Наваждение - Лэм Шарлотта. Страница 16

Это было очень старое сооружение, потемневшее сейчас от дождя и мерцавшее свинцово-синим блеском в неярком солнечном свете. Элизабет медленно направилась к ней и застыла, увидев хлопавшую на ветру дверь.

Жил ли здесь кто-нибудь? Дэмиан мало что рассказывал о себе, о своей семье, он тщательно избегал расспросов Элизабет. Ей и в голову не приходило, что его крепость могла отойти кому-нибудь по наследству. Все, что он имел, насколько она знала, была эта самая крепость, в которой он жил, и его картины. Если какие-либо из его работ не были проданы после его смерти, они имеют большую ценность.

Она стояла, глядя в открытую дверь и пытаясь заметить какие-либо признаки жизни. Но оттуда не доносилось ни звука. Помедлив немного, она подошла с опаской к двери.

— Здесь есть кто-нибудь? — позвала она, и звук ее голоса разнесся под сводами винтовой лестницы, ведущей в комнаты на втором этаже, который Дэмиан оборудовал себе под жилье.

Первый же этаж он использовал как склад. Крепость была построена столетия назад, сначала здесь была мельница, затем хранились снасти, когда в реке было много рыбы и местные жители занимались рыболовством; а в восемнадцатом веке здесь помещался оружейный склад, который однажды ночью взорвался, пробив огромную брешь в стене. Дэмиан использовал крепость как дом и студию, увеличив окна, чтобы было больше света.

Никто не ответил ей. Она позвала опять — на этот раз по-французски, — и вновь молчание было ей ответом. Постояв немного, она нерешительно вошла внутрь и тихонько поднялась по лестнице. Она не могла не поддаться искушению вновь увидеть дом Дэмиана.

Воздух был сырым, каменные стены, долго не просыхающие после дождя, были скользкими на ощупь. Старая веревка, продетая в крюки в стене, служила вместо перил винтовой лестницы. Ее шаги звучали непривычно громко в этой тишине. Дверь наверху тоже была открыта.

— Эй, здесь есть кто-нибудь? — крикнула Элизабет, и ее голос гулко разнесся по помещению, как это бывает в пустых домах, где уже долго никто не живет.

Она распахнула дверь пошире, та скрипнула, и Элизабет подпрыгнула от неожиданности. Что-то шевельнулось в углу, и крик замер у нее в горле. Широко раскрыв от страха глаза, она заметила быстро промелькнувший тонкий хвост и облегченно вздохнула. Всего лишь крыса! Дэмиан часто жаловался на их соседство. Они набегали с речного берега и уничтожали его хлеб. Он ставил крысоловки, но никогда не пользовался крысиным ядом, чтобы не отравить случайно какую-нибудь кошку с близлежащих ферм, ведь он так любил эти грациозные создания и часто рисовал их в минуты отдыха.

Она оглядела комнату. Здесь вес было до боли знакомо. Все осталось по-прежнему, таким, каким она помнила. Круглая комната с окнами по всему периметру была увешана рисунками, акварелями и картинами, написанными маслом, — работами Дэмиана и его друзей. Деревянный пол от времени потемнел и стал почти черным. Вдоль стен стояли старые стулья с винно-красной плюшевой обивкой, заваленный бумагами стол, маленькая кушетка, рядом с которой приютился низенький столик со стоящей на нем лампой с зеленым шелковым абажуром. Дэмиан не любил роскошь. Он покупал старую мебель и с любовью воскрешал ее к жизни — у него были золотые руки.

Элизабет обошла комнату, глядя на все как-то отстранение. Окружающие ее вещи принадлежали когда-то любимому ею человеку; он жил с ними, прикасался к ним, наполняя своим светом, теперь же они были пусты и холодны, как выброшенные на берег ракушки.

Среди бумаг на столе она заметила раскрытый альбом. Бросив мимолетный взгляд на рисунок, она застыла от изумления, узнав себя.

Дрожащими руками она взяла альбом. Дэмиан нарисовал ее выходящей из воды, нагой, с длинными распущенными волосами, упавшими на лицо и плечи, с поднятыми вверх руками, еще мгновение, и она откинет назад мокрые пряди. Элизабет почувствовала, как у нее пересохло в горле. Она потрясение разглядывала скупые точные линии, обрисовывающие ее приподнятые груди и изгибы бедер.

Когда он нарисовал это?

Ее взгляд скользнул по другим рисункам, на них тоже была она: в джинсах и майке, идущая со спутанными ветром волосами, оглядывающаяся через плечо на зрителя широко раскрытыми глазами.

Закусив до боли губу, она пыталась сдержать подступившие слезы — так велико было охватившее ее горе. Эти рисунки были сделаны как будто вчера, но рука, набросавшая их с таким мастерством, уже никогда больше ничего не напишет.

Чтобы прийти в себя, она, прикрыв глаза, прислонилась к холодной каменной стене. Немного успокоившись, она положила блокнот на стол и хотела было уже уйти, как вдруг неожиданно эти рисунки показались ей странными. Она снова взяла в руки блокнот, изучая наброски, еще не совсем уверенная, что все это ей не мерещится.

Она не сразу поняла, почему эти рисунки показались ей странными, ее взгляд медленно скользил от одного к другому.

Волосы! На одном рисунке они развевались вокруг лица, их концов не было видно, однозначно они были ниже плеч. На другом они спускались по плечам, обрамляя ее лицо.

Они были слишком длинными, такими, как сейчас, она не подстригала их с тех пор, как уехала в Нью-Йорк. Как мог Дэмиан нарисовать ее с такой прической еще два года назад, когда ее волосы были гораздо короче?

Чувствуя, что холодеет, она вновь взглянула на рисунок, изображавший ее выходящей из воды. Волосы на этом рисунке тоже были длинными.

Она полистала альбом, ища себя на других рисунках, но это были либо пейзажные зарисовки, либо портреты животных.

Она снова и снова смотрела на рисунки, внимательно изучая их стиль, сравнивая его с манерой, в которой работал Дэмиан последнее время. Она не увидела существенных различий — все они были выполнены смелыми скупыми линиями, точно передающими характер и настроение.

Она не была экспертом, но ей часами приходилось наблюдать за работой Дэмиана, и она была абсолютно уверена, что эти рисунки принадлежат ему — если только какой-то художник мастерски не скопировал его стиль.

Но кому понадобилось делать это? Положив альбом на прежнее место, она в раздумье ходила по комнате.

Полотна Дэмиана стоили сейчас, конечно, немало, и, если кто-то работал под него, он мог поиметь на этом кучу денег. Но почему бы с таким талантом ему не работать под более известных, чем Дэмиан, художников?

Она вернулась к столу, схватила альбом и с горящим лицом снова нашла тот самый рисунок, который привлек ее внимание. Если это работа не Дэмиана, то чья? Кто видел, как она купалась в то утро?

Неожиданный шум за спиной заставил ее резко обернуться. Она вздрогнула от неожиданности и уронила альбом на пол.

Глядя на нее полными ненависти глазами, в дверях стоял Ив де Лаваль.

— Что вы тут делаете? Или у вас уже вошло в привычку нарушать границы частных владений? — воскликнул он в негодовании.

Элизабет была слишком потрясена, чтобы сразу найти, что ему ответить. Сердце готово было выскочить из груди. Наконец она пробормотала:

— Разве эта крепость ваша собственность? — У нее мелькнула мысль, что он вполне мог купить ее после смерти Дэмиана.

— Во всяком случае, не ваша, — резко бросил он, — и вы не имеете права находиться здесь.

— Дверь была открыта, и я подумала…

— Что? — спросил он, неторопливо проходя в комнату.

Он внушал Элизабет страх: ей казалось, что он похож на дикого кота, с мягкой грацией подкрадывающегося к своей жертве, — в его движениях таилась скрытая угроза, а глаза горели опасным блеском. Она ничего не ответила, он вновь повторил вопрос:

— Так что же вы подумали? Не ошибка ли это? Вдруг Дэмиан жив и еще совсем недавно работал в этой студии!

Побелев, она молча смотрела на него.

— Я часто приходил сюда и был уверен, что найду его здесь, — сказал он. В его голосе не было сочувствия, его слова больно кололи, глаза уничтожающе сверлили. — Каждый раз, когда я нахожусь здесь, у меня возникает ощущение, что это место навсегда связано с ним. — Он стоял теперь вплотную к ней, их тела почти соприкасались. Он взглянул на нее сверху вниз. Его губы были презрительно сжаты. — И ему бы не понравилось, что вы хозяйничаете в его доме. — Ив вел себя слишком вызывающе, и Элизабет неожиданно разозлилась.