Александр II, или История трех одиночеств - Ляшенко Леонид Михайлович. Страница 65
Между тем польское восстание вызвало самый настоящий дипломатический поход на Россию, грозивший новой войной Европы против нашей страны. Опасность была столь велика, что Александр II взял за правило на всякий случай креститься, подписывая депеши к французскому и английскому дворам. Однако все обошлось. Победа Пруссии над Австрией в 1866 году и создание Северо-Германского союза заставили Петербург признать: «... серьезное и тесное согласие с Пруссией есть наилучшая комбинация, если не единственная». Пожинать плоды такого «согласия» пришлось в 1870 году, когда Франция, явно переоценив свои силы, решила наказать опасного восточного соседа. Уже 1 сентября того же года Наполеон III вместе с армией сдался в плен под Седаном прусским войскам, а вскоре пал и Париж. В Петербурге внимательно следили за развитием событий, и когда один из основных гарантов «крымской системы» был повержен, Россия поняла, что наступил момент для отмены ненавистных статей Парижского договора. Несмотря на возражения ряда министров, опасавшихся резкой реакции западных держав, Горчаков, по согласованию с императором, 19 октября 1870 года направил российским послам циркуляр, в котором говорилось, что Петербург не считает себя более связанным обязательствами, ограничивающими права страны на Черном море. Этот циркуляр вызвал большой шум в европейских столицах, но, как и предсказывал российский канцлер, дело ограничилось «войной на бумаге».
После публикации этого циркуляра на имя Александра II начали поступать приветственные телеграммы и адреса со всех концов России. Особенно широкую поддержку решение правительства вызвало среди населения Новороссии и Бессарабии, которые более других испытывали опасения в связи с незащищенностью южных границ империи. И официальная, и либеральная печать превозносила Горчакова, приписывая именно ему (почему только ему?) важную победу российской дипломатии. Общее настроение, царившее в обществе, лучше других выразил Ф. И. Тютчев, обратившийся к канцлеру с прочувствованными строками:
Вообще-то волна как лобзала прежний берег, так и продолжала его лобзать, и за прошедшие со дня подписания Парижского мирного договора четырнадцать лет иностранные эскадры российских вод не бороздили. Однако отмена этого договора действительно позволила империи возродить свой престиж великой державы и показала тщетность попыток изолировать ее на международной арене. Кроме того, у России вновь появилась возможность проводить активную политику на Ближнем Востоке и на Балканах.
Стараясь сохранить в Европе выгодное ему теперь статус-кво, Петербург внимательно следил за дальнейшим усилением Пруссии и особенно за развитием прусско-австрийских отношений. Известие о поездке австрийского императора Франца Иосифа в Берлин в 1872 году заставило Александра II принять участие во встрече австрийского монарха с кайзером Вильгельмом. Отметим сразу, что, начиная с 1856 года, наш герой восемь раз выезжал за границу для ведения серьезнейших переговоров с императорами Франции, Австро-Венгрии и Пруссии, так что говорить, что он полностью передоверил внешнеполитические дела Горчакову, вряд ли приходится. Прощупав на встрече в Берлине позиции друг друга, главы государств в 1873 году подписали конвенцию, говорившую о том, что в случае угрозы европейскому миру они обязуются выработать общий образ действий и вообще станут отныне «держаться сообща». Так родился пакт, получивший название «Союз трех императоров». Несмотря на пышную вывеску, союз не был прочным изначально, поскольку каждый из его участников продолжал преследовать собственные внешнеполитические цели, а они у каждого из них были слишком разные. Какой уж тут «европейский мир» или соблюдение интересов союзников!
Недолговечность, надуманность этого альянса подчеркнул новый кризис во франко-прусских отношениях в 1874 году. В ходе него Бисмарк попытался заручиться согласием России на окончательный разгром Франции. В благодарность за это прусский канцлер предложил Александру II свое содействие в решении восточного (турецкого) вопроса. Однако российский император заявил, что если Германия вздумает выступить против Франции, она сделает это «на свой страх и риск». Бисмарк намек понял и вынужден был пойти на попятный, уведомив Петербург, что во всем виноваты немецкие генералы, бредящие битвами и «ничего не смыслящие в политике», а он был обязан лишь озвучить их желание и довести его до сведения союзника. На том и порешили.
Мирное решение франко-германского конфликта отнюдь не укрепило «Союза трех императоров». Последовавший вскоре восточный кризис наглядно подчеркнул данное обстоятельство. Однако прежде России пришлось заняться решением вопроса, который до сих пор не являлся центральным в ее внешнеполитической доктрине. Речь идет о ее отношениях с государствами Средней Азии. Они попали в круг ближайших российских интересов в середине XIX века, когда эти, по выражению Горчакова, «полудикие и бродячие» народы начали беспокоить Петербург постоянными набегами на русские территории и обложением данью подвластных России народов (киргизов). Кроме того, Зимний дворец беспокоило военное и политическое проникновение в регион Англии, которая после англо-афганской войны 1838-1842 годов вплотную приблизилась к среднеазиатским землям. К этому времени обычное противостояние России и Великобритании превратилось в решительную неприязнь друг к другу, и, кажется, личные отношения Александра Николаевича и Виктории сыграли здесь не последнюю роль. Во всяком случае от их былого романа юности теперь не осталось и следа.
Неспокойно было и в Лондоне, и в Петербурге. На Даунинг-стрит считали, что если русские дойдут до Мерва, то у них в руках будет ключ от Индии, на Дворцовой же площади заговорили о том, что «война с Англией за Азию неизбежна». Однако начавшиеся в 1853 году бои в Крыму заставили на время забыть о Ташкенте, Хиве и Бухаре. Пытаясь позже обеспечить мирное проникновение в среднеазиатские дела, русское правительство организовало три миссии в Хиву и Кашгар. Они позволили, с одной стороны, лучше понять внутреннее состояние государств Средней Азии, а с другой — воочию убедиться во все возрастающем влиянии здесь Англии.
Новый всплеск общественного внимания к этому региону пришелся на 1860-е годы. Политическое противостояние Англии и России, интересы отечественных предпринимателей, защита своих рубежей заставили правительство Александра II перейти к более решительным действиям на юго-востоке страны. Разраставшиеся или продолжавшие «округлять свои границы» Британская и Российская империи, в конце концов, должны были соприкоснуться и решить вопрос о границах между теми землями, на которые распространялось их влияние.
Летом 1864 года, в результате боев с Кокандом, удалось соединить Оренбургскую и Западносибирскую линии (линия — ряд укреплений, составлявших условную границу государства), и перед Петербургом во весь рост встал вопрос об установлении внятных отношений с государствами Средней Азии. Горчаков вместе с военным министром Д. Милютиным представили Александру Николаевичу резервную программу по среднеазиатской проблеме. В ней, в частности, говорилось: «Нам необходимо установить на вновь приобретенных пространствах прочную, неподвижную границу и придать оной значение настоящего государственного рубежа». Министры предлагали не вмешиваться во внутренние дела ханств, оказывая на них только «нравственное влияние». Трудно сказать, как местные ханы и беки отреагировали бы на исключительно нравственное влияние России, но в ход медленно развивающихся событий вмешался непредсказуемый генерал М. Г. Черняев.