Роза огня - Лэки Мерседес. Страница 12
Конечно же! Совершенно очевидное объяснение! Розе приходилось слышать, что именно так обслуживают гостей в богатых домах. «Даже кого-то, кто немногим выше обычной служанки?» Роза отогнала беспокойную мысль и повернулась к стоящему у окна столику. Портьеры были раздвинуты, открывая вид на лужайку, обрамленную густыми деревьями. За деревьями, показалось Розе, шумел океан, хоть сам берег не был виден. Не стоит ли дом на прибрежных утесах?
На столике Розу снова ждал поднос под серебряной крышкой, но на этот раз он был почти такого же размера, как сам столик. Когда Роза подняла крышку, под ней оказался завтрак, горячий и свежий, как будто только что доставленный с кухни. От кофейника исходил божественный аромат свежего кофе; два яйца были сварены как раз в меру, золотистый тост сочился маслом, а ветчина была нежной и розовой. На другой тарелке лежал кусок яблочного пирога с корицей и мускатным орехом, а рядом стоял крошечный молочник со сливками. Все это было так непохоже на жалкую овсянку и черствый хлеб, которые подавали на завтрак в пансионе, что Роза чуть не расплакалась. К кофейной чашке был прислонен конверт — такой же, как тот, в котором было письмо Камерона профессору Каткарту.
Прежде чем приступить к великолепному завтраку, Роза вынула записку из конверта, хоть в животе у нее бурчало от голода. Почерк был тот же самый и чернила те же — странного серого оттенка.
«Дорогая мисс Хокинс, — прочла Роза. — Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы слуги забрали вашу одежду и выстирали и выгладили ее».
Ну вот! Именно так, как она и думала!
«Надеюсь, вы воспользуетесь одеждой, которую я для вас заказал, и, если она вам понравится, будете носить ее и впредь».
Вспомнив, с какой завистью она смотрела на шелковые наряды в гардеробе, сравнив то, что было надето на ней сейчас, с собственными вещами, представив себе, что еще может ожидать ее в шкафах и комодах, Роза почувствовала, что вполне обойдется без юбок и блузок от Сирса, Роубака и компании.
«Прошу вас, завтракайте не торопясь. Я свяжусь с вами, когда вы устроитесь».
И подпись — «Ясон Камерон» — такая же, как на письме.
Часть рассудка Розы немедленно наполнилась подозрениями. Другая часть нашла все происходящее вполне естественным. В конце концов, почему бы хозяину не обходиться с ней уважительно и заботливо? Она ведь и в самом деле обладает уникальными знаниями и умениями. А Ясон Камерон, несомненно, человек чрезвычайно богатый, для него подобные траты — мелочь.
Роза села к столу, взяла нож и вилку и обнаружила, что ветчина настолько нежна, что ее почти не нужно резать.
«Представь себе хотя бы лифт! — говорила она подозрительной части своего рассудка, наслаждаясь завтраком. — Подобное удобство не мог бы позволить себе даже и самый дорогой отель! У этого человека в собственности частная железнодорожная ветка, а свой поезд он посылает, чтобы встретить кого-то, как другой человек послал бы коляску. Он просто ведет себя как джентльмен; знает, каково мне пришлось в дороге, и дает время освоиться».
Что же касается платьев и всего остального… Будь она на месте Ясона Камерона, ей определенно не захотелось бы, чтобы по роскошному дому разгуливала гувернантка, выглядящая… выглядящая оборванкой.
«Покупают же богатые люди картины, чтобы украсить свой дом! Так почему бы не купить своим служащим подходящую одежду? Не принято, чтобы гувернантка носила униформу, как горничная или другие слуги».
Поль Дюмон, например, был одет не менее элегантно, чем любой известный Розе джентльмен. Может быть, его костюм — тоже результат щедрости их общего нанимателя?
Эти рассуждения немного успокоили подозрения, хоть сдалась она и не без ворчания. Роза закончила завтрак и вернулась в спальню, намереваясь выяснить, какие наслаждения сулит ей содержимое гардеробов.
Вскоре она обнаружила, что к выбору того, что лежало в ящиках и висело в шкафах, определенно приложила руку женщина: здесь было абсолютно все необходимое, от самых деликатных предметов нижнего белья до платьев, юбок и блузок, которые словно кричали: «Импортное! Французского производства!» Даже самая подозрительная женщина при виде таких сокровищ временно забыла бы о здравом смысле, и Роза не составила исключения.
Выбор был так велик, что она с трудом остановилась наконец на белье, отделанном настоящими брюссельскими кружевами, и шелковых чулках. Для первой встречи со своим нанимателем Роза решила надеть юбку из мягчайшей шерсти глубокого сапфирово-синего цвета и бледно-голубую шелковую блузку с жабо, отделанную такими же бледно-голубыми кружевами на воротнике и манжетах. В шкафу оказались даже туфли и ботинки — в точности ее размера, и Роза не колеблясь выбрала пару лайковых полуботинок, подходящих к юбке.
Девушка унесла свою добычу в ванную комнату и провела незабываемый час, приводя себя в порядок. Закончив, она осмотрела себя в зеркале и осталась более чем довольна результатом.
Что было не менее важно, Роза не испытывала теперь застенчивости перед встречей с Камероном. Одежда была своего рода доспехами, и раньше ее доспехи были жалкими, латаными, опасно тонкими. Красивая одежда была в определенном смысле невидимой; люди замечали, только если человек одет бедно или неряшливо, и вели себя соответственно. Теперь же Роза была готова встретиться с кем угодно, чувствуя уверенность, что судить ее будут по ее истинным заслугам, а не по одежде. Уверенность в себе крепла с каждой секундой. Вот теперь Роза была самой собой, теперь она была Розалиндой Хокинс, ученой-лингвисткой, работающей над диссертацией, равной любому гражданину Америки, даже Ясону Камерону! В конце концов, она обладала чем-то, нужным ему, и это делало ее продавцом, а его — покупателем.
Роза вышла из ванной. Неслышные и невидимые слуги снова побывали здесь, Постель была застлана, разбросанная одежда убрана, ночная рубашка и халат исчезли.
«Как, интересно, им это удается? — гадала Роза со смешанным чувством восхищения и раздражения. — Уж не отразился ли на моем слухе постоянный грохот локомотива?»
Она вышла в гостиную — остатки завтрака со стола исчезли тоже. Однако появилось и кое-что новое: на письменном столе возвышалась стопка книг, лампа для чтения была зажжена, рядом с книгами находилась переговорная трубка. Поверх книг лежал еще один конверт.
Что-то во всем этом было такое, от чего по спине Розы пробежал озноб, хотя она и не могла понять, чем он вызван. Она подошла к столу и взяла письмо. Когда она разворачивала лист бумаги, руки ее дрожали.
«Дорогая мисс Хокинс, — прочла она. — Теперь я должен сделать признание: вас заманили сюда обманом».
Роза чуть не выронила записку, но что-то заставило ее читать дальше.
«В этом доме нет детей — я никогда не был женат. Однако мне действительно нужны услуги компетентного ученого — именно те, которые я перечислил в письме вашему учителю, профессору Каткарту. Я — инвалид; из-за несчастного случая я не могу сам читать книги, нужные для моих изысканий. К тому же я недостаточно знаком со средневековым немецким и гэльским языками. Мне нужна ваша помощь — и как чтицы, и как переводчицы».
Роза вытаращила глаза на записку, ее рот открылся от совсем не подобающего леди изумления. Из всех возможностей эта никогда не приходила ей на ум.
«Ваше жалованье останется прежним; работать, возможно, придется дольше и часто по ночам, потому что именно ночью я нуждаюсь в отвлечении от мучительной боли. Боюсь, вы не сможете посещать Сан-Франциско так часто, как вы, возможно, хотели бы, — но только потому, что на дорогу уходит три часа и вам пришлось бы там ночевать. В настоящий момент моя потребность в ваших услугах такова, что это было бы нежелательно, однако через месяц или два я непременно организую для вас поездку в город. В компенсацию такого ограничения вашей свободы я предлагаю вам пользоваться моим городским домом, а также ложей в Опере или Тиволи — в зависимости от того, какой спектакль покажется вам более достойным».