Сердце мое - Лоуэлл Элизабет. Страница 25

— Только смотри, никому больше об этом не говори, — иронично улыбнулась Шелли. — А то ведь я останусь без работы, если все узнают, что самое главное в доме — это любовь. Ее ведь не арендуют.

— Не бойся, не останешься…

Голос Кейна показался ей таким глубоким и искренним, что она невольно снова подняла на него глаза. Взгляд его чуть затуманился от напряжения — так внимательно Кейн смотрел на нее.

— Ведь эта работа — не более чем выражение твоей способности искренне любить, — пояснил он, не отрывая от нее глаз. — Ты ведь в состоянии понять, насколько нужен каждому человеку дом, и прекрасно понимаешь неутоленный голод своих клиентов по уютному человеческому жилью, их отвращение к бездушным номерам отелей и гостиниц… И ты видишь, легко угадываешь их вкусы и наклонности, чтобы создать им уют, дом, хотя бы ненадолго, хотя бы отчасти наполненный теплом и жизнью. Это чужие дома ты строила и достраивала до конца, Шелли Уайлд, а не свой собственный…

Сама того не осознавая, Шелли кивнула, подтверждая тем самым все сказанное Кейном.

— Взять хотя бы эту несчастную, убогую Джо-Линн. — Голос Кейна снова стал грубым. — Ты ведь оставишь ее дом почти таким же стерильным и безжизненным, каким увидела его в первый раз. И все потому, что ты прекрасно понимаешь: только в такой бездушной обстановке ей будет уютно. Ты внесешь ровно столько тепла и жизни в ее дом, сколько она будет в состоянии принять, и только втайне будешь сожалеть о том, что способность этой женщины принимать добро и любовь крайне ограниченна…

Широко раскрыв глаза от изумления, Шелли молча смотрела на этого едва знакомого ей человека, спокойно высказывавшего вслух все ее тайные мысли — может быть, даже те, в которых она не решалась признаться и самой себе.

В самом деле, ей ведь понадобились долгие годы, прежде чем она поняла, почему выбрала именно эту работу. Кейн Ремингтон знал ее меньше одного дня и уже как будто видел насквозь. Если бы она не убедилась уже несколько раз, насколько чутким, деликатным и понимающим может быть этот человек, она бы испугалась. Кому, скажите, понравится, если ты становишься для кого-то совершенно прозрачным?

И все же Шелли не сумела скрыть своего волнения.

Она вздрогнула.

— Ты удивительно внимателен, — только и смогла она сказать в конце концов. — Должно быть, это здорово помогает тебе в работе.

Огромные глаза Кейна на мгновение сузились — он явно услышал страх в голосе Шелли.

— Ты права, — спокойно ответил он. — То, что я могу практически сразу определить, любит ли человек приврать, ценит ли он силу превыше всего, — это умение несколько раз спасало мне жизнь. Кроме того, в моих делах мне практически не требуется то, что называют у нас прелюдией к деловым отношениям, — я практически сразу понимаю, с кем мне предстоит иметь дело. В конце концов есть такие люди, о которых больше и узнавать-то ничего и никогда не хочется — что-то вроде временных партнеров по постели.

— Тебе виднее, — серьезным, но мягким тоном; произнесла Шелли, при этом иронично улыбаясь. Кейн улыбнулся ей в ответ.

— Да и у тебя ведь все то же самое, не так ли? — спросил он ее.

— Я в отличие от тебя никогда не вступаю е людьми во временные отношения, будь то в бизнесе или в личной жизни, в постели, как ты называешь это. Но в остальном ты прав. Умение видеть немножко глубже, а не судить только по внешности, много раз помогало мне не оказаться в объятиях красавцев мужчин… Я говорю о тех, у которых, кроме приятной смазливой физиономии и привлекательной фигуры, нет больше ровным счетом ничего.

— Типа Брайана Харриса?

— Что касается Брайана, то он привлекателен, богат, изыскан до мелочей. Яркая птичка, ничего не скажешь. Дьявольски красив.

— И?..

— Он просто не в моем вкусе. Его никогда полностью не удовлетворит ни одна женщина на свете. И вечно он будет охотиться все за новыми и новыми избранницами… К сожалению, большинство мужчин такие же, как он.

— Мальчиков, не мужчин…

— Что?

— Это мальчики такие, а не мужчины. Настоящие мужчины достаточно хорошо знают и себя самих, и женщин. Они разбираются в жизни и не следуют слепо лишь зову половых гормонов…

Тоненькие темные брови Шелли изумленно взлетели вверх.

— Довольно необычная точка зрения, — прокомментировала она.

Кейн пожал плечами.

— Но ее разделяют все настоящие мужчины, — он особо выделил два последних слова, — с которыми я знаком.

Шелли уже открыла было рот, чтобы возразить, но в это время подошел официант, неся заказанный обед.

Их беседа на какое-то время прервалась — трудно было удержаться от того, чтобы сразу не попробовать аппетитно дымящиеся блюда.

В какой-то момент Кейн непринужденно, как ни в чем не бывало предложил Шелли попробовать кусочек креветки прямо с его вилки, и, только откусив, она вполне осознала всю интимность этого жеста. Это напомнило времена ее детства, когда отец и мать, смеясь, угощали друг друга лакомыми кусочками со своих тарелок. И даже если весь их обед состоял не более чем из фиников, инжира и нескольких кусочков хлеба, они все равно не могли удержаться, чтобы не покормить друг друга.

— О чем ты сейчас подумала? — тихо спросил ее Кейн.

— Я вспомнила вдруг Большой Восточный Эрг… (Большой Восточный Эрг — песчаная пустыня в северной части Сахары, в пределах Алжира и Туниса.), Сахару…

— Алжир… — кивнул Кейн.

— Да. — Шелли чуть заметно улыбнулась. — Я привыкла рассуждать в терминах скорее чисто географических, чем геополитических… В конце концов воспитание в семье ученого дает о себе знать…

— И почему же ты вдруг вспомнила об этом море песка, о Сахаре?

— Мне напомнило об этом предложение попробовать еду прямо с твоей вилки. Мои отец и мама все время поступали так.

— Кормили друг друга во время еды? — улыбнулся Кейн.

Шелли кивнула. Глаза ее сейчас были чуть затуманены этими воспоминаниями о прошлом. Она все еще видела перед собой огромные, необъятные песчаные пространства великой пустыни — море, нет, океан песка… Земля, где выживали лишь самые осторожные, самые выносливые и упорные. Это застывшее великолепие то и дело всплывало перед глазами Шелли — порой в самые неподходящие моменты.

«Огромное море песка, до горизонта… покрытое мелкой рябью золотистых дюн, местами расчерченных в неровную полоску темными, сиреневатыми тенями… И тишина. Такая же сильная и величественная, как и сама пустыня. Удивительная тишина, застывшее на века молчание, в котором слышатся лишь шепот ветра да шелест песка, скользящего, рассыпающегося по золотистым дюнам…»

В наступившей тишине Кейн неотрывно следил за Шелли, видя, как легли на ее лицо тени воспоминаний о прожитых днях. И он почувствовал в ней страстную тоску по отдаленным уголкам земного шара, непреодолимое желание вернуться туда — снова и снова, и потом еще раз, и так до бесконечности… Эти чувства были ему очень хорошо знакомы — гораздо лучше, чем кому бы то ни было другому. И его тоже беспрестанно звали, манили отдаленные, дикие, порою опасные, но в то же время и невероятно красивые места.

Шелли заморгала и, кажется, вернулась к окружающей действительности. Она растерянно посмотрела на обеденный столик прямо перед собой.

— Ты любишь Сахару? — негромко спросил ее Кейн.

— Да, — просто ответила ему Шелли. — Она так прекрасна, что… — И замолчала, беспомощно поведя рукой, — описать эту нечеловеческую красоту обычными словами показалось ей совершенно невозможным.

— Да, — в тон ей ответил Кейн, — есть на свете пейзажи твоей души…

И снова Шелли вздрогнула: опять Кейну удалось — прочитать ее тайные мысли! Она изумленно уставилась на него. И только тогда осознала, что ее пальцы лежат на его запястье — видимо, вспоминая о Сахаре, она инстинктивно, сама того не сознавая, потянулась к нему, к его надежности и силе, к теплу его тела…

«Пейзажи души», — повторила она про себя.

И быстро отдернула руку, снова напуганная тем, насколько же глубоко Кейн понимает ее.