Милица.

Я почувствовал трепет ее тела и вдруг понял, что уже не так сильно переживаю потерю Лауры.

– Ничего. Все позади, дорогая. Теперь мы вместе и…

– Правда? Только если ты это потому говоришь, что тебе меня жалко, то не надо! – Она снова вырвалась, глаза горели недобрым пламенем. – Я воин милостью Божьей, я гаситель, и ты, будь хоть трижды принц, оскорблять меня не смеешь! А то… И получше тебя найдутся! Я может вообще замуж не выйду!

«Ну вот, и она туда же. Сдались им всем эти свадьбы». Я попытался взять скандалистку за руку, но она при всех залепила мне не слабую пощечину и под хохот обступивших нас рыцарей упала в мои объятия, вдруг утратив весь свой запал.

– Ну и девка! – хмыкнул Морей и тут же нырнул в толпу, не желая связываться.

– Уведи меня отсюда, – прошептала Милица. Я обнял ее за талию. Она казалась такой хрупкой и беззащитной. Я спешил посадить ее на свою грифоншу и срочно, пока не начался новый приступ «праведного гнева», отвезти в Элос.

До лужайки, где резвились наши кошки, оставалось не более пятидесяти шагов. Я разглядел белого толстячка, которого Хлоя и Флора с двумя пестрыми котятами безуспешно учили летать, и показал его своей даме, шепча ей на ухо всякие глупости, как вдруг кто-то окликнул мою спутницу по имени. Мы обернулись.

– Брас!!! – с восторгом выпалила моя красавица и, смеясь, бросилась ему на шею. – Брас! Миленький! Дорогой мой!

Воин слегка пошатывался, как человек, потерявший много крови. Я смотрел на этих двоих счастливцев. Вдруг в голове моей словно мелькнула молния, и все встало на свои места. С потрясающей ясностью я вспомнил разговор с Брасом накануне моего отлета вместе с Терри в Танаталатес, когда он признался мне, что влюблен в княжну Брину, племянницу Златы – бывшей княгини Юга. Цвет волос Милицы, ее лицо и фигура говорили о причастности как раз к южной династии, это я понял давно, возможно меня смущало, что девушка так упорно твердит о матери – знаменитой гасительнице, – но я ведь так и не удосужился узнать имя сестры Златы. А то, что она могла быть наемной убийцей… Так ведь и королева – моя сестра не цветочки собирала для Эльлинсинга.

Я отвернулся и пошел к грифонам.

«Ничего. Моим уделом будет библиотека. Наконец-то можно будет вернуться к летописям, которые следует писать исключительно платиновой кровью… Господи! Где же взять теперь платиновую кровь?! Вот горе-то!

Поманил к себе Чару, и тут прямо мне на голову свалился белый орущий от ужаса клубок шерсти с острыми-преострыми когтями, которые тут же впились в меня со сноровкой маньяка иглорефлексотерапевта. В шее что-то хрустнуло, в рот угодил кончик пушистого хвоста.

Когда нас наконец оторвали друг от друга, первым делом я увидел напуганную грифоншу. Чара тут же осведомилась, не покалечил ли я ее ребенка.

Я выплюнул отчаянно дергающийся хвост, в этот момент ненавидя всех среднепушистых и окончательно пушистых тварей, по милости которых я сделался посмешищем.

Милица растолкала воинов и подлетела ко мне, на ходу доставая из карманов тряпки для перевязки. Только тут я заметил, что озверевший от страха кот здорово поцарапал меня.

– Отстань, – оттолкнул я девушку и попытался подняться.

– Карлес, – промурлыкал котенок, положив мне на плечо толстенькую лапку. – Каррлес – мур. Ты спас меня. И по закону местного ррыцаррствая теперрь прринадлежу тебе. – Он выразительно потерся о мое плечо, оставив на нем клок шерсти.

– Правильно говорит, – поддержал его Морей. Так, словно говорящие грифоны и грифоны вообще – обычное дело в Элатасе.

– Прравильно муррлычет, правильно, – потерлась о другое плечо Чара. – Но он и так тебе прринадлежит. Прриз. Подарок.

– Спасибо, конечно. – Я вертел шеей, не в силах поставить на место свернутые позвонки. – Но что мне с ним делать? С подарочком этим? Он даже летать не умеет! На руках прикажете его носить?

– А дареному коту в зубы не смотрят, – парировала Чара.

– Сказала бы лучше, кот в мешке. – Я встал.

– Не спеши, хозяин. Я после страшного-престрашного падения еще на лапах не стою. Мне бы сейчас молока с валерьянкой или мясца, а?.. Так ведь и отощать можно.

– Как же – отощаешь ты! В жизни более жирного, ленивого и неповоротливого кота не видел!

– Я грифон! Я королевский грифон!

– Вот и ступай к своему королю!

Котенок обиженно запищал, и я погладил его. В конце концов, сам затащил их в Элатас.

– А ты смотайся еще разик до «Святого острова», ну что тебе стоит, – вот и сделаешься королем. Будешь тогда на мне кататься.

– Пока ты на мне катаешься. – Я потер шею. Милица почти что закончила перевязку.