Посланники Хаоса-2: Сумерки Джедаев - Лучено Джеймс. Страница 4
Где бы ни блуждал взгляд Леи, везде он наталкивался на атакующие друг друга лазерами и ракетами судна Новой Республики и йуужань-вонгов; когда корабли врага снижались, крылообразные проекции растягивались, а кораллы заливались малиновым румянцем. Поодаль от планеты находились те прибывшие, о которых упомянул капитан Иланка. Два корабля имели похожие на тенты чехлы, созданные из какого-то прозрачного материала; из чехлов, словно дендриты из гнезда насекомых, торчала дюжина или более конечностей.
Третий ничто так не напоминал, как гроздь слипшихся пузырей или кладку насиженных яиц.
Беженцы с Гиндина в пассажирской каюте челнока разговаривали друг с другом приглушенными голосами или отчаянно молились различным богам. От группы волнами исходил страх, который обжигал Лее ноздри. Она прохаживалась между ними, когда по кораблю прошла знакомая дрожь, и она с облегчением поняла, что им завладел луч захвата.
Мгновение спустя челнок осторожно, почти нежно, втащили в стыковочный отсек транспорта.
Но смерть настигла их даже там.
Во время высадки в самоубийственном полете в трюм примчалась пара кораллов — прыгунов, которые каким-то образом обманули энергетические шиты транспорта. Сделав крутой разворот на палубе, они взорвались, стукнувшись о противоударный щит, который вовремя подняли. Несколько беженцев и членов команды были убиты, еще два десятка — ранены.
Две помощницы Леи, которые оставались на борту транспорта, поспешили к ней, когда она поднималась с замусоренной кораллами палубы. Она ясно дала понять, что она думает об их попытках убрать волосы с ее лица.
— Вы обеспокоены моей прической, — гремела она, — когда людям здесь нужна немедленная медицинская помощь?
— Но ваша щека, — произнесла одна из женщин, раздосадованная.
Лея совсем забыла о шрапнели. Рука сама по себе повторила движение, которое она делала на планете, прослеживая кончиками пальцев приподнятые края от раны, которая теперь открылась. Она устало выдохнула и села на палубу, скрестив ноги.
— Извините.
Она молча позволила, чтобы рану обработали, неожиданно осознав, насколько она устала. Когда подошли Ц-3ПО и Олмахк, она сказала:
— Не могу вспомнить, когда в последний раз спала.
— Это было пятьдесят семь часов шесть минут назад, госпожа, — предоставил информацию Ц-3ПО. — Стандартного времени, разумеется. Если вы предпочитаете иначе, я могу выразить продолжительность другими отрезками времени, в таком случае…
— Не сейчас, Ц-3ПО, — слабо запротестовала Лея. — На самом деле, может быть, тебе лучше погрузиться в масляную ванну до того, как твои двигательные части застынут.
Ц-3ПО, почти подбоченясь, склонил голову набок.
— О, спасибо, госпожа Лея. Я начал бояться, что больше никогда не услышу этих слов.
— А ты, — приказала Лея, взглянув на Олмахка, — позаботься о том, чтобы смыть эту йуужань-вонгскую кровь с подбородка.
Ногри что-то свирепо проворчал, отрывисто кивнул и двинулся вместе с Ц-3ПО.
Пятьдесят шесть часов, подумала Лея.
По правде говоря, она не спала крепко с тех пор, как Хэн покинул Корускант почти месяц назад. Не проходило дня, чтобы она не думала, чем он занимается, хоть он и якобы искал Роа, своего бывшего наставника, которого, как и членов разбросанного клана его нового друга-рина, схватили йуужаньвонги во время набега на орбитальный комплекс Орд Мантелл, «Колесо Фортуны». Возможно ли, думала Лея, что Драма, которого упомянули на Гиндине, был тем же рином, с кем неожиданно стал общаться Хэн?
До нее доходили доклады о том, что «Тысячелетний сокол» видели то в той, то в этой системе, но Хэн с ней лично еще не связывался. Он не был прежним с тех пор, как умер Чубакка, — никто не был, особенно из-за того, когда это произошло, в начале нашествия йуужань-вонгов плюс в значительной степени по их вине. Естественно, что Хэн переживал смерть Чуи больше, чем кто-либо другой, но даже Лея была удивлена направлением, которое он выбрал — или которое его вынудило выбрать его неизбывное горе. Где раньше Хэн всегда был весело-проказливым, теперь в нем была раздражительная серьезность. Анакин стал первой мишенью гнева своего отца; постепенно его жертвой пали все, кто был близок Хэну.
Специалисты говорят о стадиях горя, как будто можно ожидать, что люди, как по инструкции, будут переходить от одной к другой. В Хэне стадии перемешались — злость, отрицание, отчаяние — без намека на то, чтобы смириться, не говоря уже о том, чтобы принять горе.
Удрученное состояние мужа — вот что беспокоило Лею больше всего.
Хоть он и первым стал бы это отрицать — причем шумно, его горе подпитывало некоторый рецидивизм, возвращение прежнего Хэна: одинокого Соло, который защищал свою чувствительность, держа всех на расстоянии вытянутой руки, который заявлял, что его не волнует никто, кроме него самого, который позволял возбуждению заменять чувство.
Когда Дрома — еще один искатель приключений — впервые появился в поле зрения Хэна, Лея боялась худшего. Но, узнав рина, даже слегка, она воспряла духом. Не будучи заменой Чуи — потому что, кто мог его заменить — Дрома, по крайней мере, давал Хэну возможность выстроить новые отношения, и, если Хэну это удастся, он, вероятно, сможет найти способ вновь обрести те, что были проверены временем и опытом. Жизнь покажет — и что будет с Хэном, и с их браком, и с йуужань-вонгами, и с судьбой Новой Республики.
Щеголяя полоской зудящей синтеплоти на щеке, Лея оставила своих помощниц и начала бродить в пассажирском трюме, где беженцы уже требовали пространства на палубе. Несмотря на битву, бурлящую вокруг транспорта, внутри преобладала атмосфера болтливого оживления. Лея заметила посланника Новой Республики на Гиндине и направилась к нему. Мужчина безупречной красоты сидел, подперши голову руками.
— Я обещал, что увезу с планеты всех, — мрачно поведал он Лее. — Я подвел их, — он покачал головой. — Я подвел их.
Лея утешительно погладила его по плечу.
— Награжден Почетной медалью за битву при Кашиийке, отмечен за образцовую службу во время Йеветского кризиса, бывший член Сенатского Консультативного Совета при главе государства… — Лея остановилась и улыбнулась. — Оставьте свои самобичевания для йуужань-вонгов, посланник. Вы сделали больше, чем кто-либо думал, что возможно.
Она двинулась дальше, слушая обрывки разговоров, посвященных главным образом неопределенному будущему, слухам об ужасах в лагерях беженцев или критике правительства и военных сил Новой Республики. Она обрадовалась, увидев, что рины нашли себе место, пока не поняла, что их изгнали в темный угол трюма и что никто из многочисленных видов рас не снизошел до того, чтобы сидеть в метре от них.
Лее пришлось идти к ним извилистой дорогой, сквозь, а иногда и через семейные и другие группы. Она обратилась к женшине-рину, которая держала ребенка.
— Когда вы грузились на корабль, я слышала, как кто-то упомянул имя Дрома. Это распространенное имя среди вашего вида? Я спрашиваю только потому, что знаю рина по имени Дрома — немного, по крайней мере.
— Мой племянник, — ответил единственный мужчина-рин среди них. — Мы не видели его с тех пор, как йуужань-вонги напали на Орд Мантелл. Сестра Дромы была одной из тех, кого вы… кто выбрал остаться на Гиндине, — он кивнул на ребенка. — Ребенок — ее.
— О нет, — произнесла Лея, больше себе самой. Она сделала вдох и выпрямилась. — Я знаю, где ваш племянник.
— Значит, он в безопасности?
— До известной степени. Он с моим мужем. Они вас всех ищут.
— Ах, какая ирония судьбы, — посетовал рин. — А теперь мы еще больше разлучены.
— Как только мы достигнем Раллтиира, я попытаюсь связаться с мужем.
— Спасибо, принцесса Лея, — поблагодарила одна из них, Мелисма, застав ее этим совершенно врасплох.
— Посол, — поправила она.
Они все улыбнулись.
— Для ринов, — объяснил мужчина-рин, — вы навсегда останетесь принцессой.
Замечание одновременно и согрело сердце Леи, и охладило его. Прежде всего, ринов не было бы на Гиндине, если бы Лея не переселила их с Билбринги. И как быть с теми шестью, которых она была вынуждена оставить в ожидании тюрьмы или смерти? Была ли она принцессой или дезертиром в глазах сестры Дромы? Льстящее замечание казалось искренним, но, возможно, это, скорее, было иронией судьбы. Лея шла на мостик, когда транспорт дал сигнал боевой тревоги. К тому времени, когда она добралась до командного центра, корабль уже дрожал от сотрясавших его взрывов, которые испытывали на прочность щиты.