Наивно. Супер - Лу Эрленд. Страница 22

Похоже, что американцы руководствуются в жизни простой теорией, которая сводится к тому, что два лучше, чем один, а три лучше, чем два, и т.д. Так, например, они считают, что иметь двести долларов лучше, чем сто.

Умилительная теория!

Вот мне опять показалось, что я вижу «Эмпайр Стейт Билдинг».

Брат отрицательно качает головой.

Ходя по улицам Нью-Йорка, я получаю невероятное множество впечатлений.

Сколько впечатлений я способен переварить за один день?

Импульсы от всех органов чувств уже выстраиваются в очередь. И некоторые так и не доходят до места назначения. Мозг не поспевает перерабатывать сигналы от глаз. Или от ушей. Или от носа. Однако отдельные впечатления я определенно выделяю среди прочих как более важные. Сам не знаю, каким образом я их сортирую, однако сортировка происходит.

Я решил записывать только существенное. Сухой осадок. То, что я вспомню вечером перед сном.

Мне кажется, что меня больше занимают очень крупные и очень мелкие вещи, чем то, что находится посередине.

Это выясняется уже после первых часов пребывания в Нью-Йорке.

Большей частью здесь сталкиваешься с громадными вещами.

Взять хотя бы дома. Небоскребы. Они тут стоят повсюду.

Крупные дома, что и говорить! У меня закрадывается подозрение, что тут замешаны соображения престижа. Наверное, сначала кто-то построил очень большой дом, затем его товарищ построил дом еще выше. И тут все остальные решили, что надо, черт возьми, строить дома, причем высокие. Неважно, что там будет внутри этих домов, главное – чтобы они были высокими. Чертовски высокими.

По-видимому, из теории, которая гласит, что два лучше, чем один, как следствие вытекает, что большое лучше, чем маленькое, а высокое лучше, чем низкое.

Идея, в общем, привлекательная и ведущая к успеху.

Снаружи никогда не догадаешься, что скрывается в том или ином доме. Там может оказаться все, что угодно. Да так, наверное, и есть. Сегодня мне несколько раз показалось, что эти дома вообще ни для чего не используются. Что они стоят просто так.

Мой брат читает мне то, что написано в путеводителе. Там сказано, что в этом районе расположен миллион контор. Он говорит мне, что в тех домах, которые мне показались никем не используемыми, находятся конторы.

Я отвечаю, что этого нельзя знать наверняка.

Легковые автомобили здесь большие.

Грузовики – гигантские. У них такой вид, словно они специально сделаны для того, чтобы давить людей.

Среди людей тоже много больших. Много толстяков. Их кроссовки стоптаны набок, оттого что под тяжестью избыточного веса у них стерлись и истончились подметки.

Вот замеченные мною большие, длинные и высокие вещи:

– дома,

– легковые машины,

– грузовики,

– толстяки,

– порции пиццы,

– улицы,

– рыбины, выставленные перед рыбным магазином,

– плоды авокадо,

– световая реклама,

– парк,

– часть собак,

– кружки, из которых мой брат пьет в кафе кофе,

– часть магазинов,

– почтовые ящики.

Вот что мне показалось маленьким:

– места для парковки,

– часть собак,

– часть бананов,

– шоколадки,

– пластиковая ложечка, которую мне дали в придачу к стаканчику с мороженым.

Я устал, но спать не хочется.

Я трачу шесть часов, которые сэкономил, на прогулки по городу вместе с братом. Это потрясающе! Я чувствую дикую усталость, но зато все время что-то происходит. Ощущение как при высокой температуре.

Искаженное восприятие звуков.

Мы с братом поспорили, получился нелегкий разговор.

Сначала все шло хорошо. Он встретил меня на летном поле, и мы обнялись.

Мы отвезли мой багаж на квартиру и поболтали.

Брат стал допытываться, как я себя чувствую.

Я рассказал ему про свои мысли и тревоги и про свои маленькие развлечения.

Он одобрил только одно – Лизу.

Все остальное, на его взгляд, это сплошная ерунда. Он заявил, что и слушать не желает про часовые пояса, тысячные доли секунды и световые года. А также про Вселенную.

«Думай, дескать, о чем тебе угодно, но держи это при себе!»

На мой взгляд, это очень сурово.

Он говорит, что так и подозревал, что я ношусь с подобными мыслями. Он потому и позвал меня в Нью-Йорк, чтобы отвлечь меня от этих мыслей.

– Будем развлекаться, – говорит брат.

Я нисколько не сомневаюсь, что он делает все с самыми лучшими намерениями, но все-таки мне кажется, что он заходит уж слишком далеко.

Так, например, про доску-колотилку он и слышать не хочет.

Никаких разговоров.

Он говорит, что сломает ее, если застанет меня за этим занятием.

Придется стучать тайком. Это унизительно. Ведь, как-никак, я все же взрослый человек. Не годится взрослому человеку стучать тайком. Я пытаюсь по-взрослому справляться со своими проблемами, а брат хочет мне помешать!

Я думаю, что у него у самого есть проблемы со временем, он просто их еще не осознал. Однажды он тоже упрется в стену. И я позволю ему стучать по доске сколько его душе угодно. Тогда ему станет стыдно, что он не давал мне делать то, что мне было нужно.

Я опять вообразил, что вижу «Эмпайр Стейт Билдинг».

СОБАКА

Мы живем в таком доме, где есть привратник и лифтер.

И квартира очень симпатичная.

Но тут есть собака.

Собака живет в квартире.

За ней должен прийти какой-то Дэвид. Дэвид должен был прийти еще вчера.

Я ничего не смыслю в собаках. А мой брат боится собак.

Нам страшно мешает собака в квартире. Собака – черная.

Я дал ей корму и воды, но не знаю, сколько раз в день ее полагается кормить. А скоро пора ее выгуливать. Ее не выводили со вчерашнего дня, когда хозяева квартиры уехали в Нью-Орлеан – не то слушать там джаз, не то еще зачем-то.

По поведению собаки видно, что ее пора выводить. Она не отходит от двери.

Брат говорит, что выводить ее придется мне. Он боится. А я даже не знаю, как зовут собаку.

Я пристегиваю к ошейнику черной собаки поводок и отправляюсь с ней на прогулку. Спускаясь на лифте, я спрашиваю у лифтера, разбирается ли он в собаках, но тот качает головой и говорит, что тут, мол, и разбираться нечего! Собака, наверное, сама знает, куда ей надо.

И вот я иду по нью-йоркской улице с собакой.

Собака тянет меня в южную сторону, к парку, который находится в нескольких кварталах от нашего дома. По дороге она все обнюхивает и время от времени останавливается, чтобы пописать. Она облила все, что только возможно. Вообще-то я никогда не мог понять, что люди видят в собаках. Обычно говорят, что собаки такие умные. Что у них развита интуиция и они могут предупредить о том, что еще только должно произойти. Они предупреждают об обвалах и несчастных случаях. Может быть, так оно и есть.

Однако эта собака не производит впечатления особо одаренной. Пока что она меня еще ни разу ни о чем не предупредила.

В парке собака совсем очумела. Завидев других собак, она принялась подскакивать и рваться с поводка, то есть повела себя, по-моему, совершенно иррационально.

Я отхожу немного в сторонку от других собачников. Я не знаю, чего от меня ждет собака. Мне кажется, что все на меня смотрят. Ко мне направляется какая-то дама. Она тоже прогуливает собаку. Она сообщает мне, что моя собака и ее собака – закадычные друзья. Я отвечаю, что приехал из другой страны и впервые в жизни прогуливаю собаку. Я рассказываю ей, что даже не знаю, как эту собаку зовут.

Дама говорит, что мою собаку зовут Оби и что в обращении с ней нужно проявлять твердость.

– Easy, Obi [ 11], – говорю я собаке.