Сулейман. Султан Востока - Лэмб Гарольд. Страница 79

В отношении силы воздействия шариатских законов мнения современных ученых разделились. Религиозное рвение довольно длительное время служило стимулом прогресса турок. Но на определенной стадии оно стало играть деструктивную роль. Не изменяясь в мире перемен, оно вызывало чувство фатализма, нежелание усваивать новые знания, что располагало турок к ностальгии и медлительности — полная противоположность динамичным деятелям эпохи Сулеймана. Симптоматично, что наиболее радикальной из реформ Ататюрка, проводившихся через четыре столетия после Сулеймана, было упразднение отжившей религиозной догматики. В последнем, правда, великий реформатор не слишком преуспел.

В отсутствие железного контроля со стороны Сулеймана и Соколли доходы от торговли потекли в руки алчных чиновников. Возросли налоги, пошлины взимались с любой коммерческой сделки. Этому проложили путь как Ибрагим, так и Рустам. Ко времени Ноллеса доходы империи выросли до цифры более чем в восемь миллионов дукатов ежегодно. Ко времени Рюкота они достигли одиннадцати миллионов дукатов. В период столетнего правления фавориток знати распродавались ленные владения, обесценивались деньги.

Верфи стали выгодным местом службы привилегированных лиц и источником нетрудовых доходов. С тех пор как капутан-паша выудил из казны огромные средства на строительство и оснащение флота, его пост стал источником обогащения. Корабли, экипажи которых состояли на жалованье и довольствии, редко выходили в море. (В эпоху морских завоевательных походов под командованием Барбароссы, Драгута и Пьяли флот окупал себя.) После хаоса 1640 года число капитанов галер, состоявших на жалованье, достигло четырехсот шестидесяти. Но из них не более ста пятидесяти человек выходили в море, огибая дворцовый мыс.

Позднее команды кораблей стали формироваться из дисциплинированных янычар, которые недолюбливали морскую службу.

«Они укомплектовывают экипажи кораблей в основном солдатами и даже янычарами, — пишет Тевоно, — но парни, которых не вдохновляет расставание с берегом, уходят в море против своей воли. И если у них появляется возможность откупиться, то они это делают. Тех, кто отбывает сезон судоходства на кораблях, называют сафарли, то есть путешественниками. Три дня перед отходом кораблей они слоняются по улицам с тесаками в руках, выбивая асперы из повстречавшихся на пути христиан и евреев, а иногда и турок».

Факты продажности чиновников верфей обнаружил Рюкот: «Из-за большой себестоимости строительство галер и судов — что не учел первый состав этого правительства — опустошилась казна империи. Из-за хищений чиновников и бездарного руководства верфи были сданы в аренду на три года вперед. Лишь благодаря мудрости знаменитого визиря Купрюлу все было выкуплено и восстановлено».

Достопочтенный британский консул неосознанно коснулся еще одного источника утечки доходов империи, отметив, что его соотечественникам «следует считать благодатью то, что мы почувствовали пользу и преимущество свободной торговли и дружеских связей с турками.., это началось во время правления благословенной памяти королевы Елизаветы.., и, будучи усовершенствованным под блестящим руководством той самой уважаемой купеческой компании Леванта, принесло Британскому королевству большую выгоду, а также благодеяния многим тысячам англичан. Благодаря свободной торговле его величество получает большие доходы от пошлин без всяких затрат».

Существует популярное и, очевидно, устойчивое мнение, что османские турки в зените своего могущества забавлялись женщинами чуть ли не со всего Ближнего Востока, что эти женщины, переполнявшие гаремы, служившие танцовщицами и одалисками, тоже способствовали краху империи. Это одна из новейших легенд, по крайней мере относительно эпохи Сулеймана, безраздельно захватила воображение Запада.

Правившие империей султаны в некотором роде действительно скрещивались с особями разных национальностей, и результаты этого легко прослеживаются. Сулейман не был исключением. Но важно понять и то, что простые турки вовсе не следовали примеру своих султанов. В среде начиная с командиров янычар и тымариотов, вплоть до обычных крестьян интернациональные брачные отношения не были распространены. Другие малые народы Турции также придерживались в основном браков между соплеменниками.

Позорная работорговля была главным образом средством наживы на пленных. Более состоятельные османские турки — весьма немногочисленные во время Сулеймана — использовали рабов и рабынь только в домашнем хозяйстве. Шариатский закон устанавливал пристойные отношения между хозяевами и рабами, в отличие от Европы.

В то время большим гаремом располагал любвеобильный Аяс-паша. Барбаросса тоже брал в жены женщин в каждом порту. Но руководители государства, такие, как Ибрагим, Рустам, Соколли, Пьяли и другие, взяв себе в жены женщину из семьи султана, были вынуждены оставаться моногамными.

В целом турецкие государственные деятели, от Сулеймана и ниже, были менее подвержены влиянию интернациональных браков, чем европейские королевские дворы того времени. (Особенно отличались в манипуляциях брачными связями Габсбурги. Филипп брал себе в супруги по очереди португалку, англичанку, француженку и австрийку. Если было на кого накинуть мантию Синей Бороды, то больше всего для этого подходили крепкие плечи Генриха Тюдора).

Как военный деятель Сулейман оставляет парадоксальное впечатление. Традиция требовала от него играть роль командующего непобедимой армии, совершающей завоевательные походы в «зону войны». Что он делал на самом деле, составляет самую сокровенную сторону его жизни.

Во время правления Сулеймана и особенно после его смерти произошло резкое падение боеспособности кавалерии феодальных рекрутов. Трудно сказать, была ли в этом вина Сулеймана.

С другой стороны, он увеличил регулярную армию, численность янычар и сипахи. Ко времени его смерти жалованье из государственной казны получали 48 316 солдат, причем это жалованье было удвоено, после того как Сулеймана опоясали мечом Османа.

Сулейман преобразил корпус янычар, имевших до него монашеский и нищенский вид. Ослабил для них ограничения, разрешив им браки, позволив рекрутировать в корпус турок. Вероятно, эти элитные войска в любом случае не могли не деградировать со временем.

Что касается личных заслуг султана в военной сфере, то, как ни парадоксально, они состоят в том, что он не давал совершить армии. Начиная с Родоса и кончая Мальтой, в течение сорока четырех лет Сулейман не разрешал аскерам предпринимать карательные операции. Удерживал их от неоправданных реквизиций зерна у земледельцев стран, где велись военные действия.

Вскоре после смерти Сулеймана его сын Селим II повелел начать строительство Волго-Донского канала в степи, от чего отказался покойный султан. Хотя турецкие корабли, войдя в реку Дон, оставили необходимые материалы для строительства, экспедиция в степь завершилась безрезультатно из-за козней крымских татар.

Мурад, внук Сулеймана, ввязался в большую войну с Персией, которой его дед стремился избежать. Война длилась двенадцать лет, получив название «долгой войны», и не принесла обеим империям ничего, кроме истощения.

В 1683 году амбициозный визирь Кара Мустафа предпринял последнюю осаду Вены, от которой воздерживался Сулейман. Провал осады ознаменовал ослабление османской военной мощи в условиях, когда совершенствовалось вооружение, возрастал боевой дух и повышалось искусство фортификационных работ европейцев. Полководцем, который привел армию спасения Вены, был поляк, Ян Собецки. Сулейман заботился о поддержании дружественных отношений с Польшей.

В вопросах престижа Сулейман был бескомпромиссен. Престиж боевого искусства Османов держался высоко, пока не была предпринята реальная осада Вены.

В непосредственном военном руководстве Сулейман добился двух замечательных достижений. Дважды в условиях приближавшейся зимы, находясь на значительном расстоянии от Турции, он выводил армию из враждебных горных мест. Султан благополучно довел ее из Вены в Константинополь, из Тебриза — в Багдад. Для Наполеона в Москве подобная операция оказалась непосильной — во всяком случае, он покинул армию во время отступления.