Черный столб - Лукодьянов Исай Борисович. Страница 15

По коридору быстро шла Норма Хемптон. Волосы у нее были как-то наспех заколоты, на губах ни следа помады.

– Не входите, – сказал ей Кравцов. – Там врач.

Она не ответила, не остановилась. Без стука вошла в каюту Уилла.

Кравцов постоял немного, прислушиваясь. Глухо ревела гроза, из каюты не доносилось ни звука. «Надо что-то делать, – билась тревожная мысль. – Надо что-то делать…»

Он сорвался с места, побежал. В ярко освещенном салоне завтракали несколько японцев из судовой команды. Морозова здесь не было. Токунаги тоже.

– Где академик Морозов? – спросил Кравцов, и один из моряков сказал, что Морозов, возможно, в локационной рубке.

Кравцов по крутому трапу поднялся на мостик. Дождь колотил по спине, обтянутой курткой, по непокрытой голове. На мгновение Кравцов остановился. Отсюда, сверху, картина грозы представилась ему еще фантастичней. Внизу бесновался океан, буро-лиловое небо полосовали изломанные молнии, рябило в глазах от пляски света и тьмы. Пахло озоном. Мостик уходил из-под ног.

По стеклу локационной рубки струились потоки воды. Кравцов рванул дверь, вошел.

Здесь, зажатые серыми панелями приборов, работали двое японцев в морской форме, давешний техник-приборист Юра и Морозов. Мерцал зыбким серебром экран локатора, по нему ползла светящаяся точка. Морозов вскинул на Кравцова пронзительный взгляд:

– А, товарищ Кравцов! Что скажете?

– Виктор Константинович, – сказал Кравцов, смахивая ладонью дождевые капли со лба, – Макферсону плохо. Эта гроза и качка…

– Насколько я знаю, у него дежурит врач.

– Да, это так, но… Нельзя ли отвести судно подальше? Из зоны грозы…

Морозов кинул карандаш на столик, поднялся. С минуту он смотрел на развертку локатора.

– Воздух буквально насыщен электричеством, – сказал Кравцов.

– Вы что – медик? – резко спросил Морозов.

– Нет, конечно, но посудите сами…

Морозов почесал кончиками пальцев щеку. Потом выдернул из гнезда телефонную трубку, набрал номер.

– Это… миссис Хемптон? Говорит Морозов. Врач у вас? Попросите его… Ну так спросите, каково состояние Макферсона. – Некоторое время Морозов слушал, хмурясь и подергивая щекой. – Благодарю вас.

Щелкнул зажим, приняв трубку на место.

– Ладно, Кравцов, – сказал Морозов, берясь за карандаш. – Кажется, вы правы. Мы примем меры, не надо волноваться.

22

«Фукуока-мару», отведенный подальше, снова лег в дрейф. Гроза продолжала реветь над океаном. Молнии взяли Черный столб в кольцо, они непрерывно били в него со всех сторон. Кто-то заметил шаровую молнию: огненный сгусток энергии, разбрызгивая искры, плыл над волнами, повторяя их очертания.

В десятом часу утра от «Фукуоки» к плоту отплыл катер – в нем отправилась группа добровольцев, среди них был и Чулков. Возглавлял группу Юра – он получил от Морозова подробные инструкции: где и какие приборы ставить.

– Опасно, – сказал Али-Овсад. – Разве нельзя подождать, пока гроза кончится?

Но всеведущий Оловянников объяснил, что ждать бессмысленно: гроза пройдет не скоро, может быть, через много дней.

Добровольцы в защитных костюмах поднялись на плот и установили стационарные приборы, снабженные автоматическими радиопередатчиками. Теперь в локационной рубке «Фукуока-мару» треугольные перья самописцев выписывали на графленых лентах дрожащие цветные линии. Вычислители обрабатывали поступающую информацию. Ученые непрерывно совещались.

Журналистов в приборную рубку не пускали. Они чуяли: происходит нечто грандиозное, надвигается небывалая сенсация. Иные из них пытались уже отправить в свои газеты описание грозы, сдобренное собственными домыслами, но радиорубка не принимала информаций без визы Штамма, а австриец был неумолим. Он безжалостно вычеркивал все, что так или иначе относилось к научным предположениям, и в результате от корреспонденций оставались жалкие огрызки.

Несколько раз Токунага и Морозов вели радиопереговоры с Международным геофизическим центром. Юркий Лагранж, корреспондент «Пари-суар», подстерег однажды академиков, возвращавшихся из радиорубки. Он тихонько прокрался за ними по коридору, включив портативный магнитофон, и успел записать обрывок разговора.

Нечего было и думать передать бесценную запись в редакцию: Штамм просто отобрал бы магнитную ленту. Долго крепился Лагранж, не желая выпускать из рук добытую сенсацию, и не выдержал наконец. Он собрал журналистскую братию в салон прессы, потребовал тишины и запустил магнитофон.

Раздался характерный шорох, а затем приглушенный разговор на английском языке:

– …Скорость возрастает.

– Да, он обгоняет нас и не оставляет нам времени. Вы слышали доклад штурмана корабля? Магнитный компас вышел из меридиана.

– Очень сложная картина. И все же ваше предположение о магнитах…

– Я хотел бы ошибиться, поверьте. Но при такой перестройке структуры… Простите, Масао-сан. Вам что нужно, господин корреспондент?

– Мне? – раздался быстрый говорок Лагранжа. – О, cher maitre [10], решительно ничего. Я просто…

– Ну, дальше неинтересно. – Лагранж под общий хохот выключил магнитофон.

– Продайте мне этот текст, Лагранж, – попросил дюжий американец в гавайской рубашке.

– Зачем вам, Джекобс? Не думаете ли вы, что ваше обаяние смягчит сердце австрийского цербера?

– Моя газета не поскупится на расходы.

– Ну, так вы ошибаетесь, Джекобс, – закричал Лагранж и хлопнул себя по бедрам. – Штамм неподкупнее Робеспьера! Я ничего не смыслю в науке, но уж в людях я разбираюсь, будьте покойны! Этого Штамма можно распилить тупой пилой – и все равно…

Кто-то дернул Лагранжа за рукав.

В дверях салона стойл Штамм, прямой в бесстрастный.

– Мне очень лестно, господа, – проговорил он дребезжащим голосом, – что вы не подвергаете сомнению мою профессиональную добросовестность.

Штамм прошествовал к столу, положил перед собой папку и строго оглядел журналистов.

– Господа, – сказал он, выждав тишины и поправив очки. – Я уполномочен сделать вам экстренное сообщение. Ввиду чрезвычайности положения решено, чтобы вы немедленно информировали свои газеты. Вам раздадут печатный текст сообщения президиума МГГ. Просим без искажений и добавлений передать его в свои редакции. Аналогичный текст уже отправлен по радио в ООН и некоторые другие международные организации.

– Что произошло? – раздались голоса.

– Прокомментируйте сообщение!

– За тем я сюда и пришел, – сказал Штамм. И начал комментировать, тщательно взвешивая каждое слово: – Локационные измерения показывают, что скорость Черного столба быстро возрастает. Его вершина достигла восьмидесяти с лишним километров над уровнем океана и отклоняется на запад

– следствие вращения Земли. У поверхности Земли, вы это должны знать, воздух почти не проводит электрического тока, но на высоте восьмидесяти километров проводимость воздуха резко увеличивается и равна проводимости морской воды. Вот почему, достигнув указанной высоты. Черный столб, который, очевидно, обладает высочайшей электропроводностью, близкой к сверхпроводимости, – вот почему столб вызвал небывалую, невиданную грозу, то есть мощные разряды атмосферного электричества.

Штамм чуть передохнул после длинной фразы. Слышно было глухое ворчание грозы.

– Теперь о главном, – продолжал Штамм. – К вечеру столб достигнет ионизированных слоев атмосферы. Ионосфера, это вы тоже должны знать, электрически заряжена, ее потенциал относительно поверхности Земли колоссален. Наблюдения показывают, что в столбе возникли токи проводимости и уже появилось собственное, весьма специфичное поле столба. Оно резко усилится, когда столб войдет в ионосферу и вступит с ней в своеобразное взаимодействие. Земля будет накоротко замкнута со своей ионосферой.

Журналисты, напряженно ожидавшие сенсации, разочарованно вздыхали, переглядывались: опять малопонятные рассуждения о полях…