Рубиновое кольцо - Лоуэлл Элизабет. Страница 11

– Самый прекрасный на свете цвет, – сказал он. – Такой цвет еще называют «голубиная кровь».

Фейт кивнула.

– Безупречный или почти, – продолжал Иванов. Она снова кивнула и начала высчитывать стоимость за карат. Даже если она будет посредником в сделке, ее комиссионные будут очень хороши.

– Надпись – могольская, – описывал камень Иванов. Ее брови поднялись.

– Ваша мама весьма требовательна.

Иванов продолжал:

– Двадцать каратов.

Фейт присвистнула.

– Это, должно быть, самый совершенный камень. И очень, очень дорогой. Учитывая размер, цвет и чистоту, он стоил бы вам по крайней мере десять тысяч долларов – за карат или даже вдвое больше.

Улыбку клиента можно было назвать скорее хищной, чем теплой.

– Как я вам уже сказал, я могу заплатить вам за такой камень. Теперь выньте его из сейфа, мисс Донован, и мы сможем поговорить о цене. Незачем продолжать осторожничать. Мы ведь понимаем друг друга?

– Не совсем, – сухо сказала она. – В моем перечне нет камней такой стоимости, мистер Иванов. Я бы с удовольствием поискала такой камень для вас, но, скажу по совести, если вы не спешите с покупкой, то отправляйтесь в Манхэттен, или Лондон, или Токио, или в Таиланд. Я могу дать вам некоторые…

– Я был уверен, что у вас есть такой камень, – прервал он ее в очередной раз. Его глаза сузились, и, судя по движению его губ, он готов был зарычать на Фейт.

Рука Рея скользнула под куртку. В тоне Иванова ему послышалось нечто более опасное, чем настойчивость. Это самый настоящий гнев, за которым может последовать что угодно.

– Тот, кто вас уверил в этом, ошибался, – сказала спокойным тоном Фейт. – Я хотела бы иметь такой великолепный рубин. Но у меня его нет. – Она махнула рукой. – Как вы сами видите, здесь вам не Тиффани и не Картье.

На какую-то долю секунды Иванов представил, как Фейт будет выглядеть под лезвием его ножа, как она будет истекать кровью и умолять его забрать «Сердце полуночи». Но это удовольствие придется отложить. Ее охрана в полной готовности.

Фейт наблюдала за лицом Иванова и спрашивала себя, что могло стать причиной ярко-красной вспышки на его скулах. Клиент быстро поклонился и направился к двери.

– Полагаю, он не хочет, чтобы я подыскивала подарок его матери, – сухо сказала Фейт Рею.

– Наверное, – согласился он, наблюдая за Ивановым, пока тот не исчез за углом. Только после этого Рей вынул руку из-под куртки. – Похоже, он привык получать что хочет.

– И быстро, – добавила Фейт. – Но если он ищет камень вроде того, о котором говорит, ему придется набраться терпения. – Она оглядела комнату. – У тебя есть пять минут, чтобы допить кофе. А я за это время запру все на замок. Потом ты можешь пойти со мной в офис «Донован интернэшнл» и охранять мою хрупкую жизнь.

Мужчина держал телефон так, как обычно держат замученную жертву. Пластмасса, к счастью, тверже плоти, это и спасало трубку: ее не вдавили, как сигарные окурки, в пепельницу на столике возле кровати.

– Что значит – у нее нет камня? – прорычал в трубку Тарасов. – Предложи ей больше.

Новая подружка Тарасова лежала рядом с ним; она заворчала и стала заворачиваться в атласные простыни, которые так нежно касались ее грудей. Сегодня ночью ей пришлось потрудиться, чтобы ублажить Тарасова: он вел себя как подросток. Это было трудно и неприятно, порой даже больно, но платил он хорошо. Это не какой-нибудь турист-иностранец, которых она «ловила» в надежде подцепить мужа, который бы увез ее из холодного Санкт-Петербурга под теплое небо другой страны.

Она вела себя достаточно осторожно и не проявляла любопытства к разговору, помешавшему ей спать. Ее не интересовало, как достаются деньги любовнику, на которые он одел ее в русские соболя и итальянскую кожу, в китайские шелка и африканские бриллианты. Она понимала, что чем меньше знает, тем дольше будет жить в роскоши. Или вообще жить.

Во время разговора с Ивановым щеки Тарасова, и без того румяные, еще больше покраснели – от гнева. Глаза стали холодными и безжизненными, как застывшая река. Он вдруг подумал о том, что есть много разных способов убить человека. О чем старался забыть – так это о том, что ему самому один из них придется испытать, если рубин не будет в Эрмитаже через две недели.

– Хоть из-под земли, но доставь мне камень через тринадцать дней. – Тарасов швырнул сотовый телефон на столик возле кровати с такой силой, что мрамор едва не треснул.

Иванов бездумно смотрел на телефон-автомат. Ветер трепал полы его пальто из лоснящейся кожи. Он медленно повесил трубку и принялся набирать номер указательным пальцем. Как только Иванов услышал неторопливый хриплый голос в трубке, он сказал:

– Она отрицает, что у нее есть этот рубин.

За этой фразой в трубке последовала тишина, потом человек на другом конце провода сглотнул.

– Она лжет. Я послал его ей на консигнацию.

– Верни его.

– Она, должно быть, продала его, поэтому и лжет. Уж не хочет ли она выкинуть меня из доли?

– Меня не волнуют твои проблемы. Мы встретимся с тобой через десять дней. Если я к тому времени не получу рубин, то отрежу твой член и запихну тебе в глотку.

– Но я не…

Иванов бросил трубку: его затрясло от желания вцепиться в горло Фейт Донован.

Глава 6

Вид из окна многоэтажного строения открывался на Эллиот-Бей. Ветер подгонял воду в заливе, и все это было так далеко от душных зеленых джунглей Бирмы. Никто не застраховал бы рубин из Бирмы, но этот, кроваво-красный, – то, ради чего можно рисковать жизнью.

– Ты звал меня, мой господин? – нараспев, подражая восточной манере разговора, спросил Уокер, хотя он искал встречи с Арчером, причем немедленно.

Арчер опустил глаза, потом поднял вверх два пальца, продолжая говорить в трубку.

– Ты то же самое говорил на прошлой неделе. Может быть, мне начать записывать твои слова на кассету и потом прокручивать их тебе?

Стараясь скрыть улыбку, Уокер поставил коробку на пол и оглядел офис. Стол Арчера хоть и большой, но не мог вместить всех бумаг. Информационные бюллетени и журналы, которые касались политических перемен и изменений в мировом бизнесе, были разбросаны даже на низком диване, который тянулся вдоль одной из стен и заворачивал к другой, образуя букву "Г". Кофейный столик уютно угнездился перед диваном: на нем стояло нечто из стекла. Оно все время переливалось разными цветами в ярких лучах заходящего солнца. Картина на стене гармонировала со стеклянным сооружением: те же краски.

Замерев от восторга, Уокер даже забыл о боли в ноге. Его мечтой было иметь достаточно денег, чтобы позволить себе купить пейзаж Сьюзи Донован.

– Кончай молоть чепуху, Джерси, – сказал Арчер. – Отгрузка – через четыре недели и четыре дня. Если ты опоздаешь хоть на сутки – контракт недействителен; ты задолжаешь «Донован интернэшнл» полмиллиона в качестве штрафа.

С легким звуком трубка опустилась в свою колыбель. Уокер спрашивал себя: говорит ли все еще тот парень на другом конце провода? Было одно качество в Арчере, которое людям трудно понять: он всегда имел в виду то, что говорил, и говорил то, что имел в виду.

Поэтому-то Уокер и работал с ним.

Взгляд серо-зеленых глаз Арчера устремился на мужчину, который спокойно стоял по другую сторону стола. Сейчас Уокер был похож на какого-то эксперта по драгоценным камням, который приехал из дальних стран. Тем более это ремесло он успешно освоил, работая в «Донован интернэшнл». Джинсы, голубая рубашка, непромокаемая куртка на подкладке из овечьей шерсти, видавшие виды ботинки и самая обыкновенная допотопная деревянная тросточка, которая всегда была при нем. Арчеру казалось, что трость он носит скорее из предосторожности, чем из-за насущной потребности. Свою быструю реакцию Уокер скрывал.

– Фейт просто оборвала телефон, – сказал Арчер.

– Не нравится мой сменщик? – пошутил Уокер.

– Она направляется сюда, чтобы выложить все мне лично. И кстати, надеется услышать, как я ору на тебя. По крайней мере она ждет, что так я и поступлю. Скажи мне, за что я должен на тебя наорать?