Когда забудешь, позвони - Лунина Татьяна. Страница 70

— Вы же вроде и раньше были довольны, Андрей Саныч, — заметила она как-то режиссеру.

— А сейчас удовлетворен вполне! — вывернулся тот. — Усекла?

Мудрый, проницательный Вересов, конечно, догадался, что между актерами пробежала кошка. Но пробежка сыграла на руку картине, и это было главным, остальное мелочи. Лина в очередной раз убеждалась в алчности и эгоизме своей профессии: воистину, все на продажу.

Так прошло больше месяца, а точнее сорок дней. Боль боль. Работа выжала силы, Олег вынул душу. И никто не подозревал, что рядом ходит, разговаривает, смеется не человек — пустая оболочка с нарисованным лицом, которая обязана наполниться жизнью. Вот только кто бы подсказал — когда.

Погрузившись в горячую душистую пену, она лениво размышляла о завтрашней премьере и о том, что на себя надеть. Вдруг в дверь позвонили. Ангелина не шелохнулась. Но робкий звонок повторился, обрел силу и нагло затребовал впустить, не заботясь о реакции хозяйки. Через пять минут та не выдержала, злобно закуталась в махровый халат, сунула мокрые ноги в тапочки, готовая растерзать непрошеного задверного гостя.

— Кто?

— Это я, Линочка, Анна Даниловна. Ангелина распахнула дверь. На пороге стояла мать Олега. Серый плащ, фетровая шляпка, черные туфельки. На лице — решительность, в глазах — испуг и удивление собственной беспардонностью.

— Здравствуйте, Анна Даниловна! — оторопела хозяйка. От растерянности понесла чепуху. — Как вы меня нашли? Что-то случилось? Вы бы позвонили, предупредили, я бы торт купила. К чаю. — Потом опомнилась и отступила назад. — Проходите, пожалуйста! Извините, я из ванны. Сейчас приведу себя в порядок.

— Добрый вечер, Линочка! — ответила незваная гостья. Было видно, что она растеряна не меньше, но, имея какую-то цель, явно не собиралась отступать. — Простите, что я так бесцеремонно явилась и так неприлично долго звоню в дверь, но мне необходимо с вами поговорить. — Маленькая, худенькая фигурка была полна решимости. — Можно войти? — От волнения старушка, видно, позабыла, что в дом ее уже приглашали.

— Да-да, конечно, заходите!

Анна Даниловна несмело переступила порог, оглянулась в поисках вешалки.

— Пожалуйста, раздевайтесь, проходите в комнату. — Лина приняла из ее рук плащ, подала тапочки, провела в гостиную. — Устраивайтесь, как вам удобно, я сейчас приду. — И направилась к двери. Потом помедлила и добавила: — Я рада вашему приходу, честное слово!

Приведя себя наспех в порядок, она захлопотала в кухне. Нарезала бутерброды, украсила их зеленью, разложила по розеткам варенье, мед, заварила чай с жасмином, освободила от целлофана коробку конфет. Заставила огромный поднос, полюбовалась: вышло вполне прилично. И все время не переставая думала: зачем явилась Анна Даниловна.

— Линочка, — возникла на пороге нечаянная гостья, — вы напрасно беспокоитесь. Я пришла поговорить, а не поесть. — И улыбнулась — в точности, как Олег.

— А на меня сегодня собака во сне лаяла, — невпопад сообщила Лина, — это к гостям.

— Неужели вы верите в подобную чепуху, детка? — изумилась старушка.

— Актеры — народ суеверный! — улыбнулась актриса. — Иногда приметы сбываются. — Вдруг вспомнила она, как в начале апреля потеряла перчатку, еще подумала тогда: не к добру.

— А Олег не признает никаких суеверий, — похвалилась его мать, — даже меня корит, что я от сглазу по дереву стучу. — Поймала взгляд Ангелины, смешалась и пробормотала: — Впрочем, Александр Сергеевич Пушкин был весьма суеверен, а ведь — гений.

— Да, конечно, — неизвестно с чем согласилась Лина. — Если не трудно, захватите, пожалуйста, чайник. И пойдемте чай пить!

Они расположились за столом, хозяйка разлила чай, придвинула гостье блюдо с бутербродами, конфеты.

— Спасибо. — Анна Даниловна сделала глоток душистого горячего напитка и огляделась вокруг. — У вас очень уютно!

— Спасибо, — эхом откликнулась Ангелина. Ее не покидала неловкость: она никак не могла взять в толк, о чем хочет поговорить эта милая женщина, бывшая ребячья наставница, которая раскрывала способности в чужих детях и проглядела в родном сыне способность предавать.

Гостья вздохнула, аккуратно поставила полную чашку на блюдце.

— Линочка, вы, безусловно, теряетесь в догадках и ждете объяснения. Что ж, не буду затягивать паузу, как говорит сын.

— Это он вас попросил прийти?

— Упаси бог, конечно нет! И я очень надеюсь, что мой визит останется между нами. Олег не выносит, когда вмешиваются в его дела. — Она помолчала. — За всю жизнь позволила себе только однажды оказать на сына давление. Пятнадцатилетним подростком он ударил слабого, и я вынуждена была с ним серьезно поговорить. Правда, тогда он защищал свою честь.

«А сейчас плюет на чужую», — хотела продолжить Лина, но промолчала. Зачем? Для матери сын всегда прав.

— Линочка, поверьте, я о многом передумала прежде, чем без приглашения позвонить в вашу дверь. И все же решилась. Потому что для матери немыслимо стоять в стороне и наблюдать, как мучается сын.

— А он мучается? — неожиданно вырвалось у Ангелины.

Анна Даниловна не ответила, молча поглаживая уголок скатерти. Потом подняла глаза и тихо сказала:

— Вы перестали звонить, не приходите в гости, мы не пьем, как прежде, вместе чай.

— Много работы, — мягко улыбнулась актриса.

— Олег больше не бросается к телефону, — пропустила фальшивую реплику мимо ушей бывшая учительница, — почти не спит, много курит и постоянно о чем-то думает. Он не реагирует ни на шутки, ни на замечания, солит кофе и посыпает сахаром яичницу. — Ангелина терпеливо выслушивала жизнеописание человека, который перестал для нее существовать. — Вы поссорились?

— Конечно, нет! — не моргнув глазом, заверила она. — Анна Даниловна, попробуйте варенье — вишневое, оченьвкусное.

— Линочка, детка, простите меня, — тихо извинилась гостья. — Я понимаю, что веду себя бестактно, вмешиваясь в личную жизнь. Вашу и Олега.

— У нас нет с ним общей личной жизни, — возразила Лина. — Каждый живет своей. — Ее начинал раздражать этот ласковый нудеж. Анна Даниловна, видно, подзабыла, что уже давно на пенсии, а Ангелина — не девочка с косичками за школьной партой.

— Общее — не всегда суммарное понятие величин, — заметила бывшая учительница, — иногда это результат их тяготения. Только люди часто заблуждаются и подменяют процесс соединения простым сложением. — Она говорила туманно, с намеками, но что-то в этой недосказанности затрагивало.

— Анна Даниловна, — Ангелина решила не лукавить, — вы правы, все так и есть: не звоню, не прихожу, не пью с вами чай. Думаю, уже и не буду. Причина не во мне инее Олеге. Все достаточно банально, скучно, совсем не стоит того, чтобы об этом говорить. Мы закончили картину, а значит, и наше общение. Вот и все!

— Вы совсем не умеете врать, — вздохнула старушка, — хоть и прекрасная актриса. — Задумчиво принялась помешивать ложечкой остывший чай и вдруг огорошила: — Олег вас любит. Очень. Мне кажется, это взаимно. И я приложу все силы, чтобы не позволить вам обоим — по глупости или чьему-то злому умыслу — загубить это чувство. Нет большего греха, чем убить любовь. Уж вы поверьте мне, милая, я знаю, что говорю. Однажды много лет назад случайность и собственная гордыня сломали мою жизнь. — Она перевела взгляд на Ангелину. — Мне почти семьдесят, я многое повидала на своем веку, а поняла всего одну — до смешного простую — истину: любовь — это, конечно, дар Божий, но он может стать и карой. Если человек горд, глуп и упрям.

— Эти слова относятся ко мне? Анна Даниловна промолчала.

— В таком случае вы забыли добавить: предатель, — не выдержала Лина.

И рассказала этому философствующему одуванчику все. А когда выложила, почувствовала себя намного лучше. Словно камень, который таскала на себе эти вечные сорок дней, раскололся надвое, и его вторая половина разом скатилась с души. Искать, куда приткнулся обломок, охоты не было.