Формула невозможного - Лукодьянов Исай Борисович. Страница 4
Вдали они ясно видели гнулись деревья под порывами ветра, клубились тучи, быстро растекаясь по зеленому небу. А в роще по-прежнему было тихо, не колыхался ни один лист на деревьях, и серые существа бродили тут и там, валялись на траве, и, когда настал час ужина, потянулись к кормушкам.
Разведчики тоже подкрепились, а потом принялись за вычисления.
– Ничего себе, схемочка, – проговорил Новиков. – Аж затылок трещит…
– Вот что, Алеша. Мы вручную не справимся. Вызывайте корабль и сообщите наши данные, пусть их дадут вычислительной станции.
– И то верно. – Новиков озабоченно осмотрел передатчик. – Питание на исходе, Сергей Сергеич.
– Надо экономить.
«А то я не знаю», – неодобрительно подумал Новиков и вызвал корабль.
– Как там у вас? – услышал он далекий голос Прошина. – У нас сильнейшая буря. Тепловая буря! Пришлось прекратить работы.
– У нас все тихо, – ответил Новиков. – Живем под колпаком… Под колпаком, говорю! Павел Иванович, примите данные для вычислительной станции, нам тут самим не справиться, очень сложная комбинаторика. – И он продиктовал командиру данные и договорился об утреннем сеансе связи.
В роще зажглось вечернее освещение. Новиков лег на траву, закинув руки за голову, и задремал. А Резницкий подсел к трехглазому существу, валявшемуся поблизости, и осторожно коснулся пальцами его запястья, отыскивая пульс. «Подопытный» даже не взглянул на Резницкого видно, лень было шевельнуть веками. Он медленно перевалился на другой бок, и тогда неугомонный Реэницкий занялся его хвостом.
Тут над рощей пронесся долгий печальный звук, он забирался все выше, выше и сделался нестерпимым для слуха. У Резницкого заныли зубы. Новиков сел и, скривившись, зажал уши ладонями. По всей роще подымались серые существа, а те, что бродили, останавливались, задирая морды кверху.
Высокий звук оборвался, возникла странная музыка: медленное трезвучие повторялось в разных тонах. Серые существа принялись раскачиваться из стороны в сторону. Нельзя сказать, чтобы они поспевали за ритмом, но, видимо, им нравилось раскачиваться.
– Идиоты танцуют! – Новиков изумленно смотрел вокруг. – Их развлекают.
– Посмотрите на Севастьяна, – сказал Резницкий.
– Где он? Как вы его отличаете?
– Вон тот, с карандашом в руке.
– А! – Новиков засмеялся. – Танцует с научным видом. Ну, умора!
Он застрекотал кинокамерой.
Танцы продолжались около получаса, затем последовало длинное воющее «вл-вл-вл-вл-вл-вл», и вдруг голос Резницкого отчетливо произнес:
– Инспектор укусил муху за левую ногу.
Разведчики ошалело переглянулись. А над рощей неслось:
– Слон бэ-семь, шах!
– Петух схватил мокрую тряпку…
Машина в строгом порядке – от конца к началу – повторила все, что разведчики говорили во время двух посещений Центра. Все, включая шепот Резницкого: «Не надо здесь разговаривать, оно может слушать…» Все, вплоть до первой фразы Новикова: «Ишь, разрисовали…» Затем машина в быстром темпе прогнала запись в обратном порядке и занялась вариантами.
– Петух укусил… слон на балконе… Визжать от восторга будут инспектор…
Центр громоздил фразы, усложнял их, отбирал слова с одинаковыми окончаниями: «визжать слушать анализировать…»
– Ловко работает, собака, – прошептал Новиков, ему было и интересно, и страшновато. – Изучает язык…
– Ногу – муху – тряпку, – деловито группировала машина.
– Хорошо еще, что мы не выболтали там своих намерений, – тихо сказал Резницкий. Лицо у него было бледное, в крупных каплях пота.
Кррак! Все стихло. И после короткой паузы – смена пластинки. Теперь роща наполнилась неприятными звуками будто пустые консервные банки перекатывали на деревянном полу.
– Посмотрите на Севастьяна, – шепнул Резницкий.
Серые существа после окончания танцев почти все улеглись спать, лишь несколько фигур бродили среди деревьев. А Севастьян стоял возле разведчиков в напряженной позе, вытянув длинную шею, будто прислушивался к перезвону банок, и безгубый рот его слегка шевелился. Реэницкий не сводил с него глаз.
Но вот неприятные звуки смолки. «Вл-вл-вл», – провыла машина – и воцарилась глубокая тишина.
– Концерт окончен, – проговорил Новиков и утомленно опустился на траву.
– Такие-то дела, брат Севастьян.
ЦЕНТР НЕ ПРИНИМАЕТ ЗАДАЧУ
В семь утра по местному времени разведчики связались с кораблем и получили свои данные, обработанные вычислительной станцией.
– Вы уверены, что сможете спрограммировать задачу о снятии защитного поля? – спросил Прошин.
– Уверен, Павел Иванович, – без колебаний ответил Новиков, но голос у него был тусклый. – Если, конечно, Центр не будет активно противодействовать…
– Поторопитесь.
– У нас на исходе питание передатчика. Придется ограничиться двумя сеансами утренним и вечерним. В девять вечера мы сообщим следующие данные.
– Хорошо. – Прошин говорил очень спокойно. – Но вы поторопитесь.
Позавтракав, Новиков отправился в Центр продолжать работу. Резницкий напутствовал его подробными предостережениями и остался в роще: он тоже торопился закончить свои исследования.
Когда Новиков около трех часов дня возвратился в рощу – «к обеденному прянику», как они говорили, – он застал Резницкого в сильном возбуждении.
– Они катались на колесе… Да, они катались, и колесо очень сильно раскрутилось. Двое вылетели из кресел, понимаете, двое, один за другим, и расшиблись насмерть…
– Да вы успокойтесь, Сергей Сергеич, это у них…
– Понимаете, что-то щелкнуло – раз, раз! – и двое вылетели. Потом, когда колесо остановилось, я посмотрел – в двух креслах были раскрыты шарниры. Там есть устройство для раскрывания шарниров на ходу. С довольно сложным приводом. Но ведь они не могли сами включить его, вы понимаете?..
– Сергей Сергеич…
– И эта рабская покорность судьбе ужасно, Алеша! Какое страшное вырождение! Поразительно: совершенная техника, выверенное на века управление – как могут при всем при том происходить несчастные случаи?..
– Да послушайте, прикрикнул Новиков. – Чего вы разволновались? Я разобрался в пищевом блоке и в устройстве, которое ведает развлечениями. И вот что я вам скажу: несчастные случаи запрограммированы.
– То есть как? – Резницкий уставился на кибернетиста. – Вы хотите сказать…
– Они запрограммированы так же строго, как выдача пищи. Для того чтобы точно регулировать количество населения. Учет ведется по счетчикам кормушек, и если появляются лишние рты…
– Но, Алеша, если так, то мы…
– Да, Сергей Сергеич, очень возможно. Очень возможно, что наше появление стоило жизни двум идиотам. Вы сказали – вырождение. Что это значит? Вы думаете, их предки были развитее?
Резницкий не ответил. Он был подавлен настолько, что не захотел обедать, и Новиков с трудом уговорил его подкрепиться «пряником».
– У них великолепные синтезаторы, – рассказывал Новиков, энергично расправляясь с обеденным диском. – Они из воды, воздуха и подземного газа
– видели, скважины там? – ну вот, они приготовляют из этого добра синтетическую пищу. Программирующее устройство обеспечивает колоссальное количество практически неповторяющихся комбинаций, поэтому еда всегда разная. Здорово, правда? Ну, я пошел, Сергей Сергеич.
Новиков работал в Центре до позднего вечера и вернулся усталый и мрачный, бросился на траву.
– Она выживает меня из башни, – сказал он негромко. – Проклятая машина. Работаю и все время чувствую: надо уйти. Так и тянет за душу: уйди, уйди. На психику давит…
– Ну и? – Резницкий тревожно смотрел на него. – Пришлось уйти?
– Нет… Выдержал кое-как… Уф-ф!.. Сергей Сергеич, что-то я здорово устал, вызовите, пожалуйста, корабль и продиктуйте эти ряды. – Новиков протянул сумку с журналом. – Если я не ошибся, завтра можно будет программировать.
– Это самопрограммирующаяся машина, Алеша. Примет ли она задачу извне?
– Она может принимать, – уклончиво ответил Новиков. – Там есть устройство для приема программ в виде перфокарт. Более того: я обнаружил там бланки для перфокарт с намеченной сеткой. Похожи на наши… Видимо, кто-то когда-то… – Он замолчал, задумался.