Последний рыцарь Тулузы - Андреева Юлия Игоревна. Страница 12

– Слышал ли ты предсказание благородного сеньора Иоганеса Литтенбаха? – наконец нарушил тишину юный хозяин.

– До последнего слова. – Я пожал плечами, не отрывая взгляда от своей плошки, в которую паж только что положил поджарку. – Правда, я не совсем уверен, можно ли называть уважаемого сеньора Литтенбаха благородным, потому как нигде у дома или в доме я не видел родового герба, а значит...

– Не суть. – Романе поморщился, словно разгрыз перец. – Я хотел спросить: что ты думаешь о том, что сказал астролог?

– Что тут думать? Вы хотели услышать предсказание, он вам его дал, а дальше уж вам самому, а не кому-то другому решать, верить или не верить, следовать или не следовать.

– А ты веришь?

Я снова пожал плечами.

– Мое дело маленькое. Прикажете поверить, поверю.

– Ты и в черта поверишь, если тебе прикажут! – Романе недовольно стукнул по столу кулаком. – Ты же сам слушал вместе со мной господина Христиана. Ты был на всех уроках, я думал, что ты последуешь за мной к «добрым людям».

– «Добрым людям»... – Перед глазами всплыло лицо отца, и настроение мое резко упало. – Моя работа быть везде рядом с вами, слушать то, что слушаете вы, особенно если это имеет отношение к новым религиям или политике. Мое дело быть всегда подле своего господина, – я поклонился, – чтобы в решительный момент спасти его от опасности.

– И ты последуешь за мной к катарам?

Я дал себе время обдумать это предложение.

– Если на то будет воля моего сюзерена, вашего отца, я вступлю в братство, как вступил уже до этого в орден Иоаннитов.

– Если прикажет, будет на то воля... – передразнил меня Раймон. Паж налил ему полный кубок анжуйского вина. – У тебя нет своего мнения. – Он встал, по-видимому, желая подняться к себе, но тут же сел, так что я даже не успел подняться вслед за ним, как того требовал придворный этикет. – Скажи, Анри, милый, дорогой Анри, я приказываю тебе говорить, что ты думаешь, потому что ты знаком с учением катар и слышал предсказание благородного Иоганеса Литтенбаха. Скажи мне, Анри, могу ли я верить в то, что сказал мне астролог, действительно ли я стану великим Совершенным? Действительно ли я буду первым Совершенным королем, первым после Бога на земле королем над катарским королевством?

– Не станете. – Я разломил хлеб и вытер руки о еще теплый мякиш. – Не станете, сеньор, потому что само катарское учение предусматривает не только отказ от мясной пищи, оружия и украшений, оно требует от своих последователей особых правил и норм поведения, которые невозможно сочетать с управлением графством или страной. – Я подставил свой кубок пажу и, сразу же осушив его, велел налить еще раз. – Потому что, если вы останетесь на престоле, вы должны будете жениться и произвести на свет наследников, а связь с женщиной запрещена орденом. Потому что катары ходят босиком или в сандалиях и отдают все беднякам. Правитель же собирает со своих подданных налоги, в то время как Совершенный должен раздать их...

– Ты совершенно прав, благородный друг. Они меня обманули... Мой отец! – Он вскочил с места. – Немедленно поднимай людей, мы едем в братство!

– Людей, конечно, поднять можно, – я неохотно встал, – только не думаю, что это хорошее решение. Люди устали, но как-нибудь еще выдержат, чего не могу сказать о лошадях...

– Замени лошадей, – Романе покраснел, глаза были полны слез.

– О какой же любви вы говорите, мессен, – я выдержал полный негодования взгляд подростка, – если приказываете мне бросить здесь прекрасных, верных и ни в чем не повинных животных, заменив их на других? Если не даете отдохнуть людям? В чем ваша любовь, если вы не даете жить себе и другим?

– В Тулузе отец повесит тебя на первом же суке, – прошипел Романе.

– На все божья воля, – спокойно ответил я. – Но лично я думаю, что всего лучше выспаться в удобной гостинице, закупить еду – и в путь. В дороге, извините, я отвечаю за вас и не желал бы, чтобы ваш благородный отец повесил меня за то, что я не уберег его наследника.

– Он повесит тебя за ослушание! – С этими словами Романе пронесся мимо меня к ведущей наверх лестнице.

– Скор на расправу ваш сеньор. – Толстяк, хозяин гостиницы стоял в дверях, держа на плече толстенький бочонок с вином. – Меня он тоже обещал колесовать за то, что я не позволил ему щупать мою дочь. Обещал прислать из Тулузы отряд лучников. – Кряхтя, он поставил на пол свою ношу и, довольный собой, отер пот со лба. – А я так считаю, пусть моя девка и не знатного рода, а коли просватана, то просватана. И не дело, чтобы всякий проезжий на нее пялился, тем паче руки распускал. Хотя подскажите, сеньор, не сочтите за труд, окажите божескую милость, надоумьте старика. Может, зря я мальчишке отказал-то? Не пришлет его отец лучников? А?

– Может, и зря отказал. – Я налил себе еще вина, садясь таким образом, чтобы видеть лестницу, по которой поднялся Раймон.

– Думаете, пришлет лучников? – Хозяин старался заглянуть мне в глаза.

– Не пришлет, делать ему больше нечего, как людей от дела отрывать. Не бойтесь. Но вот коли дочь твоя проявит благосклонность к моему сеньору, за это я тебя сам отблагодарить могу, не дожидаясь тулузского папочки. – Я испытующе посмотрел на хозяина гостиницы. Вдруг подумалось, что вот же – самый простой вариант, Раймон честно держит пост, не прикасается к оружию и вдруг ни с того ни с сего возжелал женщину... Иными словами – получи он то, что желает, и никакому посвящению, во всяком случае сейчас, не бывать. А значит, не будет и дурацкой, нелепой смерти, парню придется снова поститься и молиться, а там – кто знает...

Мы сговорились, что я заплачу трактирщику, если он приведет ночью дочку в покои Раймона. На те деньги, которые этот поборник нравственности заломил за свою дочку, можно было нанять девок для всего отряда, и еще осталось бы, но я согласился не раздумывая. В конце концов, в случае успеха я получил бы от Тулузского в сто раз больше.

Подлинное предсказание астролога

Ночью я расставил стражу, еще раз обошел посты. Возле кухни меня ждал хозяин гостиницы, рядом с которым стояла девчонка. Увидев меня, она залилась слезами и даже попыталась сбежать, но отец тут же отвесил ей оплеуху, и она сделалась более любезной.

Отдавая отцу задаток, я объяснил прелестнице, что она нужна не мне, а молодому господину, после чего она заметно приободрилась, утерла слезы и даже улыбнулась мне.

– Господин сам послал за мной? – Лукаво улыбаясь, она заглянула мне в глаза. – Я что, понравилась ему? Да?

– Понравилась, не понравилась, делай свое дело и ни о чем не спрашивай. Мой сеньор не знает, что ты придешь, может, даже будет гнать. Но если все получится, я немало заплачу твоему отцу, да и для тебя лично что-нибудь останется, – я вынул из кошеля золотую монетку и покрутил ею возле носа девчонки. Она с удовольствием кивнула, глаза заблестели.

Мы поднялись по лестнице, и я постучался в двери Раймона. Ответом мне была гробовая тишина. Возможно, молодой хозяин спал или не желал общаться. Я подтолкнул девку в комнату и осторожно прикрыл за ней дверь.

В конце концов, мое дело было уберечь мальчишку от поджидавших его неприятностей, а решись он уйти в общину, оттуда ему лежала прямая дорога в холодную могилу. Уж лучше тогда так, как сказал астролог, оставаться на престоле и быть катаром – правда, не Совершенным катаром, это он загнул, – верить, посещать мессы, поощрять Церковь Любви и защищать ее прихожан. В конце концов, не самый плохой вариант. Граф католик или катар, какая, в сущности, разница, если в Тулузе при этом будет тишь, гладь да божья благодать. Хотя чего-чего, а тишины там отродясь не было и никогда уже не будет.

Я притулился около дверей, прямо на полу, прислонился спиной к стене.

Конечно, Раймон будет сердиться, может, даже попросит отца примерно наказать меня за этот ночной гостинчик, но, с другой стороны, если он совершит грех прелюбодеяния во время строжайшего катарского поста, его посвящение придется отложить. Правда, он может со зла прибить девчонку. Хотя убить без оружия сложно. Простолюдинки достаточно сильны, а эту, по всей видимости, били не однажды, и вот же выжила, расцвела...