Рыцарь Грааля - Андреева Юлия Игоревна. Страница 34

Только на лестнице Пейре начали одолевать сомнения. Почему Гийом не вышел им навстречу? Где он? И что произошло за эти несколько месяцев? В письме управляющего было написано, что трубадур должен был молиться и читать псалтырь в течение одного года. Этот срок уже закончился или, судя по всему, вот-вот должен был закончиться. Если время прошло и Марианна не воскресла, Гийом мог запить, заболеть, мог уехать к отцу или, в конце концов, на дожить на себя руки. И тогда Пейре явился напрасно.

Они поднялись по лестнице и оказались возле двери.

– Там он, – поваренок поежился и отвел глаза. Пейре понимал, что сделал глупость, не расспросив прислугу. Но сзади по пятам ниш рыцари и дамы. Пейре не мог уже отступить. Поэтому он вздохнул и толкнул дверь.

Первое, что увидел Пейре, было ложе, на котором, вытянувшись во весь рост, лежал покойник. Видаль остановился, поспешно крестясь, но сзади уже подпирали люди, и Пейре был вынужден пройти в комнату.

Теперь он явственно видел, что покойник – Гийом. Пейре вышел, оттолкнув зазевавшегося в дверях оруженосца. За его спиной слышался шепот. Видаль вернулся во двор, где до сих пор стояли на коленях слуги и лежала охрана.

– Что здесь произошло? – его голос дрожал. – Что?!

Пейре был в бешенстве.

– Год прошел, – один из лежавших на земле охранников попытался поднять голову, но стоящий над ним воин тут же ткнул ему в спину острием меча.

– Не трогать! – Пейре подскочил и, вырвав из рук воина меч, освободил стражника. Им оказался уже не молодой человек с косым шрамом на левой щеке и спокойными карими глазами. Было видно, что он ничего не боится, а Видаля с его отрядом так и вовсе ни во что не ставит.

– Хозяин хотел оживить донну Марианну, должен был год читать всякую… – он сделал попытку сплюнуть, но передумал.

– Я знаю. И что же?

– Ну, и не ожила, – охранник пожал плечами. – А хозяин… – он замолчал. – Теперь ждем, разрешат ли хоронить на кладбище. Но скорее всего нет.

– Понятно. Где тело доньи Марианны?

– Сожгли. Господин Гийом читал все как было велено, год закончился, донна Марианна не ожила. Тогда он решил пойти к рыцарю, который посоветовал ему читать молитвы, чтобы тот объяснил, что делать дальше, или ответил мечом. Но тут пришел святой отец из церкви Вознесения с братьями и велел сжечь тело доньи Марианны. Но без тела теперь прекрасная мадонна не оживет и в судный день не сможет воскреснуть. Вот он и не выдержал, господин-то мой, и наложил на себя руки. Так что теперь можете считать, они оба в аду – он за самоубийство, она за прелюбодеяние. Все-таки от мужа ушла с хозяином.

Пейре почувствовал, как к его горлу подкатил комок, но он удержал слезы и не своим, глухим голосом задал последний вопрос.

– Кто подсказал Гийому оживлять донну Марианну? Кто этот рыцарь?

– Сэр Рассиньяк, – старый воин отряхнул свое запыленное сюрко и пальцами зачесал назад волосы.

– Кто знает, где найти этого Рассиньяка? Кажется, так звали гасконского дворянина, который был на трубадурском турнире?

– Я знаю, – старый воин смотрел на Пейре так же прямо и открыто, как в начале, но в его глазах теперь появился живой огонек.

– Клянусь честью, я расправлюсь с этим рыцарем. Кто со мной? – Пейре поднял руку с обнаженным мечом. Ответом ему был шквал возмущенных голосов.

Месть рыцарей

Оставив дам под защитой нескольких доблестных рыцарей, мстители вскочили на коней и полетели, ведомые старым воином и Шире. Испуганные жители и собаки бросались врассыпную, прижимаясь к стенам домов. Несколько раз всадники переворачивали прилавки зеленщиков и цветочников. Но упавшие под копыта коней розы уже не радовали взора. В голове у каждого была одна мысль: удастся ли застать коварного Рассиньяка дома и нанести хотя бы несколько ударов, прежде чем кто-нибудь из графских стражников не потребует тащить предателя и негодяя на суд.

Дом Рассиньяка был широк и низок, словно спелая тыква, прежним хозяином этого жилища был богатый винодел, которого в архитектуре дома больше всего интересовал подвал для хранения бочек с вином. Подвал прельстил и коварного рыцаря, промышлявшего похищением жен и детей знатных господ. Частенько Рассиньяк пленял побежденных им во время ночных засад рыцарей, собирал по кабакам пьяных в мякину сынков богатых горожан, а затем держал их в каменном холодном подвале в ожидании выкупа. Женщины и дети, за которых мужья и родители не спешили вносить требуемую сумму, попадали затем в веселые дома или перепродавались вместе с крепкими пригодными для тяжелой работы парнями в рабство.

Продажа пленников в рабство хоть и считалась по тем временам делом весьма паскудным, но для самих пленников быта все же лучше смерти, которая ждала, например, безродную солдатню и неимущих рыцарей и сквайров, угодивших в плен во время боевых действий и не имеющих возможности заплатить за себя. Им сразу же перерезали горло, дабы не кормить их за свой счет. Сам Рассиньяк не любил возить живой товар в земли неверных. Поговаривали, что в былые времена он и сам познал вкус неволи, а спина его сохраняла следы хозяйского бича. За пленниками, тяжелая судьба которых толкала их на невольничьи рынки, приезжал подельщик по непростому ремеслу Рассиньяка, некто Черный Рыцарь, настоящее имя которого никто доподлинно не знал. О нем говорили, будто он давным-давно уже продал свою душу дьяволу и теперь вербует новобранцев в темное воинство нечистого.

Услышав стук копыт, навстречу отряду Пейре выбежала пара неотесанных слуг с палицами. Пейре занес меч, но несколько бесшумных стрел успокоили охрану, так что Видалю не оставалось ничего иного, как, спешившись, встретить следующего непутевого вояку, который, вопреки всему, буквально сам налетел на его меч.

– Сдавайтесь, сукины дети, или подохните как крысы, – пообещал старый воин, успокаивая следующего охранника рукоятью меча. – Кому говорю, все мордой в землю или смерть!

Быстро, точно серебряные потоки воды во время весеннего разлива, рыцари заняли двор.

То тут, то там выбежавшие из дома слуги падали на землю. Пейре заметил, что несколько женщин стараются прижать к земле вырывающихся детей. Он хотел было оставить кого-нибудь из воинов для защиты людей, но разбуженная Видалем стихия вышла из подчинения, и теперь Пейре оставалось только умудриться протиснуться наверх, чтобы застать рыцаря Рассиньяка живым.

Он толкнул кого-то из своих, вбежал по деревянной лестнице на крыльцо и влетел в дом, где уже орудовали его люди.

Рыцарь Рассиньяк сидел посреди трапезного зала на высоком деревянном кресле, к которому он был крепко прикручен добротной веревкой. Рядом с ним весьма довольные собой, стояли рыцарь Готфруа из Каркассона и рыцарь-крестоносец Филипп Джеральдин, прибывший с Пейре.

Судя по всему, Рассиньяк замешкался, пытаясь самостоятельно надеть на себя броню. Свежий фингал под глазом гасконца и подштанники вместо штанов красноречиво свидетельствовали о том, что ему помешали завершить облачение.

– Сэр Рассиньяк, признаете ли вы, что посоветовали благородному сэру Гийому де ла Туру способ оживления его супруги? – четко произнес Пейре, удивляясь новым металлическим ноткам своего голоса.

– Супруги? – Рассиньяк осклабился. – Я не называю всякую шлюху, с которой провожу ночь, супругой. А эта дрянь еще и от мужа законного сбежала. Сука.

– Повежливей отзывайся о донне Марианне, паскудник, – старый воин де да Тура отвесил Рассиньяку оплеуху. – Он это, господин Видаль. Присягаю и клянусь святым распятьем. Он присоветовал хозяину. Он и велел своему дружку священнику из церкви Вознесения сжечь тело донны Марианны. Из-за него и хозяин… А теперь они оба прокляты и в аду.

– Я ни в чем не виноват, сэр Видаль! – гасконец сплюнул кровью. – Никто в христианском мире не посмеет осудить человека, посоветовавшего своему отчаявшемуся другу обратиться за утешением к святому писанию. Церковь меня оправдает. А потом, я поеду в святую землю и очищусь от всех грехов, – он засмеялся.