Александр II, или История трех одиночеств - Ляшенко Леонид Михайлович. Страница 28

Те исследователи, которые считают Александра II недостаточно подготовленным к миссии, выпавшей на его долю, по сути, укоряют его в том, что он не был новым Петром Великим. Но, во-первых, как он мог им стать, если ему предстояло разрушить как раз ту крепостническую систему, на которой Петр возвел здание новой России? А во-вторых, дело заключалось в том, что освобождение крестьян от безграничной власти помещиков, слова от цензуры, армии от рекрутчины и т. п. переплелось для Александра Николаевича со своим собственным освобождением от абсолютизации положения монарха, отсутствия у него частной жизни. Он хотел быть на престоле человеком, а не символом. Стоит ли его за это осуждать или надо призывать восхищаться смелостью решения императора? Не будем спешить с выводами, посмотрим, к чему привели попытки нашего героя сделать монарха в глазах россиян обыкновенным человеком.

Впрочем, почему только россиян? Уже упоминавшийся в ходе нашего разговора Бисмарк был неплохим психологом, но всяком случае, он умел подмечать незаметные на первый взгляд, но «говорящие» черточки характеров своих собеседников. Так, вот, прусский канцлер однажды записал в дневнике следующее: «Я всегда чувствовал симпатию к нему (Александру II — Л. Л.) на обедах у нашего императора, где подают немецкое шампанское и по одной котлетке на человека, царь ел и пил с отвращением и не очень умело старался это скрыть. Он бывал мил за столом... Я более типичного русского не видел... А эта способность влюбляться... Он всегда был влюблен и потому почти всегда благожелателен к людям».

Можно вести долгие и достаточно интересные теоретические споры о человечности или бессердечии того или иного монарха — вряд ли подобные дискуссии прибавят что-то значимое к нашим знаниям об этих людях. Ясно лишь, что одиночество монархов, связанное с чином, который они приняли, неотъемлемая часть их жизненного пути. И так же ясно, что полноценного разговора о конкретном правителе не получится до тех пор, пока мы не углубимся в изучение всех сфер его жизни, пока не попытаемся посмотреть на него не только как на самодержца, но и как на общественного деятеля, сына, брата, мужа, отца. Куда же нам теперь направить наш разговор, какую тему затронуть? Забавную фразу бросил Бисмарк, помните «Он был всегда влюблен...» Вас она не заинтриговала? А вот меня, признаться, задела за живое...

Часть II

ОДИНОЧЕСТВО ВТОРОЕ. БЕГСТВО

В кругу родных

Если бы наш разговор был посвящен только событиям и процессам, происходившим в России в 1850-1880-х годах, то сейчас, конечно, следовало бы побеседовать о реформах, проведенных в царствование Александра II, о непростых отношениях Зимнего дворца с общественно-политическими лагерями страны, о надеждах и разочарованиях, поочередно охватывавших как государственных или общественных деятелей, так и простых обывателей России, наконец, об обстоятельствах трагической гибели героя этой книги. Однако тема нашего разговора: Александр Николаевич — человек и монарх, а потому речь сейчас пойдет о его пребывании в семье родителей, создании им собственного домашнего очага, и в дальнейшем — о попытках найти счастье и успокоение за пределами семейного круга.

Хочется верить, что многое в судьбе и поступках Александра II станет понятнее, если мы обратимся именно к событиям его личной жизни. В конце концов, реформы и прочие деяния определили величие и особенности его царствования, но вряд ли сильно воздействовали на человеческую сущность Александра Николаевича, его симпатии и антипатии. Да и не из одних лишь величественных моментов состояло его правление, как и правление любого другого монарха. Все они были людьми, желавшими тепла, заботы, понимания, пытавшимися укрыться от жизненных невзгод за прочными стенами своего дома.

Наш герой всегда был окружен многочисленной родней: бабушка, отец, мать, братья, сестры, жена, шесть сыновей, две дочери. Казалось, что еще нужно, если не для полного счастья, то хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя одиноким как в семье родителей, так и в собственной семье? На первый взгляд все верно, но... Сколько таких «но» встречалось на жизненном пути Александра Николаевича! Однако прежде чем углубляться в обстоятельства личной жизни нашего героя, скажем несколько слов о воспитании дворянских детей в России первой половины XIX века. Это поможет нам оценить типичность или уникальность воспитания наследника престола в 1820-1830-х годах.

В России в указанный период существовали три типа отношений между родителями и детьми. Первым отметим так называемый английский, при котором детям разрешалось практически все. Считалось, что таким образом из детей вырабатываются подлинно свободные личности, не стесненные неуместными запретами, не искалеченные контролем со стороны взрослых. На самом деле родители, отстаивая абсолютную свободу ребенка, на деле потакали его прихотям и чаще всего растили отнюдь не идеальных английских джентльменов, а черствых эгоистов и самодуров.

Вторым типом внутрисемейных отношений было спартанское воспитание, при котором мир детей и взрослых оказывался разделенным непреодолимой стеной. Отношения старшего и младшего поколений в таких семьях напоминали отношения начальства и подчиненных в присутственных местах. Особой теплоты в подобной обстановке существовать не могло и не существовало, хотя жесткость домашнего воспитания зачастую давала неплохие результаты: дети росли физически здоровыми, у них вырабатывался твердый характер, готовый к суровым жизненным испытаниям. С другой стороны, людям, выросшим в такой обстановке и подчинившимся ей, порой не хватало душевной тонкости сопереживания ближнему.

Но имел место и третий тип отношений между родителями и детьми, окрашенный многообещающей гармонией. Привычная для России идиллическая патриархальность дополнялась в этом случае действенным интересом к мировой культуре, что образовывало духовное равновесие в семье, тщательно выстраиваемое и сохраняемое. Гармонично и высоко развитые дети вырастали чаще всего именно в таких семьях. Примеры подобной высокой педагогики не были в России правилом, но не являлись и столь уж редким исключением. Дворяне постепенно дорастали до понимания простой истины, заключавшейся в том, что в воспитании детей надо думать не о потребностях современного общества, не о будущем страны, а только и единственно о самом конкретном ребенке, развитии его личности, души. Готовить его нужно не для будущего (тем более не для такого будущего, каким его представляют себе воспитатели), а для него самого. А уж он потом решит, как и чем может оказаться полезным для страны, для мира, для отдельного человека, оказавшегося рядом с ним.

Какой же тип отношений между родителями и детьми господствовал в семье, где довелось родиться нашему герою? В его отце, императоре Николае I, воплотилось российское самодержавие в самом чистом виде и на самом высоком уровне. Николай Павлович чувствовал себя властелином и Богом миллионов людей, что нисколько не сковывало его, не пригибало плеч, наоборот, гордое чувство власти и силы естественно отражалось в облике и существе императора. Он был деспотом из принципа, в соответствии со своим пониманием требований момента, и чья-то независимость от монарха или превосходство над ним воспринимались Николаем Павловичем как оскорбление. Дело здесь не в обычной человеческой мелочности или пошлой зависти, а в попытках сохранить чистоту и недоступность для простых смертных того поста, который занимал император. Может быть, еще и поэтому армия была для Николая I не просто любимым государственным институтом, но эталоном для выстраивания образа жизни всех своих подданных, включая и членов собственной семьи. Объясняя свою симпатию к армейским установлениям, он еще в 1821 году писал: «Здесь порядок, строгая безусловная законность, никакого всезнайства и противоречия, все вытекает одного из другого... никто без законного основания (то есть без команды сверху — Л. Л.) не становится впереди другого, все подчиняются одной справедливой цели, все имеет свое назначение. Я смотрю на человеческую жизнь, только как на службу, так как каждый служит». Честно говоря, взгляд довольно-таки унылый, но что было, то было.