Своевольная красавица - Лоуренс Стефани. Страница 3

Так или иначе, Катриона собиралась докопаться до сути.

— Бесполезно гадать. — Она решительно встала. — Мне нужно посоветоваться с Госпожой.

— Прямо сейчас? — поразилась Алгария. — На улице мороз.

— Я ненадолго. Дойду до круга [1] на кладбище и вернусь. — Катриона не выносила неопределенности. На сей раз, однако, неопределенность вызывала смутное предвкушение чего-то волнующего и заманчивого.

Она набросила на плечи плащ.

— Там внизу джентльмен. — Черные глаза Алгарии неодобрительно сверкнули. — Один из тех, от кого тебе следует держаться подальше.

— Да? — Катриона заколебалась. А вдруг он здесь, под одной с ней крышей? Возбуждение, которое она почувствовала при этой мысли, укрепило ее решимость, и она затянула тесемки у ворота. — Постараюсь, чтобы он меня не заметил. К тому же в деревне все знают меня в лицо. — Она распустила уложенные в узел волосы, и они рассыпались по плечам. — Мне ничто не угрожает.

Алгария вздохнула:

— Ладно, только не задерживайся. Надеюсь, ты мне потом все расскажешь.

Обернувшись в дверях, Катриона улыбнулась:

— Обещаю. Как только разберусь сама.

Сбегая вниз по лестнице, она заметила щеголеватого приземистого джентльмена, который, устроившись в гостиной, просматривал старые номера газет. Лицо его было таким же полным и округлым, как фигура. Катриона бесшумно проскользнула в холл. Отворить тяжелую дверь, еще не запертую на ночь, было делом одной минуты, и вот она уже на улице.

Помедлив на крыльце, она вдохнула бодрящий воздух, плотнее запахнула плащ и двинулась вперед, глядя под ноги, чтобы не поскользнуться на заледеневшем снегу.

Стоя в тени кладбищенской стены, Ричард смотрел на могилу матери. Надпись на надгробном камне была краткой: «Леди Элинор Макинери, жена Шеймуса Макинери, владельца Келтихэда». И ничего больше. Ни слов любви от безутешных родных, ни упоминания о незаконнорожденном сыне, которого она оставила в этом мире.

Выражение лица Ричарда не изменилось. Он давно примирился со своим положением. Когда его подкинули на порог отцовского дома, Элен, мать Девила, поразила всех, объявив младенца собственным ребенком. Поступив таким образом, она дала ему пропуск в высший свет. Даже теперь никто не посмел бы вызвать ее неудовольствие, а тем более — всего клана Кинстеров, намекнув, что он не является законным отпрыском своего отца. Практичная и великодушная, Элен обеспечила ему достойное место в обществе избранных, за что Ричард был благодарен ей всей душой.

Женщина, чей прах покоился под холодным надгробием, дала ему жизнь — и он не мог сделать ничего, чтобы выразить ей свою признательность.

Разве что полноценно использовал ее дар.

Все сведения о матери он почерпнул у отца. Когда, в своей невинности, он спросил Себастьяна, любил ли он его мать, тот взъерошил волосы сына и сказал:

— Она была очень красива и ужасно одинока — и заслуживала большего, чем получила. — Отец помолчал, а затем добавил: — Я сочувствовал ей. — Он взглянул на мальчика, и улыбка осветила его лицо. — Зато я люблю тебя. Я сожалею о ее смерти, но рад твоему рождению.

Будучи Кинстером до мозга костей, Ричард понимал чувства отца. Семья, дети, домашний очаг не были для них пустым звуком. За них они боролись, ради них жили и умирали как истинные воины, почитая эти ценности выше всего на свете.

Он стоял над могилой, пока холод не проник сквозь его одежду. Переступив с ноги на ногу, Ричард вздохнул и, бродив последний взгляд на могилу, двинулся в обратный путь.

Что же такое завещала ему мать? И почему, скрывая столько лет наследство, Шеймус отдает его теперь, после своей смерти?

Неторопливо шагая среди заснеженных деревьев, в ветвях которых посвистывал ветер, Ричард обошел церковь. Он уже вышел на главную дорожку, когда услышал поскрипывание снега за спиной. Он обернулся и замер…

В лунном свете перед ним предстало волшебное создание.

За спиной девушки развевался темный плащ. Ее голова была непокрыта, и густая грива шелковистых кудрей, рассыпавшихся по спине и плечам, отливала медью в лунном свете, полыхая, словно факел, на призрачном фоне зимнего пейзажа. Она двигалась решительно, внимательно глядя вниз, но он готов был поклясться, что она не видит, куда идет. А шла она прямо на него.

Ричард не мог разглядеть ни ее лица, ни фигуры под широким плащом, но его наметанный глаз редко ошибался. Чувства его резко обострились — верный признак вспыхнувшей с первого взгляда страсти. Хищно усмехнувшись, он повернулся и приготовился представиться незнакомке.

Сжав губы и нахмурив брови, Катриона быстро шагала по тропе. Она достаточно долго общалась с Госпожой и знала, как коротко и ясно сформулировать вопрос, чтобы больше не мучиться в сомнениях. Она спросила, каково предназначение мужчины, чей образ преследует ее. И получила предельно четкий ответ, который до сих пор звучал у нее в голове: «Он станет отцом твоих детей».

Как бы Катриона ни переставляла слова, смысл оставался неизменным.

Оставалось предположить крамольное: Госпожа ошиблась. Кем бы ни был смутивший ее покой незнакомец, он высокомерен, горд и властен. А ей нужен кроткий человек с нежной душой, готовый играть вторую скрипку, предоставляющий ей главную роль. Она не нуждается в сильной руке, так что незачем посылать ей оказавшегося не у дел воина.

Сделав столь утешительный для себя вывод, Катриона удовлетворенно хмыкнула.

Сквозь вырвавшееся изо рта облачко пара она вдруг увидела — прямо перед собой — пару сверкающих глянцем гессенских сапог. Замахав руками, Катриона попыталась остановиться, но, не удержавшись на обледенелой дорожке, заскользила вперед, налетев с размаху на обладателя модной обуви.

Столкновение чуть не вышибло из нее дух. На секунду ей показалось, что она врезалась в дерево. Однако нос ее уткнулся в мягкий галстук в вырезе шелкового жилета, а голова въехала под чей-то подбородок, который, в свою очередь, зарылся в волосы у нее на макушке. И в довершение ко всему она оказалась в железных объятиях.

В страхе Катриона уперлась ладонями в твердую грудь, но снова поскользнулась и, вместо того чтобы оттолкнуть незнакомца, вцепилась в него. Сильные руки подхватили ее и приподняли над землей. Судорожно переведя дыхание, она в смятении осознала, что стоит на цыпочках, прижимаясь к незнакомому человеку. Откинувшись назад, Катриона заглянула ему в лицо.

И встретилась взглядом с самыми синими глазами на свете.

Она замерла, уставившись на незнакомца. Самонадеянный вид, решительный подбородок. Катрионе хватило доли секунды, чтобы убедиться, что перед ней предмет ее видений.

Катриона прищурилась. Что ж, если Госпожа не ошиблась, следует с самого начала задать верный тон их отношениям.

— Отпустите меня!

Впитав с молоком матери право на властность, она привыкла к беспрекословному подчинению.

Однако ее манеры не произвели обычного эффекта. Незнакомец склонил голову набок и приподнял бровь.

— Непременно, — вкрадчиво произнес он, приподняв в улыбке уголки губ. — Но прежде…

Глаза девушки изумленно расширились. Она бы закричала, если бы не лишилась этой способности от прикосновения теплой ладони к ее щеке. Он приподнял ее лицо и завладел губами.

Катриона так поразилась, что перестала дышать. Она, казалось, забыла, как осуществляется этот нехитрый процесс, поглощенная ощущениями, которые дарили его губы. Не теплые и не холодные, они словно источали жар. Лениво скользя по ее губам, они то крепко прижимались, то отстранялись, то нежно пощипывали. Твердые и требовательные, они безмерно возбуждали, обостряя ее чувства, вызывая глубоко внутри смутный отклик.

Катриона попыталась отстраниться, но он не позволил. Даже сквозь толстый плащ она ощущала исходивший от его тела жар. Он обволакивал ее, проникал в плоть и кровь, нарастал, требуя высвобождения. Ее охватил тот же жгучий голод, который терзал его. В полном смятении девушка пыталась противостоять, но была не в силах ни подавить этот зов, ни отрицать его существование. Она терпела унизительное поражение, не зная, что будет дальше.