Рыцарь Грааля - Андреева Юлия Игоревна. Страница 42

К слову, Констанция была как минимум втрое старше Видаля, и только его пылкое, юное воображение и страстная уверенность в том, что на свете не существует некрасивых или старых женщин, а все они молоды и прекрасны, подпитывало эту страсть.

С хозяйкой же Кааб-Ape все было по-другому. Рослая и красивая воительница, умеющая драться на мечах и булавах и часто устраивавшая скачки по лесной дороге, Лоба была чуть старше Видаля, и ее руки и благосклонности добивались несколько отважных воинов, среди которых самым заметным был прославленный трубадур и инфант Фуа Раймон. Друг, которому, судя по всему, гордая Лоба отдавала предпочтение перед остальными рыцарями.

Что же касается Видаля, то, к сожалению для последнего, Лоба не замечала его.

– Я волчица, – сказала как-то хозяйка Кааб-Ape в ответ на страстные признания трубадура. – Я волчица, которая ищет своего волка.

– Я волк! – обрадовался Видаль, придав своему лицу свирепое выражение и даже обнажив клыки.

– Вы соловей – любезный Пейре! А волчица и соловей никудышная пара.

Уязвленный таким явным отказом, Видаль ходил вокруг замка, размышляя, чем бы покорить сердце гордой красавицы.

Купив у охотников волчью голову, он прикрепил ее к своему щиту и отправился в таком виде в замок.

– Волчья голова еще не делает из вас волка, – рассмеялась Лоба. – Волк – это нечто иное, страшное, темное, ночное. Волк не питается травой, он рыщет по лесам и забирается в жилища людей в поисках мяса.

«Что ж, если одной головы мало, – решил Видаль, – придется превратиться в настоящего волка. Но как это сделать?» Желая привлечь внимание гордой красавицы. Пейре придумал новый трюк. Он купил себе шкуру волка, заказал у кузнеца специальные отпечатки волчьих лап с большими когтями и начал оставлять следы сначала близ Кааб-Ape, а затем, желая напустить жути и страха, стал по ночам воровать у крестьян мелкий скот, оставляя на земле огромные отпечатки волчьих лап.

Когда Лобе доложили, что в ее владениях объявился свирепый волк, который воет, пугая округу, и режет скот, красавица не могла и подумать, что все это происки влюбленного в нее рыцаря. Слишком уж непохожими на общепринятые ухаживания были поступки Видаля.

Она дала разрешение на отстрел хищника и ждала уже увидеть его шкуру, когда ей доложили, что случилось ужасное. На глазах у устроивших охоту на волка крестьян тот обратился в человека, причем не просто человека, а благородного рыцаря.

Охотники отогнали собак, но те серьезно покусали горе-оборотня.

Удивленная и заинтригованная Лоба велела принести пострадавшего в свой замок, дабы она могла самолично ухаживать за ним, что и было нужно хитрому Пейре.

К сожалению для Видаля, он быстро шел на поправку, так что через две недели ему все равно пришлось оставить так и не полюбившую его Стефанию Лобу.

Тем не менее это происшествие немножко развеяло грустное настроение Видаля, так что он уже меньше переживал насчет Констанции и, возможно, желавшего отомстить ему Раймона.

Любопытно, что со дня памятного переодевания Видаля в волчью шкуру в народных сказках и легендах наряду с обычными и давно приевшимися всем персонажами впервые появился волк-оборотень.

Земли итальянцев встречали Пейре сладковатыми винами и певучим, словно итальянцы происходили не от Адама с Евой, а от птиц небесных, языком.

Видалю, наверное, следовало побыть здесь подольше, слушая местных певцов и волочась за востроглазыми, темноволосыми красавицами, но неумолимый рок гнал его все дальше и дальше.

В дороге юноша серьезно заболел, так что по приезду в Марсель Хьюго пришлось тащить своего внезапно потерявшего сознание хозяина до первой попавшейся гостиницы, где Пейре проспал двое суток.

Голова пылала, трубадур то проваливался в бездны клокочущего ада, то устремлялся ввысь. Много раз он пролетал над городами и деревнями, чуть было не задевая за высокие башни замков и за верхушки гор. Он летел, продираясь сквозь тучи, пока не удавалось разорвать их объятия, устремившись в черное звездное небо.

Светила росли, Пейре летел и летел, увлекаемый лунным ветром. Желтые, белые, даже оранжевые планиды, мимо которых несся трубадур, то обдавали холодом, то грозились опалить волосы юноши.

Выплывшая из-за горизонта черная планида на какое-то время закрыла собой свет. Пейре напрягся, ожидая неминуемого столкновения, когда, повинуясь неведомой силе, его губы разомкнулись и в рот полилось ароматное, горячее варево.

Юноша открыл глаза. Место чёрной планеты заняла голова с двумя светлыми косами. На трубадура смотрел, ухмыляясь во весь свой щербатый рот, служивший у Рюделя германец.

– Ну вот и славно. Ваш Пейре всех нас еще переживет, мессен. У него несколько жизней, так что когда одна изнашивается до дыр, он меняет ее как старую кольчугу, – германец кашлянул и отошел, освобождая место своему господину.

При виде светлых локонов Рюделя, Пейре вскочил с места, вдруг обнаружив, что может сделать это без посторонней помощи. Он хотел уже подняться с ложа и кинуться в ноги сиятельному принцу, но тот вовремя подхватил юношу, в противном случае тот несомненно упал бы на земляной дол и скорее всего расшибся.

– Полно мой друг! Сейчас вам следует позаботиться о своем здоровье, – Джауфре нежно обнял юного трубадура и бережно уложил его обратно. Но это было не так просто сделать – Пейре сжал руку принца с такой силой, словно боялся снова утратить его.

– Мой друг? Вы сказали: мой друг?! – язык еще плохо повиновался трубадуру, и он был вынужден глотнуть слюны. – Означает ли это, что вы простили меня, благородный Рюдель?

– Простил. Тысячу раз простил, черт тебя возьми, Видаль! – Джауфре рассмеялся. – Раз уж сама судьба вновь соединила наши дороги, то никто кроме нее и не разлучит нас. Во всяком случае в ближайшие два месяца.

– А что должно произойти в эти два месяца? – Пейре приподнялся на локтях, с удивлением отмечая про себя, что не знает, где находится.

– Со слов вашего оруженосца я понял, что вы собираетесь отправиться в святые земли, так что до самого Трипольского княжества мы окажемся попутчиками. Моя звезда, имя которой Мелиссина Триполийская, призывает меня в путь.

Крестоносцы

Болезнь отступала, и Пейре быстро выздоравливал. Должно быть, присутствие Рюделя, о дружбе с которым он грезил больше года, придавала ему сил. Едва поднявшись с постели, Видаль отправил в Тулузу посыльного с письмом для своего управляющего, в котором он просил выслать купленную для принца гитару и сообщал, что намерен идти за море с крестоносцами.

В ожидании ответа из дома, он каждый день ходил в порт и на верфь, наблюдая за тем, как готовятся корабли. Ведь этой информации ждали дамы, и Пейре не хотелось ударить перед ними в грязь лицом.

Построенные и выкрашенные сообразно вкусам владельцев, корабли оснащались парусами. По специальным сходням на борт доставлялись литые пушки. Один раз Пейре присутствовал при испытании большого военного корабля. Ричард просил, чтобы трубадур засвидетельствовал, что испытание прошло успешно, в то время как Пейре в корабельном деле не понимал ровным счетом ничего.

Тем не менее он явился в указанное ему место и, представившись посланцем короля, потребовал начинать проведение испытаний. Выкрашенный в красный цвет королевский корабль вывели на приличное расстояние от берега, так что люди на берегу могли видеть снующих по палубе матросов. После чего раздалась какая-то команда, и удивленный Пейре стал свидетелем того, как моряки на корабле побежали к правому борту, толкая перед собой тяжелые пушки. Последовала новая команда, и люди на борту совершили тот же маневр налево, корабль при этом слегка накренился. Снова отрывистый приказ – и все понеслись направо. Новый крен.

Не зная как спросить о происходящем, Пейре уставился на стоявшего рядом с ним моряка.

– Хорошо качнули. Правильно, – сообщил тот, покручивая длинный ус. – Еще бы раз десять и можно спорить, что посудина выдержит самый страшный шторм.