Только моя - Лоуэлл Элизабет. Страница 17

Тем не менее линии кровати и комода, стола и стульев снова и снова привлекали внимание Джессики, радуя ее глаза, как радовали стаи гусей, летящих по осеннему небу. Нарядной расцветки одеяла и блестящая шкура палевого оттенка, лежавшая свернутой на кровати, смотрелись богато и могли принадлежать какому-нибудь герцогу. На столике возле кровати стояла хрустальная ваза, сделанная в виде букета, но, в отличие от живых цветов, никогда не вянущая и не умирающая.

— У тебя тонкое чувство материала и пропорций, — произнесла в раздумье Джессика. — Комната очень красива. Мебель… оригинальна.

— Упражняетесь в сарказме, леди Джессика? — отрезал Вулф, оглядывая спальню.

Она взглянула на него, удивленная такой реакцией. И не успела ответить, как заговорил Вулф.

— Мебель мне сделал один вероотступник из секты трясунов в благодарность за стол и кров в холодную зиму. Одеяла представляют собой стандартные изделия фирмы «Гудзон Бей». То же самое и меха.

— Если бы я пожелала быть саркастичной, — сказала Джессика резко, — ты бы это почувствовал мгновенно, уверяю тебя.

— Вот оно что. В таком случае скажи мне, что ты нашла в этой комнате такого, что может порадовать глаз леди, получившей изысканное воспитание.

— Многое, — ответила Джессика, принимая вызов. — Линии мебели просты до предела, что подчеркивает теплоту камина, богатство расцветки одеял и привлекательность меха. Очень остроумно устроен камин: он выходит сразу в две комнаты. А за этим занавесом ванна?

— Да.

— Большая?

— Как и я сам.

Вулф заметил, что Джессика потрогала пальцами спинку ближайшего стула.

— У тебя есть все, что создает комфорт, к тому же все красиво, — продолжала она спокойно. — Кто бы это ни делал, это был мастер, который влюблен в дерево. Ты только посмотри, насколько узор древесины соответствует линиям стула.

Вулф увидел нечто большее. Он увидел скрытую чувственность Джессики, увидел, насколько ей доставляет удовольствие гладить и ощущать тепло дерева.

— И этот мех, — добавила она, подходя к кровати, — да он просто очарователен!

— Это мех полярных лисиц… Они живут у подножия ледников, чьи расселины точно такого цвета, как твои глаза.

— Это красивый цвет?

— Ты же знаешь, что да.

— Мне так никогда не казалось.

Джессика запустила пальцы в толстый мех, наслаждаясь его мягкостью. Поглаживая его, она издала возглас удовольствия. Мысль о том, что эти длинные, тонкие пальцы могли бы вот так же ерошить и гладить его волосы, пробудила в Вулфе желание. Он резко отвернулся.

— Я внесу твои чемоданы. Где бы ты ни решила спать, ты можешь использовать эту комнату для одевания.

Джессика с любопытством посмотрела на него, уловив хриплые ноты в его голосе.

— Пока я разгружаю фургон, — продолжил Вулф, — начни готовить ужин и кофе. Запасы в джутовых мешках. Ты можешь из них все вынуть. Тогда ты будешь знать, где что находится, если тебе нужно будет приготовить еду.

— Вулф! — окликнула его Джессика.

Он повернулся.

Она хотела объяснить ему, что не знает, как готовить ужин. Его поза подсказала ей, что он ждет, когда она клюнет на приманку, чтобы затем еще раз сказать ей, насколько она не отвечает качеству американской жены. Джессика не была уверена, что в этот момент она не взорвется.

Длительная, изматывающая езда на фургоне от конечной станции в Денвере явилась суровым испытанием для Джессики. Она чувствовала себя жесткой, холодной и, как никогда в жизни, измученной. К тому же была вся в синяках.

А от нее требовали сейчас шутя приготовить еду для самого привередливого из существ — мужа-американца, жителя Запада.

— Да? — произнес Вулф вкрадчиво.

— Я просто подумала… э-э… куда мне положить одежду

— Поскольку я не предполагал, что обзаведусь женой в Англии, я не накупил комодов и шкафов. — Его улыбка смотрелась как тонкая белая кривая на фоне смуглого лица. — Но это не имеет значения. Ты не пробудешь здесь долго, поэтому придется смириться с тем, что не будут распакованы чемоданы. Со всеми вытекающими неудобствами.

— О! Значит мы собираемся отправиться в новую поездку прямо сейчас? — нарочито бодрым голосом спросила Джессика.

— Мы — нет. Отправишься ты. Назад, в Лондон.

— А, ты опять об этом. Ты же знаешь, как глупо считать невылупившихся цыплят. Как несостоявшиеся поездки.

Вулф взглянул на ясную улыбку Джессики и почувствовал, что его терпение иссякает. Если бы она дулась или жаловалась, он мог бы выговаривать ей, но ее неизменная бодрость делала это невозможным.

Она знала об этом так же хорошо, как и он сам. Возможно, даже лучше него.

— В кухню, ваша милость, можно пройти через эту дверь.

— Вот как.

Она подобрала юбки своего пришедшего в жалкий вид платья и протиснулась между косяком двери и своим неуступчивым мужем.

— Жду ужина через час, — деловито сказал Вулф, в то время как мягкая ткань скользила по его бедрам, вызывая напряжение в каждом мускуле. — Кофе я выпил бы и того раньше.

— Надеюсь, что так и будет, — согласилась Джессика.

Однако у нее не было никакой уверенности в том, что Вулф получит этот кофе.

Пол на кухне был кирпичный, по стенам висели посудные шкафы, а кроме того она обнаружила насос, раковину и большую плиту. Небольшой стол в углу был, очевидно, сработан тем же умельцем-трясуном, который оборудовал спальню. Мешки с запасами стояли вдоль стен на полу.

Сейчас, когда Вулф не наблюдал за нею, улыбку как будто стерли с лица Джессики. Напускную бодрость сменили физическая усталость и понимание сложности предстоящего испытания. Кажется, она была на пределе.

Не видно было облегчения и в перспективе. Как ни старалась Джессика добиться от Вулфа элементарного проявления человеческого тепла, после нападения индейцев он оставался резким, холодным, его невозможно было чем-то ублажить. В довершение всего без передышки дул и стонал по всей земле ветер. Когда она оставалась одна, его завывания леденили ей душу

Сейчас она постоянно бывала одна, но даже тогда не была столь одинокой, как в присутствии Вулфа. Ее рука потянулась к груди. Под одеждой, в складках кружев, находился медальон. Знакомые контуры ожерелья вернули ей уверенность.

— Ладно, — сказала она себе, стараясь придать голосу бодрость, чтобы побороть ужас, который навевал на нее ветер — Где, по твоему мнению, может Вулф держать кофейник? И как он выглядит?

Негромкое завывание ветра было ответом, который ей меньше всего хотелось услышать. Она нашарила спички и зажгла лампу, поскольку Вулф закрыл ставни перед отъездом. Она видела раньше, как прислуга зажигала различные лампы, но ей понадобилось время, чтобы отрегулировать фитиль. Правда, лампа сильно коптила, но это было лучше, чем находиться в полной тьме.

Ветер гремел по крыше, и верх печной трубы звенел, словно цепи. Это напомнило ей случай из далекого детства в Шотландии, когда она спряталась на кухне у судомойки, потому что не могла больше выносить звуков, доносящихся из отцовских комнат. Джессика уже давно не вспоминала об этих вещах. Ей совсем не хотелось начинать это сейчас.

Чтобы заглушить ветер, нагоняющий тоску и мрачные воспоминания, Джессика, приступив к поискам, стала напевать про себя. Песенка, которую она мурлыкала, ей очень нравилась: «Парень с гор, красавец парень» Слова ей всегда казались простоватыми, зато бодрая, ритмичная мелодия поднимала дух. Чем свирепей завывал ветер, тем громче пела Джессика, открывая и закрывая посудные шкафчики в поисках кофейника.

Держа изрядно коптящую лампу над головой, Джессика осмотрела все шкафы, но ей не удалось найти ничего, что напоминало бы изящный серебряный сосуд, из которого прислуга лорда Стюарта наливала кофе. Не удалось ей отыскать и небольшие серебряные или фарфоровые с узорами чашечки, которые подавались в спальню.

— Что же это такое! — пробормотала она.

Джессика начала поиски и песню заново.

Изучая содержимое шкафов, она вдруг почувствовала, что не одна в комнате. Она повернулась.