Осень - Лутс Оскар. Страница 28

— Сегодня уже ничего не выйдет. Что вы в темноте разглядите? Разумеется, переночуете тут же, у нас места хватит. А сейчас для начала хотя бы пожуем хлеба, а там, глядишь, и супу получим. Ах да, у меня же есть еще это самое…

Хозяин встает, идет к вешалке, шарит в кармане пальто и приносит на стол бутылку спирта.

— Не показывайте ее! — шепчет Киппель, сжимая кисть руки Паавеля. — Уберите!

— Почему же?

Киппель делает движение головой и указывает глазами в сторону плиты: хозяйке это не понравится.

— А-а, пустое! — И обращаясь к жене, Паавель говорит:

— Ты, Лийзи, подай нам кружку воды и стакан или чашку и сама тоже вспрысни чуток мельничный день.

— О-о! — хозяйка смотрит на обеденный стол. — Так, стало быть, решили еще и дома тем же побаловаться, даже меня приглашают. Только того и не хватало, чтобы и я стала бражничать! Небось, тогда твой хуторок быстренько бы уплыл из рук.

— Эхма, из наших рук хуторок уплывет так или иначе. Разве ты не слышала, как я сказал, что один из этих господ — покупатель хутора?

— Может, оно и так, но с хмельной головой такие дела не делают. Поешь сначала да проспись, тогда и продолжим разговор. Вот и суп уже горячий, я мигом принесу на стол миску и тарелки.

Видавший виды торговец сразу же замечает, что тон хозяйки уже более покладист, чем прежде. Может быть, ей пришелся по душе разговор о покупателе хутора! Это было бы на руку и ему, Киппелю, — товар легче продать, а рассерженному человеку не до покупок.

Вскоре хозяйка ставит перед мужчинами большую миску, полную до краев аппетитно пахнущим супом, тогда как на тарелке ею разложены большие куски мяса.

— Знаешь, Лийзи, — восклицает поселенец, — ты начинаешь мне нравиться! Я говорю правду, Бог тому свидетель!

— Да ну тебя с твоей правдой! — молодая хозяйка уже улыбается уголками губ. — Сейчас тебе может понравиться только добрая порция водки, да отменная закуска.

— Ну да, и это, но все-таки ты — больше всего прочего.

— Ешь, ешь, не болтай столько! Да оставь немного и Марту выпить.

— Я уже посулил ему, — отвечает муж. — На здоровьице!

— Он отхлебывает хороший глоток разбавленного водой спирта и принимается усердно закусывать. — Черт побери! — говорит он себе под нос. — Все ж таки не зря сказано, что голод самый лучший повар на свете!

— Всеконечно! — подтверждает предприниматель мудрое изречение, наворачивая с тем же усердием.

— А теперь… — начинает Киппель после того, как с едой покончено, стол прибран, хозяин обстоятельно рьгнул и курево пущено в ход. — А теперь, стало быть, не соблаговолят ли гостеприимные хозяева посмотреть мои немудреный товар. К сожалению, у меня сейчас уже нет полного набора, но все-таки в этом мешке еще найдется кое-что, без чего не может обойтись ни одно домашнее хозяйство. Как вы думаете, уважаемая госпожа?

— Ну что ж, покажите, что у вас там есть.

— Но не вернее ли будет вначале поговорить о хуторе, — брюзгливо перебивает Киппеля портной, — крючочки-моточки лучше бы на потом оставить — это же не Бог весть как важно, иголки и нитки можно всегда купить, а продать хутор — совсем иное дело.

— Да, само собой, это дело иное, — соглашается господин Паавель, — однако вести разговор о хуторе, как я уже говорил, имеет смысл только при дневном свете; лишь тогда из нашего разговора может выйти толк. Сейчас же… Представим к примеру, что хутор Пихлака да и вообще все поселение Ныве понравится вам ничуть не больше, чем Паунвере… Какая же польза будет от нашего сегодняшнего разговора? А пока что я вам могу сказать только, что у хутора Пихлака — пятнадцать гектаров хорошей пашни, примерно пять гектаров покоса и пастбищ, а леса нет вовсе. О том небольшеньком, что на краю выпаса, и говорить не стоит, — его может кошка на кончике хвоста унести. Затем у нас, по меньшей мере, как я понимаю, добротный жилой дом, амбар, хлев, конюшня и гумно… там, несколько на отшибе. Возле покоса есть сеновал Что касается скота — две лошади, шесть дойных коров, четыре свиньи; кроме того — несколько овец и немного кур.

— Ого, стало быть, у вас весьма крепкое обзаведение! —Киппель кивает головой.

— Ну, крепкое не крепкое… Скажем проще — приличное. Если же вы хотите увидеть действительно «крепкое» обзаведение, вам надо обойти центр мызы Рийсеманна, дa и окрестности тоже. Сам-то центр, правда, в распоряжении одного полковника из резервистов, однако и у офицеров чином пониже, что в округе, тоже дела идут хорошо, то есть, утех, кто относится к земле уважительно и печется о своем хозяйстве. А вообще-то есть — и немало — такого сорта люди, кто продал свои наделы и постройки или же привел хозяйство в запустение.

— Однако вы, господин Паавель, вероятно, еще до получения надела крепко стояли на ногах, — высказывает предположение Кийр. — Иначе как бы вы смогли за такое короткое время поставить так много строений, обзавестись стадом, рабочими лошадьми и необходимыми сельхозорудиями.

— Да, было, было… Но не забывайте о поселенческих ссудах и банковских займах. Если состоится продажа хутора Пихлака, как того желает моя драгоценная половина, я, конечно же, немедленно погашу все ссуды, а останься я тут, понадобятся еще годы тяжкого труда, чтобы освободиться от долгов.

— Говорить-то говори, Антс, — произносит хозяйка, — а спою половину оставь в покое. Я же в ваш разговор и полсловечка даже не вставила.

— Сейчас-то и впрямь не вставила, зато в последнее время ты только и делаешь, что говоришь о продаже хутора. Но Бог с тобой, оставим это, я ведь сказал без всякого желания тебя обидеть! Лучше поглядим с вечера, какой товар предложит господин Киппель, а о более серьезных вещах поговорим с утра. Да, господин горожанин, раскройте свой мешок, весьма любопытно взглянуть, что в нем есть.

— Сию минуточку! — Покопавшись в рюкзаке, торговец выкладывает на стол его содержимое. Хозяйка подвигается поближе к мужу, с любопытством оглядывая товар — и тот, что блестит, и тот, что без блеска.

— Да, — произносит она, — тут есть очень милые вещички! А чего-нибудь из одежды вы не прихватили?

— Нет, госпожа, — отвечает предприниматель с виноватой улыбкой. — Большая ноша не по моей старой спине. Чтобы торговать одеждой, пришлось бы подряжать лошадь и телегу, а это себя не оправдывает.

— А пудры и крема для лица?

— Тоже нету. На такой артикул спрос весьма невелик.

— Чего ты фокусничаешь, Лийзи, и спрашиваешь то, чего тут нет! Ты же видела, господин Киппель выложил из своего мешка все, и эти веши здесь, на виду.

— Да, это правда, но я теряюсь в выборе.

— Вот те на! Смотри, тут есть нитки и иголки, столовые ножи и вилки, складные ножи, бритвы и много чего еще.

— Хм, ты от своего спирта вконец поглупел. Скажи мне, право, на кой ляд женщине складной нож или бритва? Или ты, бедняжка, до того окосел, что меня бородатой видишь?

— Послушай, старуха, убери колючки! Купи тогда что-нибудь другое. Видишь, тут есть наперстки, ножницы, тесьма и даже несколько кусков туалетного мыла.

— Хорошо, купи мне кусок мыла.

— Что значит кусок! Уж если брать, так хотя бы два, тогда ноша господина Киппеля все же чуточку полегчает. А сам я?.. Да, именно так, одну хорошую зажигалку и к ней в придачу две дюжины кремней. Еще коробочку французских булавок. Но что же это я, черт побери, уже давненько мечтаю купить?.. Ну да, вспомнил, впрочем этого у вас нет.

— Чего именно?

— Я бы купил себе что-нибудь из художественной литературы, одну-две книги. Старые уже читаны-перечитаны. Даже и в паунвереской библиотеке ни одной не осталось, которые бы я не прочел. Сейчас вечера и ночи долгие, не знаешь, как их и убить. Иметь бы какое ремесло, хоть шорника, — чинил бы лошадиную сбрую. Единственное развлечение — перебранка с женою.

— Ну и пустобрех же ты! — ворчливо поизносит хозяйка, направляясь в заднюю комнату. — Когда это я подавала повод для перебранки?

— Чтобы у меня спрашивали книги, это впервые, — Киппель переводит разговор на другое, — хотя я уже второй год колешу по округе. Чаще всего спрашивают снаряжение для ружей и патроны для револьверов, но торговать этим у меня нет права. Можно бы изрядно подработать, да не тут-то было. Взять хотя бы сахарин… тоже был в моде, однако я, само собой, и его продавать не мог. Хе-хе, чего только у меня не спрашивали — то в открытую, а то и тайком!