Полет стрелы - Лэки Мерседес. Страница 13

Когда Тэлия, отвечая ему, начала свой куплет, Дирк гадать перестал. Не приходилось сомневаться, кто был ее учителем: в искусных модуляциях небольшого, нежного, с легким придыханием голоса так же явственно чувствовалась рука Джедуса, как и в арфе, что он ей оставил. Но Тэлия вкладывала в пение нечто большее, чем просто ум и голос, нечто, чего не может дать никакой, даже самый лучший учитель. Похоже, им предстоял один из волшебных вечеров.

Дирк целиком отдался пению, не подозревая, что нынче вечером он тоже превзошел самого себя. Зато Крис, аккомпанировавший им, знал это — и жалел, что невозможно сделать так, чтобы мгновение длилось вечно.

Взрыв рукоплесканий, от которых дрогнули стропила, вырвал Дирка и Тэлию из-под действия чар, которыми оплела их музыка. Дирк еще теплее, чем обычно, улыбнулся миниатюрной девушке, полускрытой в его тени, и почувствовал, что она ответила на его улыбку.

— Ну что же, свой фант мы уплатили, — сказал Крис, обрывая просьбы сыграть еще, — теперь очередь других.

— Так нечестно, — пожаловался голос из задних рядов. — Кто может не стушеваться после такого?

Конечно, кто-то смог, — изменив общий настрой, вместо того чтобы все испортить, попытавшись его сохранить. Высокий мосластый парень одолжил у Тэлии свирель и заиграл зажигательную джигу, а двое мужчин и женщина выскочили на середину и пустились в пляс. Их пример, похоже, вдохновил и всех остальных; Тэлия отобрала свою свирель и присоединилась к ансамблю, состоящему из Криса с арфой, еще кого-то с кифарой и Джери с барабаном. Они исполнили ряд очень задорных вальсов из тех, что играют на деревенских праздниках. Поскольку танцы были лихими и исполнялись в быстром темпе, те, кто прежде чувствовал себя достаточно бодрым для пляски, вскоре выдохлись и вновь созрели для того, чтобы слушать.

Те, кто не мог развлекать, вносил «входную плату» едой и напитками: Тэлия заметила множество маленьких бочонков с вином, сидром и элем, выстроившихся вдоль стен вперемешку с корзинами фруктов, колбас и бутербродов. Бесхозные кружки и ничейные чашки всегда скапливались в сарае для сбруи, особенно в жаркие летние месяцы, когда Герольды и студенты частенько нуждались в глотке холодной воды из снабжавшего Спутников питьевой водой источника в дальнем конце Поля. Подручную, посуду наполняли снова и снова и пускали по рукам с веселым презрением к могущим передаться таким образом простуде или хворобам. Подобно Тэлии, многие Герольды принесли с собой подушки; из них, а также седел и сумок устроили уютные ложа, которые можно было занимать единолично или делить с кем-нибудь. Услышав шепот в темных уголках сарая, Тэлия поспешно отвела глаза и заткнула уши, припомнив давешние слова Криса о том, как Герольды «грели друг друга». Время от времени какая-нибудь парочка поднималась и либо уходила в поисках более уединенной обстановки, либо присоединялась к сидящим у очагов. И надо всем царила атмосфера… причастности. Здесь не было ни одного, кого бы не любили и не привечали все остальные. Тэлия впервые присутствовала на сборище своих собратьев при радостных обстоятельствах; постепенно она осознала, что ощущение единства распространяется и за стены сарая, на находящихся на Поле Спутников, и еще дальше — на тех, кто не смог присутствовать здесь этой ночью. Ничего удивительного, что Герольды покинули официальное празднество ради того, чтобы в тесном кругу отпраздновать радостное событие — Избрание Наследницы: здесь они наслаждались ощущением душевного тепла и братства. Его хватило, чтобы Тэлия забыла странную тревогу, которая омрачала ее жизнь последние три недели.

Как только выдалась свободная минута, Тэлия выдернула Скифа из гурьбы однокашников, похоже, захвативших в собственность один из бочонков и поглощенных распитием оного.

— Пошли наверх, на чердак, — сказала она, оглядев предварительно верхотуру и убедившись, что ни одна из парочек не облюбовала ее для себя.

«Чердак» представлял собой всего-навсего узкий балкон, шедший вдоль одной стены и дававший доступ к кладовкам, устроенным в потолочных балках. Тэлия сразу заметила, что Скиф — что было для него очень несвойственно — держался у стенки, когда они поднимались по лестнице, и прижался к бревнам спиной, когда они очутились на самом чердаке.

— Господь и Владычица, как я рад тебя видеть! — воскликнул он, снова, как в начале вечера, облапив Тэлию. — Мы оставили всю поклажу и мулов на Пункте Снабжения; взяли только то, что могли унести Симри и Ахроди в дополнение к нашим собственным тушам. Я соскучился по тебе, сестренка. Письма помогали, но я бы предпочел поговорить с тобой лично, особенно…

Тэлия почувствовала, что он борется с приливом чувства, которое могло быть только страхом.

— Особенно?

— После… того происшествия.

Тэлия придвинулась к нему ближе, накрыла его руки своими. Ей незачем было видеть Скифа, чтобы знать, что он бледен и напряжен так, что на стиснутых кулаках побелели костяшки пальцев.

— Расскажи.

— Я… не могу.

Тэлия опустила щиты: внутри Скиф оказался весь истыкан навязчивыми страхами — боязнью грозы, боязнью попасть в западню, а особенно — страхом падения. Тэлия сомневалась, чтобы в том состоянии, в котором он сейчас находился, он смог выглянуть из окна второго этажа, не делая над собой нечеловеческого усилия. И это парень, который однажды темной ночью провел ее, Тэлию, по узкому карнизу вдоль второго этажа всего дворца!

— Ты что, забыл, кто я? Забыл, кто я такая? Просто начни с начала; рассказывай медленно. Я помогу тебе справиться с этой штукой.

Скиф сглотнул.

— Все… все началось с грозы: она застала нас на тропе в холмах. Холмы, как же! Больше похоже на горы! Боги, какая была темень; а дождь лил такой, что я даже ушей Симри не видел. Дирк ехал первым, за ним мулы, а я замыкающим: предполагалось, что мне отведено самое безопасное место. Мы кое-как нащупывали дорогу; с одной стороны — отвесная скала, с другой — обрыв.

Тэлия погрузилась в полутранс, осторожно входя в сознание Скифа. Рассказывая, тот боролся со страхом и уже проигрывал бой.

— Тропа просто… поехала, прямо под копытами Симри. Мы упали; я не успел даже позвать на помощь.

Тэлия мягко коснулась страха, вобрала его в себя и начала работать над ним. Страх был похож на острый, как нож, кремень, весь из углов и режущих граней. Тихо, как текучая вода, и так же неуклонно, Тэлия принялась обтачивать его, притуплять, приглушать…

— В конце концов мы зацепились за выступ на полпути вниз. Симри была оглушена, а я сломал руку и, думаю, большую часть ребер; я мало что помню. Болело слишком сильно, чтобы думать, а там, где я застрял, по стене, словно водопад, струился поток воды. Ты знаешь, что я не слишком хорошо умею говорить мысленно, да к тому же Дар Дирка — не Мысленная Речь; я не мог взять себя в руки настолько, чтобы позвать на помощь ментально, а крики заглушала гроза.

Скиф трясся, словно тростинка под ударами вьюги; Тэлия обняла его за плечи, давая в дополнение к умственному еще и физическое успокоение.

— Но Дирк нашел тебя, — заметила она.

— Одним Богам ведомо, как: у него не было причин думать, что мы все еще живы. — Теперь, когда Тэлия защитила его от страшных воспоминаний, напряжение быстро покидало Скифа. Щит не мог заставить его все забыть, но мог сделать воспоминания менее реальными, менее навязчивыми. — Он обвязал нас обоих веревками и закрепил там, где мы находились; что-то сделал, чтобы отвести от меня воду, и оставался с нами, цепляясь за стену зубами и ногтями, пока не прошла гроза. Тогда он укутал нас одеялами и отослал Ахроди за подмогой, а сам втащил меня обратно на тропу. Эту часть я вообще не помню; должно быть, вырубился от боли. — Голос Скифа звучал уже не так напряженно.

Страх был почти побежден; настала пора развеять остатки.

— Ты, должно быть, выглядел, как утопшая крыса, — сказала Тэлия с легким смешком. — Я знаю, ты помешан на чистоте, но тебе не кажется, что тут ты слегка переборщил?

Скиф удивленно уставился на нее, потом начал хохотать, как сумасшедший. Наполовину хохот, наполовину слезы: схлынули остатки напряжения. Истерика — да, но истерика, в которой Скиф давно нуждался.