Заколдованная - Лоуэлл Элизабет. Страница 10

Эмбер вдруг обнаружила, что смотрит в холодные, топазовые глаза волка, живущего внутри у друга ее детских лет. Она вздернула подбородок и уставилась на Эрика прищуренными янтарными глазами, взгляд которых был так же холоден, как и его.

— Да, господин.

Зубы Эрика сверкнули в улыбке под темно-золотистой бородкой.

— У тебя еще осталась копченая оленина?

Она кивнула.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Я буду голоден.

— Ты всегда голоден.

Смеясь, Эрик заставил сокола пересесть к нему на запястье, чуть тронул шпорами свою лошадь и поскакал в лес. Под лучами солнца золотым огнем вспыхивали его волосы, а лошадь казалась серебристо-серой, словно грозовое облако.

Эмбер смотрела ему вслед, пока он не исчез и смотреть стало не на что, кроме каменистого склона. Когда она уже повернулась, собираясь вернуться в хижину, кречет с криком взлетел на воздушном потоке, отправляясь на поиски новой добычи. Эмбер наклонила голову и прислушалась, но не уловила топота копыт приближающейся лошади. В отличие от Эрика, Кассандра дождется окончания охоты, чтобы поговорить с ней.

Успокоившись, Эмбер вошла в хижину и тихонько притворила за собой дверь. Так же бесшумно она заложила проем толстым деревянным брусом. Теперь, пока она не вынет брус, никто не сможет к ней войти, разве что прорубит дверь топором.

— Дункан? — тихо окликнула Эмбер. Ответа не было.

Страх ледяными когтями сжал ее внутренности. Она подбежала к кровати и отдернула занавес.

Дункан лежал на боку — тело расслаблено, глаза закрыты. Эмбер протянула руку и коснулась его лба. От облегчения ее задержанное дыхание с шумом вырвалось из груди. Он спал глубоким, но естественным сном.

Контраст между мощной линией плеч Дункана и светлым кружевом отделки на простынях из льняного полотна вызвал у Эмбер улыбку. Она осторожно отвела прядь волос у него со лба, испытывая удовольствие от теплоты и гладкости его кожи.

Дункан пошевелился, но не отстранился. Напротив, он потянулся к ней, к ее прикосновению. Его рука нащупала ее руку и крепко ухватилась за нее. Когда она хотела отнять руку, его пальцы сжались еще крепче. Она почувствовала, что он просыпается.

— Нет, — прошептала она, гладя свободной рукой Дункана по щеке. — Спи, Дункан. Выздоравливай.

Он опять погрузился в сон, но руки Эмбер из своей не выпустил. Она сбросила туфли и села на край кровати, борясь с усталостью, которую гнала от себя все эти долгие дни и ночи с той минуты, как обнаженное тело Дункана оказалось у нее на пороге.

Но спать ей было еще нельзя. Надо было все как следует обдумать, найти ту единственную нить в запутанном переплетении судьбы Дункана с ее собственной судьбой, которая приведет к богатым всходам на ниве жизни, а не к безвременной гибели.

Так много зависит от его памяти. Или от ее отсутствия.

Так много зависит от пророчества.

Да. Пророчество. Надо сделать так, чтобы другие его слова не сбылись. Боюсь, что свое сердце я уже отдала, но тело и душу еще нет.

Так все должно оставаться и дальше. Я не должна прикасаться к нему.

Но как только она об этом подумала, все в ней взбунтовалось. Прикосновение к Дункану подарило ей самое большое наслаждение, какое она, Неприкосновенная, когда-либо испытывала.

Он для меня запретен.

Нет. Между нами запретны лишь особые прикосновения, которыми обмениваются возлюбленные. Если их избегать, то мое тело по-прежнему останется моим.

Неприкосновенным.

Пророчество не сбудется.

Наконец усталость одолела Эмбер. Глаза ее закрылись, она качнулась вперед и уснула прежде, чем голова ее коснулась подушки. Почувствовав рядом с собой вес ее тела, Дункан наполовину проснулся, придвинул ее ближе к себе и вновь погрузился в целительный сон.

Заключенная в объятия тех самых рук, которые были Для нее запретны, Эмбер спала самым спокойным и безмятежным сном в своей жизни.

Она проснулась лишь тогда, когда в сумерках послышалась мелодия волчьей песни. Первым ее ощущением было ощущение удивительного покоя. Вторым — ощущение тепла, словно спину ей грело солнце. Третьим — ощущение того, что она лежит в изгибах обнаженного тела Дункана, как в колыбели, а одна ее грудь в чаше его правой ладони.

Ее вдруг обдало каким-то странным жаром. Потом от прилива крови у нее запылали щеки. Она попробовала выскользнуть из объятий Дункана. Он издал сонный, протестующий звук и крепче сжал пальцы руки. У нее перехватило дыхание от тех ощущений, которые побежали от груди по всему телу.

Ах! Ведь это и есть те самые прикосновения, которые для нас запретны!

Боже милостивый, почему же от них делается так сладко ?

Волк завыл опять, сзывая родственные души на вечернюю охоту.

Со всей быстротой, на какую осмелилась, Эмбер выскользнула из постели. Увидев, что Дункан вот-вот опять проснется, она убаюкала его легкими прикосновениями и нежными словами, пока он снова не затих.

Облегченно вздохнув, Эмбер отошла от кровати. Ей надо быть одной, когда она будет разговаривать с Эриком и Кассандрой. Так Дункан будет в большей безопасности.

Эмбер накинула на плечи плащ из зеленой шерсти и застегнула его большой серебряной брошью в виде лунного серпа. Поверхность серпа была покрыта древними рунами, что придавало чеканному серебру благородную текстуру и изящество. Когда она сняла запиравший дверь деревянный брус и вышла в сгущавшиеся сумерки, ее брошь заблестела так, будто впитывала в себя свет, чтобы светиться с наступлением ночи.

Едва Эмбер успела закрыть за собой дверь хижины, как на ведущей из леса тропинке показалась Кассандра. Она шла пешком и была в своих обычных одеждах алого цвета, расшитых по краям синими и зелеными нитями, но в сумерках все цвета казались почти черными.

Ее очень светлые, почти бесцветные волосы были заплетены в косы и уложены под нарядный головной убор из тонкой красной ткани. Ткань удерживалась на месте обручем из сплетенных серебряных нитей. Длинные рукава платья к концам сильно расширялись.

Как и у Эмбер, у Кассандры тоже не было никаких родственников, но, несмотря на это, весь ее вид говорил о том, что она — высокородная леди. Кассандра, которая была старше Эмбер и мудрее, растила девочку так, как если бы та была ей родная. Однако сейчас Кассандра не выказала желания обнять свое приемное дитя. Она пришла к Эмбер скорее как прорицательница замка Каменного Кольца, чем как ее подруга и наставница.

Мурашки беспокойства пробежали по коже Эмбер.

— А где Эрик? — спросила она, бросая взгляд за спину Кассандры.

— Я сказала, что хочу немного побыть с тобой наедине.

Эмбер постаралась придать своей улыбке веселость, которой совершенно не ощущала.

— Была ли охота Девы Мэриэн удачной? — спросила она.

— Да, очень. А твоя?

— Я не охочусь с ловчими птицами.

— А я лишь спрашиваю, много ли тебе удалось узнать о том человеке, которого Эрик нашел спящим в Каменном Кольце, — мягко произнесла Кассандра.

Умолкнув, она пристально смотрела на Эмбер проницательными серыми глазами. Эмбер с трудом сохранила внешнее спокойствие и не начала бормотать первое, что пришло ей на ум. Временами молчание Кассандры действовало на людей столь же устрашающе, как и ее пророчества.

— Он не просыпался с самого утра, — сказала Эмбер, — а утром проснулся лишь на несколько мгновений.

— Какие были его первые слова при пробуждении? Хмурясь, Эмбер стала вспоминать.

— Он спросил меня, кто я такая, — ответила она через минуту.

— На каком языке?

— На нашем.

— С акцентом? — спросила. Кассандра. — Нет.

— Продолжай.

Эмбер чувствовала себя так, словно у нее спрашивают урок. А она не знает, что было задано, не знает ответов на вопросы и к тому же боится отвечать правильно. — Он спросил, не пленник ли он, — сказала Эмбер.

— Вот как? Довольно странный вопрос, если он друг.

— Нисколько, — возразила Эмбер. — Эрик привязал его за руки и за ноги к моей кровати.

— Мм-м, — только и послышалось в ответ от Кассандры.